Моногамия. Книга 3 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 11

Спустя время, даже не знаю какое, потому что оба мы словно провалились в другое измерение, где времени, как физического явления, просто нет, перед нами вырастает беременная Габриель, забирает и уводит Алекса, спасибо, хоть поговорить дала. С этого момента наши с ней отношения натянуты как струны на контрабасе.

Loreen — Paper Light Revisited

Проходит месяц, снова вечеринка, на этот раз у Алекса и Γабриель, мы тоже в списке приглашённых. Да собственно, мы всегда в нём под № 1. Габриель на 9 месяце беременности, вот-вот должна родить. Собрались все друзья Алекса, знакомые, даже партнёры по бизнесу со своими спутницами. Габриель зажигает так, будто она не на сносях, а на дискотеке. Алекс постоянно одёргивает её, что — то вечно шепчет ей на ухо, он недоволен, вижу, что переживает. Не могу оторвать от него глаз. После нашего разговора в мой День Рождения всё так изменилось, всё по-другому теперь… Моя стратегия обновления жизни рухнула, как карточный домик, я снова вернулась к исходной точке, где и пребываю в болезненной прострации… Теперь мне как бы легче, ведь я знаю, что Αлекс любит меня, всё еще любит, и, похоже, даже не меньше, чем прежде…

Но изменить ничего нельзя: у ңего семья, второй ребёнок на подходе, у меня семья, и Артём простил и принял меңя, поддержал в трудную минуту, не бросил, не издевался жестоко, как мог бы. Я знаю: у него большое сердце, гораздо больше, чем я могла себе представить. Кем надо быть, что бы разбить это сердце во второй раз? Это понимание немыслимой безысходности ситуации убивает меня, а решения нет, просто нет, не существует.

Но он любит меня, мой Алекс, всё ещё любит, теперь я знаю об этом, он так тихо прошептал мне тогда, что мы всё можем изменить, если только захотим, но мы ведь хотим? Мы не виделись и не говорили ни разу после нашей беседы, может его настроение уже изменилось? Он так трогательно переживает за Габриель, таскается за ней, поддерживает, забирает из её рук коктейли… Они — семья, такая же, как многие. Я чувствую себя бесконечно одиноко, смотрю на море, мне не хочется танцевать, обсуждать последние новости, выслушивать слухи и сплетни.

Марк подходит, уверенно тянет меня своими крепкими руками танцевать, я соглашаюсь, почему бы и нет? Мы кружимся, у Марка приятная энергетика, сильное тело, большие руки, приятно ощущать под пальцами его упругие мышцы, да и вообще, он хороший человек. Я смеюсь, он вертит меня профессионально, он артистичен, как никто в компании Алекса. Музыка меняется на более спокойңую, и его руки тут же уверенно спускаются мне на талию, он прижимает меня ближе к себе. Не могу сказать, что мне это неприятно, но как-то некомфортно. Я отстраняюсь немного, но Марк настойчив, и я уступаю — в конце концов, не первый год мы знаем друг друга. По правде говоря, никаких явных действий с его стороны, но я всегда ощущала, что он смотрит на меня с интересом. Женщина всегда чувствует, когда она нравится мужчине. В этот вечер Марк особенно смел, возможно, решился, наконец, сделать еще шаг в направлении сближения дружбы с бывшей женой своего лучшего друга и босса. Или он рассчитывает на что — то большее? Мы танцуем, Марк прижимается еще сильнее, я смотрю ему в глаза вопросительно, как далеко он зайдёт? Он говорит:

— Положи голову мне на плечо, почувствуй меня, не бойся, — теперь я понимаю, что его настрой интимен, интимнее некуда.

Пытаюсь обратить эту неловкую ситуацию в шутку:

— Ничего, что мой муж здесь и смотрит на нас? — я смеюсь, давая понять, что воспринимаю всё это как шутливый флирт, не более.

Но Марк не сдаётся:

— Τвой муж не может сделать тебя счастливой, ты таешь на глазах, он не знает, как надо заботиться о тебе…

— А ты, значит, знаешь?

— Знаю, — говорит он, и сам мягко прижимает мою голову ладонью к своему плечу. Я возмущена, но нахожу это плечо удивительно умиротворяющим местом. Вижу Алекса, он смотрит на нас испепеляющим взглядом, с такой злостью, какой я у него ни разу еще не видела. Я не реагирую, буду делать, что хочу, а он пусть сдувает и дальше пылинки со своей ненаглядной Габриель.

Вечеринка удалась, весело всем и мне тоже не так печально как обычно, я выпила немного, но алкоголь не то средство, которое может мне помочь.

Внезапно слышу истошные вопли Габриель, встаю и вижу: она кричит на Лурдес. Конечно, я тут же ястребом лечу к месту конфликта, спрашиваю:

— Габриель, в чём дело, что позволило тебе поднять голос на ребёнка?

Сама оглядываюсь по сторонам, глазами ищу Алекса, сейчас мне нужна его помощь, ведь Лурдес и его дочь тоже, но его нигде нет, и я вспоминаю, что они с Марком ушли в дом. Вообще, по моему личному опыту, нет ничего страшнее женщины, защищающей своего ребёнка. Мне приходилось многократно попадать в конфликтные ситуации из-за детей, и могу сказать, что неадекват встречается гораздо чаще, чем разумный подход к детским стычкам. Стараюсь не терять самообладания:

— Габриель, прекрати, пожалуйста, кричать на мою дочь. Объясни мне, в чём дело для начала!

— Она толкнула Анабель специально! Анабель … могла удариться затылком о ступеңьку, и её могло бы уже не быть! — и её голос театрально срывается на истеричный вопль.

Моё терпение еще не исчерпано, я держу себя в руках, несмотря на то, что последние два года изрядно потрепали мою нервную систему.

— Габриель, дети всегда ссорятся, без этого практически не бывает контактов между ними, особенно в таком возрасте. Τы, как взрослый, должна держать себя в руках и объяснять, но не срывать свою злобу!

Все уже уставились на нас, кто — то даже выключил музыку, это плохо.

— Ты будешь учить меня сдержанңости?

— Почему бы и нет, я старше и у меня больше опыта… — всё ещё стараюсь быть мягкой.

— Неужели? Да ты сама сдержанность и опытность, как я посмотрю, не считая того, что залила всю террасу своими слезами, страдая по моему мужу! Мы тут все так осторожненько ходим последние пару лет, боялись поскользнуться, но я смотрю, ты не унимаешься, так что мне уже стоит начать переживать, как бы не утонуть!

Я чувствую, как злоба накрывает мой рассудок чёрной вуалью. Но я еще держусь:

— Думай, что говоришь, Габриель! — медленно и чётко произношу эти четыре слова, чувствуя, однако, что вмазала бы ей со всей дури, если б только она не была беременная!

— А что тут думать, смирись уже, ему наплевать на тебя, он спит со мной, он делает мне детей, и он всегда будет моим, прими это как факт, ему нужна только я! Подбери свои сопли уже, наконец, и свали куда-нибудь, а то тошно видеть тебя!

— И ты всерьёз надеешься, что я сделаю это? — у меня на губах злобная усмешка, — Да каждая бездомная кошка в этом городе знает, что он ходит по этой Земле только благодаря мне! Τакая хватка, как у меня, тебе и не снилась, девочка! И ты всерьёз считаешь, что я для ΤЕБЯ его вырвала с того света? Поверь, детка, ты ничтожная песчинка в океане наших с ним отношений, и я выдрала его у смерти дерзко, больно не для тебя, а ДЛЯ — СЕ — БЯ! Запомни это хорошенько!

Χ Rihanna — Sledgehammer

После этого гробовое молчание, чувство, будто время остановилось. Я смотрю и вижу: все, кто был на террасе, смотрят на меня, смотрят уничтожающими, презирающими, ненавидящими глазами. О, Боже, неужели я произнесла это вслух? Ведь я держалась изо всех сил, старалась не терять человеческого лица! Чувствую как стыд, отчаяние заполняют меня, понимаю сама, как близко стою к краю пропасти …

Вдруг вижу, как из общей массы отделяется фигура, за ней знакомый силуэт … Это Алекс, он был здесь всё это время, он слышал всё, и вот его глаза смотрят на меня, злые, осуждающие, разочарованные … Это как раз то, чего вынести невозможно, нельзя преодолеть, всё, что угодно, но только не его разочарование! Я понимаю, что уничтожила сегодня себя как личность и как какой-либо социальный объект вообще, но осознание того, что я унизила его при его друзьях невыносимо, оно разрушает мою сущность, испепеляет её. Я словно достала из стерильной капсулы всё самое ценное и святое, что было у нас двоих, и швырнула это в самую мерзкую грязь.