Апофеоз (СИ) - Рудазов Александр - Страница 12

И вот чем все закончилось. Одиннадцать лет он уже сидит за решеткой и смотрит, как рушится Парифатская республика.

Отсюда это не очень заметно. Столицу отстроили давным-давно. В конце концов, это всего лишь здания. Но вот общество... общество за десять лет так и не оправилось. Война унесла миллионы жизней, включая множество ведущих волшебников. Республика сотрясается в череде бесконечных кризисов. Она уже далеко не едина – провинции все чаще заговаривают об отделении, сепаратизм все усиливается, правительство не умеет совладать с беспорядками.

Парифат на грани распада. Возвращения к былой россыпи мелких вольниц, крошечных княжеств и королевств. Бесконечной грызне. Череде междоусобиц. К тому, с чем с таким трудом было покончено.

А Бриар Всемогущий здесь, в камере. О нем словно все позабыли.

Былые заслуги? Кому они теперь интересны? Настоящее важнее прошлого. А в настоящем он – всего лишь узник. Дезертир. Предатель интересов республики, которого все ненавидят.

Но будущее важнее настоящего. Все еще может снова измениться. Бриару двести шестьдесят лет, но для мага его силы это ничто. Даже в корониевой камере, без чародейной подпитки он проживет еще минимум век.

Более чем достаточно, чтобы закончить главный труд жизни.

Вот уже одиннадцатый год Бриар писал книгу. Одну и ту же, все заново и заново. Рвал листы и кидал их в камин – тот горел круглый год, хотя Парифаген расположен на экваторе.

Идея этой книги появилась у Бриара незадолго до войны. Поначалу он даже посчитал идею глупой – настолько вразрез она шла с тем, чему учили Бриара всю жизнь. Ему долго не верилось, что в его рассуждениях нет ошибок.

Но их, кажется, действительно нет.

Магия проста. Многие этого не понимают, но магия очень проста. На протяжении всей своей истории волшебники искусственно ее усложняли и запутывали, чтобы добиваться лучших результатов, но это не более чем сложные и запутанные костыли.

Они действуют, эти костыли. Они работают. Но все то же самое можно делать и очень-очень просто. Одним волевым усилием. Прямым контролем маны.

На самом деле больше ничего и не нужно.

Но чтобы прийти к этой простоте, вначале нужно освоить магию сложную. Парадокс, но чем она сложнее, тем легче большинство чародеев ею овладевают. Длинные зубодробительные заклинания. Календарно зависимые ритуалы со множеством переменных. Многосоставные эликсиры из редчайших ингредиентов. Артефакты, которые куются годами.

Все это сложно – но легче для восприятия. Слишком уж слабо духовное начало в смертном существе. Чтобы его расшевелить, чтобы взрастить в индивиде искру волшебника, приходится прибегать к поистине нелепым психологическим ухищрениям.

А то, что все это просто костыли и декорации, что на самом деле ничего этого не нужно... к этому приходят немногие.

Бриар изучил эти костыли и декорации, как никто. Не ради пустой почести его титуловали Всемогущим. Он и в самом деле аномально могущественный волшебник. Он владеет невероятным количеством заклинаний, ему подвластно огромное множество родов магии. Он умеет применять даже чары Света и Тьмы – причем одновременно.

До Бриара считалось, что подобное невозможно.

И последние одиннадцать лет он пытался сформулировать заветную мечту чародеев – универсальное заклинание. Искал способ свести всю магию к нескольким словам, а в идеале – к одному слову. Такому слову, которое будет действовать в любых устах, у любого человека.

У него получалось это частично. Идея ускользала. Вертелась совсем рядом, давала увидеть то хвостик, то лапку... но целиком не показывалась. Бриар исписывал все новые листы – благо в бумаге его не ограничивали.

Экспериментировать с волшебством в корониевой камере – паргоронский труд. Даже Бриар не мог здесь колдовать. Чакры отказывались обрабатывать ману. Пшикали, как пустые гориски.

Но в том-то и дело, что идея, которую он пытался поймать, обещала решить эту проблему.

На первый взгляд казалось, что Бриар создает обычные волшебные свитки. Самое простое дело, даже рядовые волшебники без труда их производят. Начертать заклинание, влить мановый заряд. Элементарно. Первый свой свиток Бриар сотворил двенадцати лет от роду. Его всегда интересовала эта методика.

Но свитки – одноразовые. Они одноразовы по определению. Их нельзя даже перезарядить – мана пропитывает сам материал, содержится в бумаге или чернилах. Истраченный свиток либо рассыпается, либо становится чистым – зависит от методики.

Артефакты – дело другое. Они многоразовые. Гораздо сложнее свитков, зато многоразовые. Однако мана им все равно нужна, без нее никуда. Если артефакт получает ману от владельца, в корониевой камере он точно так же бесполезен. А если тратит собственный запас, тот рано или поздно закончится.

Но что если найти... альтернативу?

Здесь и сейчас, на одиннадцатый год заключения, Бриар Всемогущий наконец отыскал решение. Пока еще это не универсальное заклинание, далеко нет. Но это первый шаг к нему.

Вечный волшебный свиток. Неограниченный. Действующий в любых руках.

Невозможно?.. О, Бриар уже не раз делал то, что считалось до него невозможным.

Причем он сотворил этот свиток в корониевой камере. Неспособный колдовать.

И в том-то и дело, что он не колдовал. Не применял активную ману. Не выпускал из себя заклинаний.

Вместо этого он заклинание... оживил. Аномально могущественный волшебник, он сумел сконцентрировать магический импульс в конкретном участке астрального тела – и отделил этот участок. Перенес его на лист бумаги – и позволил жить собственной жизнью.

Одушевление – самый простой процесс на свете. Бесхозные искры сознания носятся повсюду мириадами. Какая-нибудь крохотная паучиха откладывает тысячу яиц – и в них возникает тысяча душ.

Маги тоже знают в этом толк. Бриар мог одушевить что угодно. Вдохнуть жизнь в хладный труп – и обменяться словами с мертвецом. Вдохнуть жизнь в бесформенную стихию – и узреть бушующего элементаля. Вдохнуть жизнь в предмет обихода – и получить верного прислужника-объекталя. Вдохнуть жизнь в артефактное изделие – и создать мыслящего голема.

Но сейчас Бриар одушевлял... заклинание. Не просто вливал ману, а даровал ему душу. Не бумаге, не чернилам, а самой сути чародейства – пусть и воплощенной в материальном виде.

Теперь это не просто заклинание, а самостоятельная личность. Носитель бессмертного сознания и источник маны. Оно живет и существует только для выполнения конкретной задачи – но эту задачу оно выполнит, игнорируя короний.

Ведь у заклинания нет духовных линий. И нет чакр. Оно само по себе как чистая чакра – только рассредоточенная. И если воззвать к ней, если произнести нужные слова...

- Маракурита орхара баста! – произнес Бриар, поднявшись со стула. – Иневорк! Сото риаро, армеда хили!

И... ничего не произошло. Ничего не случилось. Листок по-прежнему лежал на столе, Бриар по-прежнему стоял посреди камеры.

- Чего-то не хватает, - задумчиво сказал он.

Странно. Конечно, неудачных попыток было уже бессчетно, но он был уверен, что в этот раз все рассчитал верно. Видеть рисунок ауры короний не мешает – и Бриар видел безупречную законченную решетку. Прекрасный гармоничный узор элементарного заклинания Побега.

Но оно почему-то не срабатывает. Быть может, короний его все-таки ограничивает? В теории он мешать не должен, но практика часто расходится с теорией. Бриар мог чего-то не учесть, упустить из виду какую-нибудь мелочь.

Он еще раз повторил звуковую комбинацию. Нет, оговорки нигде не было, все произнесено правильно. Абсолютная точность не требуется – живое заклинание не разумно в привычном понимании этого слова, но достаточно сообразительно. Если не слишком коверкать слова, оно поймет сигнал.

Еще часов шесть Бриар просидел за столом, проверяя все по новой. Пищеграмма дважды вспыхивала, выдав сначала завтрак, а затем обед, но узник даже не смотрел в ту сторону. Ему не хотелось ни есть, ни пить.