Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 58

…издал сдавленное "ы-ы-ы"…

– …и щитов там не было, одни мечи-алебарды-ножи-топоры…

…хрюкнул…

– …но морды зато получились хоть куда.

…вдохнул-выдохнул несколько раз, напыжился и снисходительно повел плечами:

– Ну так это – самое главное. И вообще! Я художник! Я так вижу!

– Пойдем постели доставать… ваше искусие… – ухмыльнулся Иванушка, но короткое "ядрёна кочерыжка!" остановило их на полпути.

– Что случилось, Сима?

– Какой-то снайпер драный утром нам большой бурдюк пробил! У вас в маленьких вода осталась? В моем нет.

Иван и Агафон быстро проверили – с неутешительными результатами.

– На полкружки в общей сложности, может, и наберется, – подвел Иван итог инвентаризации.

– Я вернусь – помните, с полчаса назад ручей был? – и наберу! – встрепенулся его премудрие и, не дожидаясь одобрения от Сеньки и попыток присоединиться от друга, проворно собрал пустые бурдюки спутников, вскарабкался на коня, довольный, что в сгущающихся сумерках не видно его страдальческой физиономии, и поскакал назад.

– Ваньша, не стой просто так! Терпеть не могу, когда я тружусь, а остальные смотрят! – голос Серафимы уколол его словно шилом. – И нет, отвернуться – не вариант! Иди и займись чем-нибудь общественно-полезным! Принеси хвороста, например!

– Уже принес.

– Тогда унеси!

– Зачем?!

– Чтобы потом снова принести! Ну делай же хоть что-нибудь!

Пробормотав в удаляющийся стук копыт "дезертир", царевич поплелся искать себе работу.

Где пробегал ручей, его премудрие помнил не точно, но проехать мимо он не опасался. Дорога последние часа два не разделялась и не пересекалась, так что достаточно было поглядывать по сторонам, не блеснет ли под луной вода – и благополучное завершение похода гарантировалось.

Отъехав от лагеря метров на сто и убедившись, что погони нет, он немного снизил скорость. Минут через пять, вняв возмущенным жалобам натруженного посадочного места – еще немного, потом еще чуть-чуть, раздумывая, а не стоило ли предоставить обязанности водовоза Ивану, а минут через двадцать вообще рассудил, что ручей никуда не утечет, пока усталый и полусонный человек добирается до него неспешным шагом на своих двоих.

Выполнив свой коронный номер – сползание в раскорячку с поворотом и добрыми тихими словами в адрес коня и его создательницы, Агафон перевел дух, потом собрался с ним, убедил себя, что еще немного – и он будет в лагере, где с постелью его уже не разлучит ничто, и двинулся вперед, ведя божий дар в поводу. Каменные копыта звучно цокали по булыжнику, хвост ритмично похлёстывал бока, ночной лес убаюкивающе насвистывал соловьями, нашептывал ветками, наухивал совами и нашуршивал в траве кем-то упитанным, но проворным, заглушая все посторонние звуки… И именно поэтому, как позже говорил себе[95] Агафон, а вовсе не потому, что уснул на ходу, он понял, что вокруг происходит что-то незапланированное, только когда дубина со всего маху опустилась ему на плечо. Внутри что-то хрустнуло, чавкнуло – и пронзительная боль в ключице заставила его взвыть – и почти не почувствовать второй удар, пришедшийся вскользь по затылку. Чуть правее – и путевой журнал его премудрия оборвался бы на этой странице. Но дубиновладелец то ли не хотел его убивать, то ли отнесся к своей задаче спустя рукава – и чародей повалился, доосвещая залитую луной ночь фейерверком искр, посыпавшихся из глаз.

– Еще один! – сквозь принакрывшее его ватное одеяло услышал он противный скрипучий голос, и тут же чьи-то руки принялись его переворачивать в поисках кратчайшего доступа к карманам.

Повертев с боку на бок, его переложили на спину, и в расфокусированные глаза, заклинившие в полуоткрытом положении, ударил ослепительный лунный свет – быстро загороженный узкоглазым мужиком в белой шапке с мохнатой опушкой и с кудрявой красной бородой.

– Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты… – перенесенный каким-то чудом в раскрашенное дальтоником детство, лыбясь, пробормотал Агафон.

– Ты – его дед? – недоверчиво прогундосил голос слева.

– Восвоясьская обезьяна ему дед! – прорычал уже знакомый противный, предвосхищая появление теории Дарвина, и звонкая оплеуха огласила ватно-одеяльную вселенную его премудрия.

И порвала.

Клин выбило клином, одеяло разлетелось на клочки, засыпая ватным снегом соседние миры, а на Белом Свете остался лежать Агафон нос к приплюснутому носу с неправильным вотвоясьским дедморозом.

– Ах ты ж…

Не находя подходящего эпитета, маг схватил его за бороду, и та брызнула у него под пальцами рыжими искрами. Грабитель в панике дернулся… и борода осталась у мага в кулаке, трепеща на ветру пеньковыми завязками.

– Это ты как это? – в поле его зрения возникла еще одна краснобородая морда – ошарашено-любопытная.

Маг было потянулся к ней другой рукой, снова взвыл от боли – но жажда отмщения за всё и сразу уже обуяла его. Не выпуская первой бороды, он ловко сцапал вторую – и та взорвалась обжигающей оранжевой пылью, отправляя владельца с завываниями прочь.

"Шайка фальшивых дедов-морозов?.." – промелькнула в мозгу изумлённая мысль и сгинула, оставляя мощности под оперативные нужды.

Маг вскочил, предусмотрительно опираясь на правую руку, и стремительно оглядел поле боя. Телеги, кареты, лошади вдоль дороги, костер, люди, сваленные в кучу вокруг – и с десяток дедморозов с дубинами, глефами и палицами. Привлеченные неожиданными фейерверками и звуковым сопровождением, дальние краснобородые повернулись в его сторону и увидели парочку депилированных коллег, несущихся к ним во всю прыть.

Если бы не было мирного населения, несколько порций ледяного столбняка или воздушного кулака решили бы проблему преступности на дорогах этой провинции перманентно. Но главная особенность мирного населения с точки зрения боевых магов заключалась в том, что они в самый неподходящий момент всегда путались под ногами – и эти были не исключение.

Под неодобрительными взорами главных сил удиравшие бандиты остановились и принялись размахивать руками и тараторить наперебой, тыкая пальцами то в свои подпалённые физиономии, то в застывшего в нерешительности чародея.

Высокомерно фыркнув в ответ на стенания подельников, несколько бандитов рванули из-за плеч луки и стрелы.

Дважды наступать на один и тот же колчан его премудрие не планировал, равно как и бежать с поля боя, но под вскидываемыми луками ни на что замысловатое времени не оставалось. И почти одновременно с натягиваемыми до упора тетивами с пальцев его сорвалось старое доброе школьное заклинание, немного улучшенное им за эти годы.

Стрелки отпустили тетивы, но долей секунды раньше чуни на ногах всей банды отрастили шнурки, которые бросились навстречу друг другу точно родственники, потерявшиеся тридцать лет назад, и принялись заматываться в клубок. Стрелы веером разлетелись в ночь, неся гибель низко летящим комарам. Бандиты же на задах ногами вперед устремились друг к дружке, сметая на своём пути и пленников, и костёр. Через пару секунд подошвы их врезались в шнурковый клубок размером с арбуз.

Не удовлетворённый результатом, Агафон добавил еще один небольшой штрих, и из клубка шнурков вынырнули свободные концы, покрутили самонаводящимися эглетами, стреножили ошеломлённых грабителей и ринулись к их запястьям.

Спутанные по рукам и ногам, бандиты лежали одной большой кучей, совсем как их недавние жертвы, потрясённо и беззвучно разевая и закрывая рты, почти не видимые под сбившимися красными бородами. Могучим усилием воли Агафон удержался от желания подпались оставшиеся, хотя рука, пронзаемая при малейшем движении болью, так и вопила об отмщении, и двинулся к распростертым на земле потерпевшим.

Размётанный костёр догорал последними угольками. Маг сделал привычный жест, зажигая перед собой небольшой золотистый шар, оглядел робко зашевелившихся людей… и глаза его округлились. Еще больше, чем у спасённых – если это было возможно, потому что впервые за несколько дней очи обеих сторон находились в одной геометрической категории.