Тень Скорпиона - Плахотин Александр - Страница 2

Деревенские заприметили сразу, как изменилась их первая красавица.

Полный брезгливости властный взгляд. Походка, жесты, речь — все говорило о том, что на родину вернулась едва не сама королевна. Но первое, что сразу бросилось всем в глаза, — это обруч, придерживающий на голове богатый покров, как то водится у жителей дальнего жаркого Юга. Настороженно восприняли эту пустяковину старухи: «Не к добру это… Не по-нашему…»

Уже потом ребятня, возвращавшаяся поздним вечером из грибного похода, увидела Мийяру, нагой купающуюся в Вире. На голове у женщины не было ни одного волоска.

Дакки, деревенская знахарка, объясняла досужим бабам, что это результат перенесенного недуга. «Не иначе как от потешной болезни, — хихикала Дакки, — а может, и от мора, что в позапрошлом годе был».

Так или иначе люди сторонились ее. Деревенские пацаны пару раз поколачивали Локо и Инвара, сыновей Мийяры. И, как часто бывает, однажды крестьяне попытались вызвать возвращенку на откровенный разговор. «А как же! В поле не работает, хозяйство не ведет, дома сидит и с голоду не пухнет! Непонятно это, а значимо, нехорошо».

Но с чем пришли соседи, с тем и ушли.

Прошел год. Неожиданно для всех Инвар, младший сын Мийяры, сдружился с дочерью старосты хохотушкой Ули. Дело кончилось тем, что староста не вытерпел, глядючи на это, и, не тратя времени на пустые разговоры, избил паренька.

Домой Инвар смог добраться только под утро. Мийяра со старшим Локо сразу же явилась к обидчику для разъяснений.

Лантан, так звали старосту, жил вдовцом, имел большой добротный дом и десяток расторопных работников, следящих за крепким хозяйством. Встретив рассерженную мать, повинился он за свою несдержанность и зазвал в дом обсудить, насколько велика обида.

По молодости староста, будучи первым женихом, не раз был отвергнут капризной красавицей.

В тот день привязанная вожжами к столу для рубки мяса Мийяра не смогла отвергнуть бывшего ухажера…

В присутствии ее сына всем двором сильничали ее до самого рассвета…

А через неделю, когда заплаканная Ули с доверенными людишками уехала к тетке, сгорел дом старшины.

Разом вспыхнул он средь бела дня на глазах у доброй половины деревни. В огне сгорел живьем Лантан и кое-кто из дворовых.

«Покарал мужика Господь. Хороший был человек. Ну да хоть погулял напослед».

Но уже вскоре порешили селяне, что не гнев Божий убил старосту. Кто заметил первым, уже никто и не помнил, но начал у Мийяры расти горб.

Дакки на вечерних посиделках доказывала товаркам: «Нечисть она. На спине ее — это ж знак Отродья. Ибо те, кто заключает с ним договор, кто берется колдовать от имени Нечистого, печать его носят».

Призадумавшись, крестьянки начали вспоминать, что еще до того, как Мийяру забрал вельможа, было в ней что-то этакое… Вспомнилось, как угадала она неурожай, а однажды предсказала надвигающуюся зимнюю бурю, что унесла несколько жизней. Да и прабабка Мийяры в свое время подшептывала наговоры и слыла сильной знахаркой.

«Верно, от бабки, упокой ее душу, — шепелявила Дакки, — и перешел к девке дар».

Рассудив между собой, бабы с мужиками в который раз пришли к дому Мийяры предложить ей уехать по-хорошему.

Крестясь, отступили люди при виде былой красавицы, поразившись, как постарела она всего за несколько дней.

Как ни странно, горбунья согласилась сразу, попросив только выстроить ей в соседнем лесу хоть какой-нибудь домишко, чтобы жить там. Почесав затылки, селяне согласились.

Прошла еще пара лет, и в лесной дом втайне друг от друга стали наведываться деревенские девки и бабы…

— Ну, принесла, что ли? — Ведьма вышла навстречу молодой крестьянке. Та робко протянула навстречу кулечек, не смея поднять глаза.

— Да не бойся, дурочка, — беззлобно усмехнулась Мийяра, разворачивая тряпицу, — все ли здесь?

— Все, как велено было. И волос его, и нитка с рубахи, и еще что нужно…

— Вижу, вижу. — Ведунья прошаркала к грубо сколоченному столу, аккуратно выложив принесенное на широкую глиняную мису. — Ну-ка, поди сюда, — поманила она гостью.

Холостячка осторожно приблизилась к столу и даже не успела сообразить, что к чему, когда ведьма, ловко подхватив ее руку, легонько полоснула маленьким ножом по ребру тонкой ладони. Черные тягучие капли одна за другой бесшумно упали на блюдо рядом с принесенными вещичками.

— Ты, милая, иди потихоньку… — Не оглядываясь на гостью, отложив в сторону окровавленный нож, старуха начала развязывать кошель с травами, — нечего тебе здесь больше делать.

— Локо! — В дверях появился длинный сухопарый парень. — Проводи до околицы, а то заплутает впотьмах. Да не шали! — повысила она голос на сына. — Знаю я тебя!

Девушка, то и дело кланяясь, попятилась наружу, зажимая ранку и косясь на ухмыляющегося провожатого. Сейчас больше всего она жаждала вернуться домой и чтобы этот не провожал ее!

Локо шел чуть сзади — на узкой тропинке можно было идти только друг за другом. Селянка спешила, поглядывая на темнеющее из-за плотно стоящих деревьев небо. Загорелись первые звезды, те, что неотступно следуют за Младшей Сестрой, как верные рабы за своей госпожой.

Тропинка вывела на широкую лесную дорогу, и молодые люди пошли рядом.

— А что же, по-другому никак нельзя было? — наконец решился спросить парень. Ничего не ответив, девушка лишь ускорила шаг.

— Куда так спешить, Аргия? Сегодня тепло, вечер еще не кончился.

— Откуда вы знаете мое имя? — не останавливаясь, оглянулась девушка. Если бы она не отвернулась от стежки, то…

Обутая в короткий старенький сапожок ножка Аргии споткнулась о выбоину дороги. Ловко поймав девку, Локо тесно прижал ее к себе.

— Не надо благодарить, — широко ухмыльнулся юноша и быстро чмокнул ее в губы.

— Что вы… ты делаешь?

— Ой-ой, только не надо, а? Уж я-то знаю, что тебя привело сюда, — еще шире ухмыльнулся парень, слегка ткнув пальцем в ее живот. — Не хочет милый на мене жениться, — плаксивым голосом пропел-проблеял Локо, — а говорил, а обещал, а уж как дорвался, то след сокола простыл! Матушка Мийяра, возверни кобеля!

Аргия сжалась, не смея не то что слово сказать, пошевелиться не могла — так сковал ее страх.

— Вот и умница, вот и славненько… — прошептал Локо, снова целуя ее, — не надо кричать, не надо бояться… — между тем пробуя ее грудь.

— Оставил бы ты ее, братец.

Локо, не выпуская задыхающуюся от страха добычу, обернулся через плечо. Сзади, всего в шаге, заложа руки за спину, стоял Инвар.

— Тебе-то чего? — огрызнулся старший. — Или боишься, что тебя не позовут, забудут?

— Дурак ты, братец, — устало качнул головой младший. — Она, может, и не додумается, а мамка да тетки ее вмиг плод тебе припишут.

— А она у нас никому не скажет, — хищно оскалился сильник, не желая расставаться с добычей. — Ведь ты никому не скажешь, ведь так, а? — тряханул он ее, схватив за горло.

Инвар снова покачал головой и, неожиданно широко шагнув, резко выбросил вперед руку, — даже не ударив, а просто прикоснулся пальцами к шее скудоумного брата. Как раз под мочку уха.

Старший, как был с выпученными глазами и приоткрытым для ругани ртом, так и замер.

— Тебе туда, — освободив девушку от объятий живой статуи, указал рукой Инвар. — Да смотри, языком не трепи, а то отсохнет. Уж это у меня лучше всего получается.

Сглатывая слезы, Аргия отступила назад, взглянула мельком на застывшего на месте провожатого, кивнула и, подобрав подол, бросилась наутек.

Когда топот быстрых ног стих, Инвар осторожно вынул иглу из шеи Локо.

«А ведь купился! — усмехнулся младший сын ведуньи, пряча тоненький стержень вместе со склянкой морозящей отравы в карман. — Поди решил, что я уже матушкиным искусством овладевать начал. Ну да ему это только на пользу будет!»

Северный ветер принес в долину свежесть. По утреннему холодку на гнедом красавце жеребце к Вире выехал высокий широкоплечий мужчина. Если бы не длинный меч, выглядывающий из-под черного плаща, его можно было бы принять за священника, странствующего по запутанным дорогам грани, проповедуя и обращая язычников в истинную веру с именем Единого на клинке. Не был он и тем, кого называют бор-От[1]. Ему было еще далеко до мастера боя, да странник никогда и не стремился им стать.