Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 22

– Почтение моё к вам высоко, как самая высокая гора, – кланяясь, но не убирая ножа, царевна принялась отвечать на избранные вопросы. – Но государь Спокойствие и Процветание, да процарствует он десять тысяч лет, оценил мои сегодняшние заслуги и дал одно важное поручение, о выполнении которого и я спешу донести таким манером, каким мне было указано. А кто меня задержит, о тех я доложу ему особо, – добавила она после короткой, но многозначительной паузы.

Лапа оборотня, уловившего если не все значения, то самое главное, отдернулась, точно плечо Серафимы раскалилось.

– Ну так иди живей, бездельник! – разъяренно рявкнул он.

– Стоит тут, языком чешет! Шевели ногами, никчемный лодырь! – нервно рыкнул второй.

Не дожидаясь повторного приглашения, Сенька поступила так, как ей посоветовали, и не было за все пять лет у государя курьера более резвого.

Быстро прошагав по широкому, как дорога, коридору, она свернула в боковой ход, потом еще в один, и еще, пока не стихли голоса, доносившиеся со двора.

Дворец оборотней был самым настоящим лабиринтом, словно над ним пять лет трудилась армия хронически пьяных каменотесов. Куда повернет коридор, где закончится переход, отчего комнаты, залы, чуланы и даже сады построены тут, а не где-то в ином месте, не ведомо было, скорее всего, даже Нефритовому Государю. Отыскать кого-то здесь самостоятельно было невозможно, тем более шарахаясь от каждого голоса и шага. Серый камень, в котором неизвестные строители воссоздали интерьер обычного дворца, лишь изредка был раскрашен красным и желтым: красные колонны на фоне желтых стен; желтые арки на фоне красных стен; красно-желтые балки на фоне желто-красного потолка… Похоже, финансирование на постройку пещеры закончилось на каменотесах, а малярам осталось лишь то, что закатилось в щели денежного сундука. В нишах залов тут и там сидели и стояли в разных позах какие-то изваяния. Сенька не поленилась рассмотреть штук пять, и все они оказались женского пола, в красных нарядах и с желтыми лицами, искаженными приторно-сладкой улыбкой и косоглазием. Перед идолицами красовались желтые дощечки с одинаковыми красными подписями "Сю Сю Сю, добрая богиня добра и доброты", а в жертвенниках тлели благовония, благостно прованивая и без того не слишком свежий воздух. К счастью, в потолке, стараниями каменщиков или природы, находились трещины, в которые сладковатый сизый дым постепенно вытягивался. На стенах кое-где горели одинокие факелы, скорее сгущая, чем рассеивая тьму вокруг себя. Гулкое эхо в пещерах-молельнях сменялось то глухой тишиной изогнутых коридоров, то звонкой капелью со стен в маленькие, прозрачные, как лёд и такие же холодные лужицы. Пещера оставалась пещерой, даже если ее называли дворцом.

Пробегав по закоулкам и залам минут десять, царевна убедилась в этом окончательно. Утирая пот со лба, она остановилась – отдышаться, подумать и кое-что проверить. Оглянувшись и никого не увидев, она сунула в карман табличку куницы и глянула на опустевшую ладонь. Ее, родная, человеческая. Снова взяла табличку – и на глазах руки и одежда ее изменились.

– Кабуча… – Сенька пожалела, что нет рядом зеркала, но и без него было ясно: в пещере для носителей табличек работало заклинание превращения, и оно перекрывало испорченную иллюзию Агафона. И воины назвали ее Бе Мяо Му… Значит, пока табличка касается тела, она будет не обезьяной, а куницей в человеческом обличье. Эволюция навыворот, заблудившаяся в лабиринте магии…

Царевна быстро привязала табличку рядом с амулетом-переводчиком, спрятала под рубахой, осмотрела себя и в первый раз за день удовлетворенно хмыкнула. Достав из кармана пучок синеватых растений, сорванных в маленьком садике в тупике, где она случайно оказалась, Серафима встряхнула его, придавая товарный вид, и двинулась на поиски: Агафона вообще и первого встречного – в частности.

Первый встречный оказался первой встречной. В трех коридорах от того перехода из чуланчика выскочила пухлая напудренная до матовой белизны матрона в нарядном синем халате и с корзиной овощей, зыркнула на нее с хищным прищуром и посеменила прочь.

– Эй, постой! – царевна прибавила шагу и с высокомерным видом сунула ей под нос свой недобукет. – Где сейчас ее императорское величество найти, знаешь? Она приказала срочно принести ей…

Легкое изменение в выражении лица служанки и посыпавшаяся пудра предупредило Серафиму, и ладонь, направленная ей в лицо, просвистела мимо. Царевна перехватила запястье – но тут вторая рука, отбросив корзину, перешла к боевым действиям.

– Ты чего?! – возмутилась царевна, удерживая уже обе руки противницы. Пук травы, зажатый между ними, тыкался матроне то в нос, то в глаза, пока та не лязгнула зубами и не сплюнула макушку синего веника Сеньке в лицо.

– Убери от меня свои грязные лапы, Бе Мяо Му! – ощерилась она. – Думаешь, я не видела, как ты к Шу Бу Дай, этой плешивой выдре, на свидания в лес бегал?! Думаешь, с Лай Жуй Пей так можно обращаться?!

С каждым словом резкий пронзительный голос обманутой поклонницы Бе повышался в громкости, пока из-за углов и дверей не стали появляться головы ее любопытных товарок.

– Не будь я сейчас человеком, горло бы тебе перегрызла – и ей тоже! – наслаждаясь вниманием аудитории, Жуй Пей, как актриса дешевого балагана, принялась стенать, топать ногами и мотать головой вперед и назад, норовя то ли разбить затылок об стену, то ли сломать неверному парамуру нос. Ни то, ни другое ей не удавалось – пока.

– Да угомонись ты! – прошипела Сенька, больше всего желая сказать, что матрона годилась в матери даже покойной кунице, не говоря уже о ней – но понимая, что эти слова были бы в их разговоре роковыми.

– Думаешь, она потом не раззвонила по всей кухне?! Знаешь, что теперь про тебя там говорят?!

– Никуда я не бегал! – прорычала Сенька, озираясь по сторонам, и на каждом повороте натыкаясь взглядом на любопытную мордашку, ожидавшую развития драмы.

– Бегал! Бегал! Бегал! Тварь! Животное! Скотина! – не желала успокаиваться жертва промискуитета.

– От животного слышу! – не выдержала Сенька, свела брови и скроила жуткую мину. – На меня ты орешь, как поросенок недорезанный, а кто с тем типом в задние чуланчики с неких пор зачастил, а?!

Поток воздуха к легким ревнивицы внезапно перекрыли.

– С кем ты с лес гулять ходишь, я так вообще молчу!

Рот матроны захлопнулся, но зато открылись все остальные – по углам и чуланам.

– И молчу-то я молчу… но если перестану… знаешь, что будут говорить про тебя на кухне?

– Бе… – перед самой страшной угрозой проблеяла присмиревшая Лай.

– Бе-бе-бе! – сурово отозвалась Серафима и прошипела: – Или ты сейчас провожаешь меня в покои императрицы, да правит она тысячу лет, или я всем тако-о-ое про тебя поведаю!..

– Но от-ткуда… т-ты… – растерянно пробормотала служанка, на что Сенька только хохотнула – настолько демонически, насколько смогла. Но и это сработало, и присмиревшая оборотница цыкнула на зрителей, притихших в ожидании второго акта:

– Вон пошли все! Если вам делать нечего, сейчас найду! Кыш отсюда, мелкота подлистная!

Мелкота кышнулась, ровно ветром сдуло, а матрона, щурясь на Серафиму, как лисица на наглого тетерева вне пределов досягаемости, подобрала корзину и рассыпавшиеся овощи и поплыла вперед. Не задавая вопросов, которых настоящему Мяо Му не было бы дела задавать, царевна последовала за ней.

После долгих молчаливых кружений по залам, переходам и лестницам они оказались в широком коридоре. Факелы в позеленевших бронзовых кольцах, однообразные картины с водопадами, соснами и горами и длинный, как сам коридор, оранжевый ковер на полу наводили на мысль о пещерной роскоши уровня "император", а значит, скором окончании Сеньких блужданий. Но не успели они ступить и шагу по мандариново-шерстяному чуду пещерного ковроткачества, как из-за расписной двери в конце коридора высунулась голова с высокой прической, из которой щегольски торчали фазаньи перья и серебряные палочки для еды, и гневно рявкнула: