Хочешь, я тебе... - Неповинных Екатерина "Китька Нес" - Страница 8

Руслан, молча схватив парня за руку чуть выше кисти, и как был спиной двинулся к выходу, не разрывая зрительного контакта. Мишка поплёлся следом, зачарованно уставившись на объект воздыханий.

— Эй! Э… э-э… э-э-э! Это наш друг! Куда? — услышал Переступко за спиной голос Бублика. Неопределённо махнул ему рукой, мол, позже, не сейчас!

Парень не мог поверить, что это всё реально. Что Керчинский действительно здесь! Держит его, пьяного увальня, за руку! Не может быть.

Покинув танцпол, пройдя по коридорам и лестницам, и даже оказавшись на приятной прохладе улицы, шеф так и не выпустил послушной конечности подчиненного. Выудив из кармана ключи, Руслан Валерьевич пикнул сигнализацией. Ближайшая иномарка приветливо моргнула фарами. В полном молчании руководство открыло пассажирскую дверь перед млеющим подчинённым, к алкогольному опьянению которого примешалось ещё и опьянение гормональное. Парень с осоловелым блеском в глазах следил за каждым движением руководителя. Тот, подтолкнув парня к кожаному нутру автомобиля, помог устроиться на сиденье, какими-то резкими движениями пристегнув Мишку ремнём безопасности. Хлопнул дверцей. Медленно обошёл авто и опустился на водительское место, поворачивая ключ зажигания. Машина плавно тронулась.

Переступко не мог оторвать глаз от рук Керчинского, завороженно наблюдая за длинными пальцами на рулевом колесе. А когда мужская ладонь обхватила рычаг коробки передач, парень не смог сдержать тихого стона, только сейчас понимая, как сильно возбуждён. Руслан Валерьевич скосил на него глаза и тихо хмыкнул. А потом вдруг резко наклонился в сторону встрепенувшегося Мишки, бросил быстрый взгляд на губы парня и достал из бардачка пачку сигарет. У Переступко от такого фортеля чуть не остановилось сердце. Руководство же сохраняло непростительную невозмутимость, внимательно следя за дорогой и выуживая сигарету из упаковки. Парню даже стало как-то обидно, он тут понимаешь ли от возбуждения скоро скончается, а этому хоть бы что. Хоть бы один мускул дрогнул на совершенном лице.

— Будешь? — протянул Руслан Валерьевич насупившемуся и демонстративно отвернувшемуся к окну парню прикуренную сигарету. Тот отрицательно махнул белобрысой головой, зажимая ладошки между трясущимися коленями.

— Чего ты куксишься? — вопросил Керчинский, приоткрывая окошко и медленно затягиваясь.

Мишка неопределенно повёл плечами, и сам прекрасно понимая, что ведёт себя как ребенок. Но как ни старался, ничего не мог с собой поделать. На искреннюю обиду, что его, Мишку, не так уж и хотят, накладывался выпитый алкоголь, раздувая проблему в геометрической прогрессии.

Руслан тихо цыкнул, выкинул недокуренную сигарету в окно, резко выворачивая руль и припарковывая машину у обочины. Где-то позади возмущенно просигналили. Переступко встрепенулся, вжимаясь в кресло. Керчинский одним коротким движением отстегнул свой ремень безопасности, и навис над удивлённым таким поворотом событий, парнем. Мгновение, и Мишку впечатывают в кресло, жадно сминая губы. Рука мужчины зарывается в его светлые волосы, болезненно оттягивая назад, заставляя притихшего бухгалтера прижаться ближе к широкой начальственной груди. Руслан порывисто укусил его, оттягивая нижнюю губу, придавая поцелую горько-солёный привкус. Привкус табака, крови и желанного человека. Мишка всхлипнув подался вперед, несмело обхватил Керчинского за шею, переплетая свой язык с языком мужчины. Услышав в ответ тихий утробный стон, восторженно распахнул глаза. Мысль о том, что шефу так же кайфово, как и ему, бальзамом пролилась на измученное сомнениями сердце. А Руслан Валерьевич всё целовал и целовал, неистово вжимая парня в себя, иногда тихо постанывая. Мишка катастрофически быстро терял связь с реальностью, пребывая на седьмом небе своего голубого счастья.

И когда, тяжело дышащий, Керчинский, нехотя, отстранился от разомлевшего парня, Переступко готов был разрыдаться от досады. Хотелось ещё. Очень.

— Доволен? Так все понятно? — откидываясь в своём кресле, спросил шеф и завёл машину. Выехал на освещенную огнями дорогу.

В груди у блондина пело и плясало. На внушительный бугор, видневшийся под тканью джинсов Руслана Валерьевича, старался не смотреть. Но глаза так и сворачивало в ту сторону. Будто магнитом тянуло.

— Косоглазие заработаешь, — серьёзно оповестило руководство.

Мишка покраснел и снова уставился в окно, улыбаясь, как дурачок. В этот момент он был таким счастливым, что даже не верилось.

Когда они въехали во двор элитной многоэтажки, Мишка не знал, куда себя девать от волнения. В лифте поднимались молча, изредка бросая друг на друга изучающие взгляды. Переступко потряхивало, как от ударов мини-электрошокера. Предвкушение сводило бедного с ума. Думать о чем-то другом не получалось. Только мужчина напротив, только его взволнованное дыхание и серые, пронзительные глаза.

Квартиру Керчинского парню рассмотреть не удалось. Едва за ними захлопнулась входная дверь, Руслан, рыкнув, прижал пискнувшего Мишку к стене, выцеловывая его лицо. Смяв в своих ручищах аккуратные, упругие ягодицы, затарахтел как трактор, заводясь. Потёрся своим внушительным стояком о бедро парня, заявляя свои абсолютные права на послушное, прижатое им тело. Переступко не сопротивлялся, балдея от напора и страсти, с которой его целовали и прижимали. Стонал и всевозможно подставлялся под столь горячие желанные ласки, позволяя делать с собой всё, что захочет его шеф.

— Послушный, — улыбнулся ему в губы хозяин квартиры и, подхватив под ягодицы, оторвал от пола. Мишка тут же обхватил ногами крепкую талию, оплел руками шею, зарываясь носом в тёмных, чуть жестких волосах.

Как они оказались в спальне, Переступко не понял. Вот они целовались у двери, и вот он уже прижат к приятной прохладе покрывала. Из окна напротив лился тусклый свет придорожного фонаря, погружая комнату в интимный полумрак. Керчинский приподнялся, вставая на колени и стягивая с себя рубашку. Мишка смущенно за этим наблюдал, а тот просто взял и дёрнул, разрывая швы. Пуговицы с тихим цоканьем покатились по полу, рубаха полетела следом. Блондин невольно залюбовался широкой грудью с коричневыми, ровными окружностями сосков, с явно проработанной мускулатурой и тёмными, короткими волосками, чёткой линией диафрагмы и пресловутыми кубиками пресса, появляющимися при каждом глубоком вдохе хозяина этого великолепия. Полоской густых, тёмных волос, спускающейся от пупка к ремню на джинсах и теряющейся где-то под ними. Кожа тёмная, смуглая…

Красивый.

Мишка на его фоне был тщедушным. Тонким, жилистым, бледнокожим и блондинистым везде. Разве что глаза имели насыщенный кофейный оттенок.

Не давая смущенному парню загоняться дальше темой внешности, Керчинский навалился сверху, вжимая собой в одеяло. Принялся неистово целовать, стягивая по пути мешающую одежду. Очнулся Мишка, когда его черные боксеры улетели куда-то за спину Руслана. Мужчина впился в него жадным взглядом, изучая, пусть и худое, но все же мужское тело. Никаких выпирающих косточек и впалых животов. Вполне себе внушительные для такой комплекции плечи, сильные руки с широкой кистью и узкие бедра. Ноги красивые, с четко прорисовывающимися контурами мышц — как у легкоатлета.

Переступко вконец смутился под столь пристальным взглядом, попытался прикрыть ладошками срамное место. Хотя чего прикрывать-то? Чего еще там не видел ухмыляющийся, сероглазый обольститель?

Когда Керчинский стянул остатки одежды с себя, Мишка трусливо подумал о побеге, нервно косясь на окно. Руслан, заметивший его метания, вопросительно изогнул бровь, снова нависая над парнем.

Переступко вполне серьёзно напугался и прежде чем успел подумать, ляпнул:

— Оно не пришвартуется! — и тут же вспыхнул до кончиков ушей.

Мужчина тихо засмеялся, поймал руку парня и принялся нацеловывать каждый палец.

— Не волнуйся, мы подготовим гавань.

Распалившийся Керчинский, подмяв парня под себя, принялся катать того по кровати, сбив покрывало. Тискал, мял, прикусывал. Вертел и так, и эдак, оставляя засосы и следы укусов на нежной, светлой коже. Метил собой послушного, балдеющего мальчика. Мишка млел в чужих руках, постанывал, выгибался, подставляясь под долгожданную ласку. Его нереально вштыривало от собственной покорности и чужого доминирования. Руслан делал всё, как тому нравилось. Парню до одури хотелось принадлежать, отдавать, отдаваться. От возбуждения даже заложило уши. Собственные стоны он скорее чувствовал, нежели слышал. Захлебываясь ощущениями и эмоциями, Мишка несмело гладил и целовал в ответ. Керчинский всячески поощрял подобную инициативу, подставляясь под робкие ласки, довольно урча.