Невеста наместника (СИ) - Караванова Наталья Михайловна - Страница 2

С появлением чеора Хенвила работать при дворе стало трудней. Но именно его появление добавило работе и азарта и интереса: светлый лорд не был похож на прочих придворных, и что особенно нравилось Талисе, — не слишком-то уважал традиции и условности, которым его отец уделял столько совершенно ненужного внимания. Хенвил ей нравился. И то, что он сейчас сидел так близко — один, без свиты, без вечно таскающегося за ним похожего на привидение астролога — заставляло чеору держать спину и улыбаться самой невинной из своих улыбок.

Она отпила глоток — вино было отменным.

— Обожаю это вино. А на улице такая ужасная погода… дядя боялся, что нам придется ночевать в карете. Представляете?

— Ужасно, — серьезно ответил Хенвил. — Так как же, чеора та Зелден, вы оказались в этой глуши? Я был удивлен, увидев вас.

— Это все мой дядя, — Талиса легонько подправила прядь и еще немного подвинулась к собеседнику. — Может быть, вы знакомы? Он был приближенным вашего отца и получил от него земли в награду за верную службу… чеор Конне, не слышали? Он с чего-то решил, что тоже скоро заболеет, как наместник. Вот втемяшилось ему, что нужно просить защиты и прощения в этом монастыре. В монастыре Золотой Ленны. И я поехала с ним. Он уже стар, а в дороге может случиться всякое.

Чеор та Хенвил задумчиво кивнул:

— У вас добрая душа.

Талиса была склонна с этим согласиться: за время путешествия ей пришлось вооружиться ангельским терпением. И просто чудо, что она никого не убила.

А рука ее меж тем очень естественным жестом поправила шаль, так, чтобы открыть вырез платья — весьма глубокий и соблазнительный.

Подумала — долой шаль! У камина жарко. Будет совершенно естественно, если она уберет этот душный кусок ткани. Надо только выбрать момент…

— Ну что вы! — снова легкая улыбка. — Я сто раз пожалела, что отправилась в это путешествие. А сегодня, в довершение всех неприятностей, местные криворукие носильщики уронили мой сундук! Представляете, какой ужас?

Маленький глоток вина. Потянуться к столику, чтобы поставить бокал. Легко шевельнуть плечиком — и вот, шаль уже соскальзывает по шелку платья, не дается в руку, падает на пол.

И чеор предсказуемо наклоняется, чтобы поднять. Как же все-таки легко управлять мужчинами — даже очень умными! Чеора выдержала секундную паузу и встала — ровно в тот момент, когда держа в руках ее шаль, встал и светлый лорд.

Он оказался близко — на расстоянии ладони. Из-под светлой челки глаза поблескивали почти весело.

— Простите, — пробормотала чеора, принимая шаль, — так неловко…

— Я бы пригласил вас прогуляться, если б не погода. Итак, вы едете в монастырь…

— Да, ненадолго. Потом вернемся в столицу. А вы? Вы тоже решили поклониться Золотой Ленне?

Она несла полнейшую чушь, знала это, но упускать шанс сблизиться с возможным наследником не собиралась. Да какая разница, что она сейчас говорит, важно, что он стоит рядом и смотрит туда, куда в подобной ситуации смотрят все мужики, и кажется, он ничего не имеет против того, что чеора подвинулась к нему еще ближе. Почти вплотную.

— Знаете, — пожаловалась она, заглядывая в глаза та Хенвилу, — я так испугалась, когда началась гроза. Стало так темно… мы ехали по краю леса… клянусь, совсем рядом с нами упало дерево! Я думала, оно раздавит нас, но каким-то чудом наша карета промчалась мимо…

Светлый лорд, светски улыбнувшись, склонился к ней и шепнул в ухо:

— Чеора та Золден, позвольте проводить вас?..

Проводить? О, это оказалось намного проще, чем она думала. И почему дома благородные дамы поминали его затворником? Или может, на него так действует это вино?

Она позволила ему взять себя под локоть, и они вместе прошествовали через зал к лестнице. Вино при этом осталось у камина, и оставлять его было жаль — кто-нибудь непременно утащит и выпьет. И вряд ли сможет оценить букет. С другой стороны у чеора Хенвила наверняка где-то есть еще.

До комнаты они не дошли. Благородный чеор вдруг резко притиснул ее к себе, коснулся губами полуобнаженного плеча. Его руки скользнули по тонкой талии, не давая Талисе шанса передумать — да она и не собиралась. И когда его губы коснулись ее губ — отдалась поцелую так жарко, как, она считала, заслуживает Хенвил.

Он на миг отстранился — этого времени хватило, чтобы отпереть дверь и увлечь его в темноту и пустоту гостиничной комнаты.

Руки поспешно расстегивали его камзол — ее переполняло желание, да — но больше торжество. Кажется, среди знакомых чеоры Талисы не было еще ни одной, которая могла бы похвастаться, что знает, что у чеора Хенвила под одеждой…

Что переполняло чеора Хенвила, знал только чеор Хенвил — до поры.

Темершана та Сиверс

— Может, вернемся, молодая хозяйка? Ну, как опять налетит?

Ночью ветер снова разыгрался и поломал деревья подле тракта, но к утру вроде бы все наладилось, и сестры дозволили Темери давно планируемый поход в деревню. Вестник еще сутки назад передал, что с благословения доброй Матери, все обереги и чистые шкатулки нашли покупателя, а значит, нужно отнести в лавку у перекрестка новые поделки и забрать выручку. Монастырю с этих денег отходит восемь частей из десяти. Еще одну часть забирает хозяин лавки, так что самой Темери достается едва десятая часть. Впрочем, под покровами Золотой Матери Ленны деньги и ни к чему. Сестры на них закупают ткани и те товары, которые монастырь не может произвести сам, а вот ореченные, такие как Темери — могут не беспокоиться ни о новом платье, ни о ежедневной трапезе. При условии, что не ленятся и ежедневно приносят пользу общему делу.

Впрочем, и одну ее в неблагие земли никто не отпустил бы: и опасно, и не дело это — молодой женщине появляться на дороге в одиночку.

— Чеора та Сиверс! Смотрите, снова тучи. Ведь убьемся же!

Темери дернула плечом, не соглашаясь больше с тем, что сестра прибегла к ее реченому имени, чем с самой идеей возвращения. Та Сиверс — имя землевладельца, когда-то пожертвовавшего эти земли Золотой Матери. С тех пор всех женщин, потерявших кров и семьи во время войны с ифленцами, звали именно так.

А настоящего имени у них не было с момента речения — обряда, при котором просительница вверяет свою судьбу Матери Ленне и ее пресветлым сестрам. Но другие сестры охотно звали ее Темершанной, а эта — словно бы специально напоминала о пусть давних уже теперь, но оттого не менее горьких потерях. Да еще это «чеора». Словно она и сама родом с островов.

Снова начал накрапывать дождь.

— Чеора та Сиверс! — умоляюще повторила сестра, и Темери все-таки остановилась.

Дорога за ночь превратилась в густое грязное месиво, и идти удавалось лишь по узкой обочине, двум людям и не разминуться. У Темери темные монастырские юбки промокли почти до колен, стали тяжелыми, их приходилось поддерживать рукой. В другой руке она несла резной, своими руками сделанный дорожный посох-эгу из теплого клена. Сухой у нее оставалась лишь спина, прикрытая заплечным мешком.

Сестра догнала ее, оперлась о собственный посох, украшенный четырьмя знаками птицы. Тяжело отдышалась.

— Никто нас не осудит, молодая хозяйка, если мы вернемся обратно, в такую погоду-то.

Темери вздохнула:

— Так ведь уже больше полпути прошли, пресветлая. До деревни теперь ближе. Там бы и отдохнули.

— А обратно что же? В ночь? День-то сейчас короток…

Как бы ни был короток день, до заката еще оставалось более шести часов — вышли они еще в сумерках. Этого вполне достаточно, чтобы по тракту добраться до перекрестка, на котором расположилась небольшая деревня и пограничная имени Великого ифленского наместника Хеверика гостиница. Если, конечно, кое-кто перестанет ныть и останавливаться через каждую дюжину шагов…

Темери никогда не сказала бы, впрочем, этого вслух — сестры стали ей семьей, выходили и спасли от неминуемой гибели в тот черный год, когда флот Ифлена прибыл к берегам рэтаха Танеррет.