Князь Двинский (СИ) - Башибузук Александр - Страница 15
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая
«Да ну нахрен! – озаренный неожиданной догадкой, я слегка ошалел. – Етить... да не может быть. Хотя, ничего особо удивительного...»
Вопреки мнению современных историков, в Средневековье царит вполне масштабная половая распущенность. О «голубом» движении даже говорить не буду, этих товарищей более чем хватает, а на юге, так вообще, подобное в порядке вещей. Дамы тоже не отстают, даже трубадуры в открытую воспевают «нежную женскую дружбу». Среди дам высшего света лесбийские отношения вполне обычное явление. Знаю, о чем говорю, так как вдова Карла Смелого, герцогиня Мергерит, помимо меня, вполне себе утешалась в объятиях своей первой статс-дамы Анны де Стутевилл. Правда, на «лямур де труа», заразы эдакие, так и не расщедрились.
Мать наша святая католическая церковь, естественно, сугубо отрицательно относится к подобному, порицает и стращает жуткими карами. Но больше на словах. Нет, прелюбодеев частенько казнят, но, в основном, обвинения в разврате идут довеском к остальным прегрешениям.
И знаете, на Руси, возвышенные женские отношения тоже вполне имеют место быть. Узнал об этом совершенно случайно: будучи в Москве, просматривал на досуге книги из библиотеки будущего тестя, великого князя Ивана. Там мне попалось “Вопрошание Кириково” – документ XII века, в котором были собраны ответы новгородского епископа Нифонта на вопросы, касающиеся широкого спектра повседневной жизни, в том числе интимного характера. Так вот, в книге прямо упоминается и однополая женская связь, описанная как “если девица лезет на девицу, и семя у них будет”. Там же цитируются вопросы, которые следует задавать девам при исповедовании: “С девицами друга на другу лазила еси блудити?”, “Или иная подруга тебе рукою блудила, а ты у ней тако ж?”.
Далее Нифонт рекомендует наказание за сие прегрешение, надо сказать, уж вовсе мягкое по сравнению с Европой. Месяц строгого поста, не более.
То есть, сами понимаете, церковь не будет упоминать того, чего не существует.
К чему это я? А если Сашка с Забавой... Твою же мать, даже не знаю, как к этому относиться. А если просто паранойя? Да еще помноженная на сексуальные завихрения в моей башке? Лучше было бы так. Но, в любом случае, дело надо расследовать до конца.
- А если подумать? – сурово поинтересовался я у служанки.
- Ничего не знаю, княже! – решительно выпалила девушка.
- Выбирай... – я подошел к столику, достал из мошны горсть серебряных монет и показал их Анюте. – Или, пеняй на себя...
Служанка побледнела и отчаянно замотала головой.
«Экая партизанка... – умилился я про себя. – Думает, что добрый князюшка не осмелится, пожалеет или побоится трогать служанку жены. Как же ты ошибаешься, дурочка. Еще как посмею...»
- Шарль, Александр.
В двери немедленно показались оруженосцы.
- Ваша... – показал я пальцем на девку. – Можете приступать прямо здесь...
Гасконцы довольно осклабились и шагнули к девушке.
Анюта шарахнулась в угол и уже оттуда запричитала, заливаясь слезами:
- Не надо, молю, скажу все княже, скажу...
- Так бы и давно, – я жестом отправил из кабинета парней, надо сказать, весьма разочарованных, потом подошел к служанке. – Итак, повторю вопрос, как живут между собой Александра и Забава.
- Хорошо живут... – всхлипнула Нюта. – Ладно, не сварятся. Любят друг друга. Но приказано то в тайне держать, дабы никто не знал. Токмо мы... ну, девки челядные при оных знаем. А ежели кто проболтает, ту сечь несщадно... Машку уже секли...
- Любят? – я еще больше охренел. – Это как?
- Ну, подружки оне... – Анюта часто заморгала. – Закадычные... У-у-у... Теперича и мне всю жопу обдерут... у-у-у...
- Да не вой ты. Не скажу никому, – я поднял ее за шиворот и подтолкнул к стулу. – Садись и ответствуй, г-м... что вместе делают?
- Ну... – Нюта вытерла рукавом нос. – С дитями вместе бавятся, давеча наряды примеряли, в баню ходють всегда вместе. За грибами да ягодами, тож. Бывает и сплять вместе, как засидимся за рукодельем допоздна...
- В баню и сплять? – для меня все сразу стало ясно. Твою же кобылу в дышло! Сука, ведь не даром Сашка заставляла меня перечитывать ей эпизоды из прованских романтических сочинений о любви, где краешком упоминается возвышенная женская дружба. Бля...
- Угу, – закивала Нютка, с опаской смотря на меня. – Токмо ты, княже, не выдай...
- Не выдам... – пообещал я. – А это... целуются?
- Ну, – служанка наморщила лоб. – Ну было... княгиня поцалувала Забаву в уста, да грит, ты ж моя подруженька ненаглядная. Ничего не жалко для тебя! И смеялись обе потом.
- Пиздец! – в слух выругался я, не вполне соображая, как реагировать на известие.
- Ты уж не выдай, княже... – опять завыла Нютка. – Княгиня со свету живет, ибо приказано тебя в неведении держать, боятся, что заругаешь...
- Все, заткнись, – я насыпал ей серебра в ладошку и подтолкнул к двери. – Будешь мне все сообщать, а я не обижу. А пока иди, да сама не проболтайся, что я у тебя выспрашивал. Отдам ратникам на потеху. Поняла? Свободна.
После того, как служанка свалила, я немного подумал, и решил, что пока никак не буду реагировать на новость. Пусть все идет своим чередом. Ничего особо страшного пока не произошло. А дальше видно будет. Хотя обидно, да, что меня в компанию не взяли, заразы эдакие.
А дальше стало не до баб, потому что я наконец соизволил принять своего казначея Уго Грубера и Ульфа Шайншталлера, главного обер-приказчика, ответственного по торговле с Московией. А они, в свою очередь, так запудрили мне все мозги своими отчетами, кредитами-дебитами и прочей экономической хренью, что аж голову заломило.
Опасался, что улетаю к глубокий минус, но все оказалось не так уж плохо. Наша с Фебом компания в просто гигантских прибылях от торговли, а значит и я, так как имею в ней долю, а вот по личным доходам и расходам с Двинской земли, после уплаты налогов государю, его сиятельство граф божьей милостью, остается по нолям, то есть без прибылей, но и без убытков. Что и неудивительно с такими-то расходами. Впрочем, все только начинается, барыши никуда не денутся.
Разобравшись с экономикой, я вспомнил, что еще не завтракал, приказал подать еды, и чтобы не терять время зря, вызвал к себе управляющего:
- Ну что там с бабами?
Яжук недовольно скривился.
- Я все сказал, как ты приказывал, княже, но крутят хвостами заразы. Хотя и не отказываются. Грят, от погляда не убудет, посмотрим. Пара дурынд вой подняли, но я их приказал пока запереть в амбаре, чтобы других не смущали. Как оно все сладится, увы, не ведаю. Боязно бабам.
- Ладно, посмотрим, – я тоже не особо был уверен в успехе затеи. – Что там с празднеством для людишек?
- Все почти готово, княже, – уверенно отрапортовал управляющий. – Пополудни можно начинать.
- Что еще?
- Дык, набольшие чуди и корелов заявились, грят, хоть бы одним глазком на милостивца глянуть. Врут сволочи, небось плакаться и жаловаться наладились. Гнать, али как?
Я вздохнул. Ага, здесь вам не тут, не Европа ни разу. Всех поселений раз два и обчелся. Несколько поселков ниже и выше по течению, да по притокам Двины пара деревень. Ну и стойбища аборигенов: чуди, корелов и самоедов. Вассалы, ептыть. На Заволочье, то есть, Онежском крае, что мне отошел с Двинской землей, дела получше, но это далеко. Но принять придется, с туземцами надо ладить, почти весь пушной ясак от них идет.
- Приму.
Переместился в большой зал, дабы выглядеть приличествующе, накинул парчовую ферязь, взял в руку посох и принял, заранее сгорая от любопытства, так как ни разу еще не сталкивался с «чудью белоглазой», так местные чохом обзывали всех туземцев.
Ожидал увидеть полудиких раскосых азиатов в мехах, но ошибся. Вожди или кто они там такие, оказались вполне европейского вида на морду, мало того, светлолицыми блондинами. Правда росточком невеликие и кривоногие, хотя и крепкие. Рожи широкие, глаза без малейшей раскосинки, волосы стрижены в скобку, прихвачены по лбу плетеными ремешками, на ногах высокие бродни из сыромятной кожи, на щиколотке и под коленом подвязаны шнурками, штаны узкие, кафтаны длиной до колена, пошиты не в запах, с открытой грудью, оторочены по вороту, подолу и рукавам мехом. На шее ожерелья из звериных когтей, на поясах длинные ножи с деревянных ножнах, в руках посохи с затейливо вырезанными оголовьями, видать знаки власти. Двое оказались среднего возраста, лет под сорок, а третий – где-то за пятьдесят, но тоже еще бодрый.
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая