С именем ветра (СИ) - Петерсон Хельга - Страница 19

Шейн сел на диван и стал по очереди вытряхивать подарки. Сначала ничего нового он не увидел, но вот взгляд его упал на угол незнакомой коробочки, выглядывающей из-под яркого розового шарфа, который Эм купила для матери. Точно, она забыла свои покупки, когда убегала от него, и, видимо, не вспомнила о них. Шейн взял коробочку, покрутил ее в руках, предметы в ней стукнулись друг об друга и издали звон. Шейн не должен был открывать чужой подарок, но раз Миледи за ним не вернулась, значит, он был ей не нужен.

Он открыл коробочку и вытряхнул содержимое. У него на коленях оказалась маленькая старинная чернильница с серебреным покрытием и такая же старинная перьевая ручка. Шейн несколько раз моргнул. Он не помнил, чтобы она такое покупала. Это был очень хороший подарок, очень личный, выбранный с мыслями о получателе. Такой подарок не купишь кому попало, он нес определенный смысл. Шейн смотрел на письменные принадлежности и аккуратно водил пальцем по узору на чернильнице. Он мог придумать несколько вариантов, кому Эм купила такое. Но ему не хотелось. Вместо этого Шейн прошел в спальню и одним быстрым движением сбросил с прикроватной тумбы все, что на ней было. На центр тумбы, как на постамент, он поставил чернильницу, воткнул в нее ручку.

Сидя на кровати Шейн долго смотрел на композицию, упершись руками в колени, после чего устало уронил голову в ладони.

Мира проживала дни на автопилоте. Такое с ней уже было, только тогда все осложнялось неспособностью говорить. Сейчас с голосом было все в порядке, но внутри у нее все выгорело. Шок от случившегося сковал все эмоции и не давал расклеиться. Поймав себя на такой мысли, Мистраль с головой ушла в работу, чтобы не развалиться на части, когда шок пройдет. Она проводила все дни в клубе. Даже когда заканчивалась репетиция, а все расходились по домам перед вечерним выступлением, Мира находила себе занятие. Когда к открытию появлялся Рэннальф, она скрывалась в своем кабинете-гримерке, и выходила оттуда с появлением танцовщиц. Она помогала им искать костюмы в ворохе одежды, накладывать макияж, курировала из-за кулис все выступления, и уходила домой поздно ночью.

Ральф ее не трогал. Мира его избегала, так же как избегала Гаррета, который часто находился здесь же, в своем офисе на втором этаже здания. Но она могла не стараться так сильно, Ральф успел заметить, что что-то не так и не пытался навязать себя. Что касается Рета, тот не лез в ее дела вовсе. Гаррет обладал мистической способностью знать все. Этот человек с глазами-льдинками и лицом, лишенным эмоций, как всевидящее око, каким-то образом узнавал все, что происходит с его близкими. И тогда он сам решал, стоит ему вмешиваться на правах главы семьи, или эти дела его не касаются.

Когда у Миры все-таки выпадали свободные минуты, и она начинала думать, первое что приходило в голову, это афония. Неужели предательство Джареда было намного серьезнее и потрясло ее больше, раз она лишилась голоса в тот раз? Сейчас ей казалось, что Джаред в ее жизни был ничего не значащим заезжим гастролером, не стоящим ни одной потерянной нервной клетки. Шейн же со своей способностью молчать, слушать и не обращать внимания на явные дефекты Миры, смог стать очень важным. Пусть они были настоящей парой совсем недолго, но до этого они стали хорошими друзьями. И как же его теперь не хватало!

Все ее защита рухнула в один вечер. Мистраль сновала по клубу, заполненному людьми, с рацией в руках и давала указания осветителю и диджею, когда ее взгляд различил в темноте знакомую фигуру. Шейн сидел на диване, скрестив руки на груди, забросив ногу на ногу, внимательно глядя на сцену. Взгляд его неотрывно следил за девушками, так маньяк высматривает жертву из своего укрытия. Увидев Шейна, Мира остановилась как вкопанная. Было темно, он ее, конечно, не заметил, и она стала медленно пятиться назад, спиной натыкаясь на людей. Оказавшись на безопасном расстоянии, Мира развернулась и бросилась за кулисы, в свой кабинет. Схватив куртку и шапку, она дала последние распоряжения по рации, предупредила, чтобы дальше все делали без нее, и выбежала из клуба.

Мира не знала, куда идти. Она так старалась держаться! Как разбитая ваза, собранная по частям и обмотанная скотчем. Но одного взгляда хватило, чтобы весь ее самоконтроль вылетел в трубу. Сейчас Мира быстро шагала по раскрашенным в граффити улицам Шордича, не задумываясь куда идет. Ноги принесли ее сначала в супермаркет, а потом к станции Олд-Стрит. Мистраль спустилась в подземку.

Через час она стояла у хорошо знакомой двери и звонила в звонок. Звонить пришлось довольно долго, но она не думала уходить. Он должен быть дома. Если его нет, Мира сядет прямо здесь и будет ждать столько, сколько потребуется. Но вскоре она все-таки расслышала тяжелые шаги за дверью, замок щелкнул, и злые серые глаза уставились на нее.

— Какого черта, Мира?! Я недавно вернулся со смены и уже спал! У тебя нет телефона?

Мистраль не отвечала, а просто молча смотрела на человека в дверях. Он смерил ее недовольным взглядом, задержавшись на пакете из супермаркета, и очень-очень тяжело вздохнул.

— Я, наверное, страшно согрешил в прошлой жизни и в этой был награжден тобой. Проходи. Но даже не думай приближаться к шкафу с моей одеждой.

Вечером следующего дня, когда Шейн собирался снова идти в «Мистраль», к нему в дверь постучали. Он никого не ждал. Более того, к нему никто никогда не заглядывал, кроме службы доставки и нанятой горничной по вторникам. Но тем не менее Шейн, даже не подумав посмотреть в глазок, открыл дверь. Последнее, что мелькнуло у него перед глазами, был чей-то кулак. А дальше наступила темнота.

Сознание возвращалось медленно. Первым делом воспаленный мозг отметил горизонтальное положение тела, потом пришло ощущение чего-то очень холодного на левой нижней части лица. Шейн открыл глаза и несколько раз медленно моргнул. Он лежал на своем диване, огромная, татуированная до локтя рука прижимала к его лицу жестяную банку с консервированным супом. Шейн снова моргнул, пока силуэт человека, сидящего на краю дивана, не приобрел четкие очертания.

В его гостиной, на его диване сидел очень высокий, очень крепкий мужчина лет тридцати, в клетчатой распахнутой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Под рубашкой была футболка, из ее ворота выползали татуировки, уходящие вниз на тело. Мужчина не смотрел на Шейна, а изучал журнал, лежащий у него на колене. Его греческий профиль был смутно знаком, скулы потемнели от пробивавшейся щетины. Волосы темные, вьющиеся, выстриженые на висках, а оставшиеся связаны в пучок на затылке. В той руке, которая не прижимала к Шейну ледяную жестянку, была открытая бутылка пива, сама рука была татуирована до локтя так же, как и другая.

Шейн пошевелился, мужчина резко повернулся к нему. На Шейна смотрела пара светло-серых глаз. Несмотря на то, что их цвет был не такой, как ожидалось, ошибки быть не могло.

— О Боже, — простонал Шейн, отбирая банку с супом и снова прикладывая к челюсти. — Мне осталось встретиться со старшим, и можно кричать «Бинго!»

Гость надменно приподнял темную бровь с пирсингом.

— Приведи мне хоть один аргумент в пользу того, что ты не тщеславный кретин и тебя не нужно убивать, — проговорил он густым баритоном, закрывая журнал и отбрасывая его в сторону.

— Как насчет того, что тебя за это посадят?

Мужчина отпил пива из своей бутылки.

— Придумай что-нибудь другое, — сказал он и потянулся за чем-то лежащим на полу.

Шейна стало одолевать неприятное предчувствие, что там спрятан дробовик, но в следующий момент в татуированной руке оказалась еще одна бутылка пива, выглядящая как игрушечная в огромной ладони. Он легко сдернул крышечку большим пальцем и протянул бутылку Шейну. — И я думаю, что тебе бы мало понравилась встреча с Гарретом.

— Еще меньше, чем с тобой? — спросил Шейн, забирая протянутое пиво.

— Можешь считать, я тебя приласкал. У Гаррета просто прозрачные глаза. И он носит очки. А когда он смотрит на кого-то, то у человека начинают трястись колени. Возникает чувство, что он заглядывает прямо в душу. Смотрит, невозмутимо молчит и делает выводы. И да, я Иден Уиндэм.