Белая королева (СИ) - "Майский День" - Страница 9

Как вы помните, близости с этим мужчиной я не имел (оно мне надо с кем ни попадя?), но чтобы скрыть следы кормёжки, подсадил ему воспоминания о том, как весело мы кувыркались в роскошной постели. Люди помешаны на сексе, им проще всего затмить сознание этим удовольствием. Даже стараться особо не надо, лишь дать толчок, а дальше воображение само насытит иллюзию достоверными деталями. Велеров не сомневался, что владел мной во всех возможных вариантах, и я могу рассказать об этом, а то и предъявить доказательства.

— Было чудесно, — сказал я ободряюще. — Надеюсь, мы подружимся, ну и не только.

Я обозначил губами воздушный поцелуй и ушёл. Остальное сам додумает, не дурак. Скучно же объяснять очевидные вещи.

Сборища вампиров ещё унылее человеческих. Мы ввалились в общинный дом всем семейством и тут же хищно разбрелись по залам. Саторин — общаться с другими бессмертными и вынюхивать, каковы их шансы, Шерил — поболтать с комиссарами и договориться о нескольких встречах, а я с деловым видом — пожрать, пока ещё остался свежак. Я же самый умный в гнезде и не напрягаю себя лишний раз многотрудными заботами.

Угощение подавали внизу, всё чинно, культурно, не то что в старые времена, когда жертву кидали из рук в руки, рвали ей жилы и мазались кровью словно мясники. Сейчас всё происходит иначе: каждый предназначенный в пищу человек сидит в отдельном закутке, чисто вымытый и уже полураздетый для удобства пользователей. Многие вампиры любят совокупляться в процессе насыщения. Я быстро просмотрел выставленный товар на общем экране. Иные фрагменты картинки уже отключили от вещания, значит, кто-то оказался ещё умнее меня и успел совершить выбор первым. Говорил я Саторину — надо раньше выезжать, но он же никогда меня не слушает. Впрочем, сладенького осталось немало.

Попить и поиметь разрешалось бесплатно, но вот убивать только за деньги. Я поглядел на расценки и решил, что совсем не кровожаден. Сюда привезли тех, кто так или иначе уже выпал из жизни, судьба каждого из них ждала одна, но я намеревался ограничиться порцией крови и не более того. Выбрал мужчину. Женщина могла пробудить во мне сексуальный аппетит, а я не мешаю эти два удовольствия.

В крохотной комнатушке имелось всё необходимое: человек и кровать. Я вошёл и запер дверь. Корм сидел на постели. Судя по напряжённому рисунку плеч, руки у него были связаны за спиной. Строптивый. Люблю я это. Подходя ближе, попутно его разглядывал. Неплохо сложён, мускулист. Судя по царапинам, мыли его силой, сопротивлялся, хотя какой в том смысл? Из одежды на нём остались лишь тонкие шаровары, которые срываются одним движением. Голова опущена, взгляд сквозь завесу растрёпанных волос изучает меня.

Дома мы рабов не держим — опасно это, может подпортить репутацию, если всплывёт, потому приходится ходить на охоту, насыщаться чаще всего торопливо и с оглядкой. Здесь никто не помешает, и удовольствие можно растянуть надолго.

Я снял с себя куртку и рубашку, опасаясь испачкать, и подсел к партнёру по вампирским играм. Приятно было наблюдать, как напрягается тело жертвы, ползают под кожей короткие судороги страха. Я устроился рядом, пока не касаясь его, лишь впитывая всем своим существом льющееся от него тепло. Человеческое тело притягательно не только кровью и гениталиями. Не знаю, как объяснить. Исходит от него некая мягкая энергия, которая дарит самое тонкое изысканное удовольствие. Сгрести и сосать хавчик из жилы — это для придурков, мне надо больше. Я ласково провёл пальцами по спине, спустился немного по хребту, наслаждаясь страхом жертвы, её отчаянием и ненавистью, приник грудью к широкому плечу. От этих пустячных прикосновений возникало волшебное ощущение, словно загораешь под лучами яростного полуденного солнца, и оно не жжёт, а наполняет светом. Сама жизнь перетекала в меня, подстёгнутая тем отчаянием, которое прорезается только на краю.

Человек не отодвинулся, но весь закаменел, словно готов был собраться в один кулак и не отдать мне ни фотона тепла, или в чём там это самое измеряется. Воспитательную работу, пожалуй, провели успешно лишь отчасти.

— Почему тебя связали? — спросил я, точнее промурлыкал тем бархатным голосом, который способен истекать только из вампирской глотки.

Он вздрогнул от неожиданности, но ответил почти сразу, словно надеялся словами защититься от кошмара происходящего:

— Пытался бежать.

— Удалось?

Он злобно зыркнул, сообразив, что я издеваюсь, но сдержался, буркнул неприветливо:

— Нет.

Корму следовало вести себя гораздо учтивее, но я решил не придираться к пустякам, и продолжал наполнять его уши патокой благозвучных речей, дёргая и без того натянутые нервы. Мы здесь находились для того, чтобы мне было вкусно, и следовало стараться обоим.

— Бесполезно, милый. Технология так отработана, что уйти от неё не удаётся никому. Все мы здесь потому, что порочны. Ты по своей части, я по своей. Признайся, ведь ты не усердным трудом кормил это симпатичное тело. Бродяжничал или воровал, или продавал другие услуги.

Я интимно спустился по хребту на поясницу, пальцы аккуратно проникли под резинку шаровар. Человек вздрогнул, съёжился ещё больше. Пожалуй, его пугала перспектива интимной близости с другим мужчиной — это хорошо. Когда я стащу с него штаны, всплеск стыдливости снабдит кровь особенно острой приправой. Иногда я понимал людей, которые священнодействовали на кухне, изобретая и претворяя в жизнь разнообразные блюда. Сам ведь занимался тем же самым.

— Не бойся, — ворковал я, стремясь тем не менее ещё более его устрашить. — Сильной боли я не причиню. Вампиры, правда, способны заниматься сексом очень долго, так что тебе придётся потерпеть. Твои стоны насытят кровь особенно сладкой нотой. Я буду доволен.

Гад я всё-таки, но дразнить человека было так увлекательно, я уже получил огромную подпитку просто находясь с ним рядом. Я гладил его тёплую кожу, вдыхал запах, считывал дрожь, которой он не мог удержать. Хорошо, но клыки отчаянно чесались, желая основного блюда, потому я придвинулся ближе, обнял его теснее, лизнул крепкую шею, там, где билась, страшась моих зубов упругая жила.

Он вновь глянул искоса, с отчётливым вызовом и глубоким отчаянием. Странная смесь ощущений, смысла которых я не уловил.

Я умный вампир. Да, знаю, что уже говорил это, но повторить никогда не вредно. Ещё я довольно стар. Прожил длинную жизнь, сталкивался со множеством затруднений, научился разбираться в людях хотя бы, когда ими питаюсь. Поведение корма меня насторожило. Поначалу слегка, мелькнула на границе сознания смутная тень. Я был не на шутку увлечён процессом насыщения и легонько так пьян, но этот сложный для простой ситуации взгляд заставил внутренний звоночек тревоги тренькнуть громче.

Я ещё раз лизнул кожу человека, демонстративно просмаковал языком и губами её вкус, зарылся носом в тёплое вместилище пищи. Чужие волосы щекотали лицо, и я довольно жмурился, но на самом деле упоение атаки оставило полностью, темперамент свернулся, словно снятая с лука тетива. Снаружи оставаясь всё тем же довольно мурлычущим над загнанным оленем барсом, внутри я был весь холодный анализ и предельная осторожность.

Знавали мы худшие времена. Да, это я тоже уже говорил, но не уточнял детали. Люди веками, тысячелетиями пытались нас извести и придумали так много способов, что на каждый из них и вампира бы не нашлось. Помимо традиционного серебра и деревянных кольев изобретали прививки, инъекции, которые делали кровь ядовитой. Сейчас я подозревал, что столкнулся с чем-то подобным.

Запах и вкус кожи отдавали неизвестностью. Да, люди разные, то есть, это они так думают, но почти всё, что человек мог сотворить со своей кровью по дурости, я уже изведал. Алкоголь, наркотики, болезни — здесь пахло другим. Неслышно, но тленно. На языке сохранилась горечь пробежавшей мимо смерти.

Жертва моя, преодолев какой-то барьер в душе, сама наклонила голову, подставляя клыкам шею. Типа смотрите: был неправ, но смирился со своей участью, не утружу премерзостными дерзостями прекрасного господина вампира. Я довольно поцеловал горячо пульсирующую жилу, вновь прошёлся ладонями по телу. Вроде бы ласкал, но руки мои как чувствительные датчики проверяли человека на ложь. Он знал, что мне придётся плохо и готов был пожертвовать ради этого собой.