Раз, два, три (СИ) - "Deiko" - Страница 15

Олег даже как-то находит в Сережином блокноте для рисования соответствующие заметки. Он никогда не лазил по Сережиным вещам: и потому что неприлично, и потому что Сережа помнит, где и как должна лежать каждая вещь, и если она сдвигается хотя бы на гребанный миллиметр, это была трагедия. Поэтому Олег ни к чему не прикасается. Другое дело, что Сережа, не ожидавший, что Олег вернется так скоро, оставляет как-то блокнот в раскрытом виде на своем столе. Олег склоняется, пробегаясь по тексту, написанному идеально ровным почерком. Похоже, что Сережа решил зафиксировать все, на чем зацикливался.

Список был более чем внушительным. Что-то было уже знакомым.

Обязательно вычищаю всю квартиру после прихода гостей — даже если никто и не наследил, и ничего не испачкал, Разумовский мог потом по несколько минут драить чашку, потому что из нее пил кто-то «со стороны». К Олегу он привык, Олег был свой. Волков подозревал, что не будь они так близки, то и после Олега он все так же протирал бы.

Постоянно поворачиваю голову вправо или несколько раз дергаю головой вправо. Эта тоже была давняя привычка, которая в свое время просто убивала обоих. По дороге Сережа мог вдруг резко повернуть голову вправо, потому что его клинило. Почему вправо — черт его знает. Когда он делал это один раз, то все еще было сносно, но когда количество повторов начало зашкаливать, Олег помнил, как им приходилось останавливаться прямо на улице, и Сережа старался пару минут стоять смирно. Закусив губу и сосредоточенно смотря куда-то в сторону, считал про себя, стараясь как-то перекрыть порыв. Избавление от этой привычки давалось почему-то сложнее, чем от многих других, и полностью она не исчезла. Иногда Сережа все еще, хоть и редко, слегка дергает головой в правую сторону, а также признается Олегу, что считает в этот момент, чтобы не делать повторов. Оборачивался всегда Сережа также исключительно через правое плечо.

Не могу работать с открытой дверью. Олег помнил, что даже если Разумовский был дома один, то все двери должны быть закрыты: ванная, туалет, кухня, их комната. Если Олег на автомате забывал об этом, то Сережа злился и мог снова зациклиться на чем-нибудь.

Было немало и того в списке, как и оказалось, о чем Олег не подозревал.

Просыпаясь, перекатываюсь обязательно на правый бок, прежде чем встать.

Не могу смотреть в зеркало, зайдя в ванную.

Могу достать плеер только в квартире или уже в транспорте, не на улице. Несколько раз подряд подключаю наушники. Несколько раз подряд включаю/выключаю музыку. Выключаю ее на определенных остановках.

Не могу ездить в транспорте без перчаток.

В метро обязательно ставлю рюкзак на колени, а руки строго на замок.

После каждого прикосновения открываю рюкзак, протираю руки салфетками.

Не могу пользоваться вещью, если она лежала не на своем месте.

Если бы не знающий Сережу человек увидел бы этот список, то он решил бы, что у того не все дома. С головой, тем не менее, у Разумовского, как ни странно, все в порядке, уж в этом Олег был более чем уверен: тот трезво и логично всегда рассуждает, ведет себя адекватнее многих людей со здоровой психикой, проявляет изобретательность и интересно рассказывает. Навязчивые идеи Сережа держал всегда в себе, стараясь перекрывать их либо другими мыслями, либо ритуалами. Сами же ритуалы он учился контролировать. Многим бы и в голову не пришло, наблюдая за ним, что что-то не так.

Олег пробегается еще раз по листу, а затем аккуратно подцепив кончиками пальцев — потому что не дай бог, что-нибудь сдвинет, и Сережу будет трясти весь вечер — он переворачивает страницу.

Твою ж мать.

Весь следующий разворот был исписан также по пунктам. Следующий тоже.

Начинаю все заново, если что-то прервало процесс.

Несколько раз протираю вещь, если она упала на пол.

Мою посуду и перед едой.

Захожу на сайты только в определенном порядке.

Могу застревать на одной и той же строчке или слове в книге, если в какой-то момент пришла в голову какая-нибудь ассоциация или мысль.

Сережа как-то объяснял ему, как это работает, Олег вроде понял принцип, но все равно не особо себе представлял.

«Например, знаешь, как бывает, — Сережа оглядел тогда комнату, ища какой-нибудь пример. Ближе всех на полке тогда стоял Лукъяненко. — Вот, как с Дозорами. Вроде читаешь, все нормально, представляешь перед собой происходящее, а потом мозг почему-то цепляется за какое-нибудь слово — и резко прыгает перед глазами другая картинка. Например, в тексте попалось слово «ведьма», причем не в первый раз, и, знаешь, сразу так резко и четко всплыл образ этой жуткой бабищи из того фильма, ну блин, — Разумовский защелкал пальцами, пытаясь вспомнить. — Мы еще тогда его с тобой у ребят в общаге его видели.

Само название Олег не помнил, но о чем именно речь идет, понял и кивнул.

— Так вот, и эта навязчивая картинка не уходит, и психика включает защитный режим, или вроде того. Нужно вспомнить другой предмет, что-то нейтральное, найти как можно быстрее определенное слово в тексте, проговорить про себя набор фраз, свернуть эту картинку и как бы мысленно «кинуть» ее в окно. Я знаю, как это звучит, но отпускает. Обычно оно по нескольку раз повторяется и жутко раздражает».

Подборка симптомов у Сережи была такая, что залюбуешься.

Олег перевел взгляд на второй лист. Кажется, по ритуалам Сережа выписал все, что мог, дальше шло по навязчивым идеям.

В метро постоянно думаю о том, что будет, если я шагну вперед на рельсы, или кто-то еще.

Это уже было тревожнее.

Боюсь, что кто-то может из знакомых умереть.

Еще лучше.

Боюсь сойти с ума.

Потрясающе.

А затем Олег слышит, как поворачивается ключ в замке.

Олег как можно аккуратнее переворачивает листы, предварительно отметив, что все на месте, и буквально в два шага оказывается у шкафа, распахнув который, якобы принимается искать что-то в своих вещах. Сережа на пороге комнаты появляется через несколько секунд.

— Привет, — он улыбается Олегу, приглаживая растрепанные после шапки волосы. — Я думал, ты сегодня позже меня заканчиваешь, — стягивая на ходу свитер, он проходит через комнату первым делом к столу и захлопывает блокнот. Бросает тревожный взгляд на стоящего к нему спиной Олега.

— У нас же препод с конца февраля третью неделю болеет, — отзывается Олег. Сделав вид, что-то поправляет на полке, он поворачивается к внимательно смотрящего на него кусающего губы Сережу.

— Чай будешь? — Олег приподнимает уголки губ в улыбке и Сережу, кажется, отпускает.

— Да, конечно, — кивает он, поставив сумку, как всегда, обязательно на стул. — Только руки помою.

Сережа действительно старается покончить со многими привычками. Те, что не мог искоренить, учится обходить. Когда на следующее утро они едут в метро, Олег видит, как Сережа едва заметно перематывает три раза страницу вверх-вниз на каком-то сайте. Или обращает на следующий день внимание, когда они едут в гости к однокурсникам Олега, как Сережа копошится в рюкзаке. Олег считал, что тот обычно что-то ищет, проверят или опять терзает замки. Как выяснилось, действительно протирал руки. Вместо того, чтобы каждый раз, после того, как к чему-то прикоснулся, доставать демонстративно салфетки или гель для рук — а этого добра в рюкзаке Разумовского было не меньше чем у какой-нибудь девушки-чистюли, — Сережа просто открывал рюкзак и успевал шустро вытереть ладони.

— Олеж, мы же успеем вернуться часов до двенадцати? — спрашивает вдруг Сережа, отрываясь от телефона. — Не люблю спать в гостях.

«Я помню, что ты только на своей кровати и можешь лежать», — выдыхает про себя Олег.

— Вернемся, может, даже и раньше, компания, вроде бы, небольшая должна быть. Да и пить мы не особо планировали, — Олег кивает на свой рюкзак, где у него лежит бутылка самого дешевого вина, что нашлась в супермаркете рядом с их домом.

— Хорошо, — одобряет Сережа, прежде чем снова погрузиться в чтение.