Будет вам и белка, будет и сурок (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale" - Страница 44

— Сына хороним послезавтра на рассвете, — сообщил он. — Надеюсь, ты проводишь его.

— Мне бы домой сходить, — ответил я. — Потом обязательно вернусь.

— Переночуешь, а завтра тебя отвезут домой. Лучезару и Будевому я не посылал сообщений, — спохватился Куракин. — Сам объяснишь. Мне не до того.

«Лучезар у нас кто?» — озадачился Кирилл.

«Судя по всему, Курьян Матвеевич, наш юрист», — сообразил я.

На мобиле рода Куракиных меня доставили в родовое поместье на следующий день утром.

— Как раз успеешь послушать отповедь мачехи, — съязвил Фалулей.

Собственно, так оно и получилось. Единственная разница была в том, что я не ночевал в особняке. А так фразы звучали без искажения.

— Курьян Матвеевич, можно с вами поговорить? — обратился я сразу к юристу, как закончили с документами.

— Молодому господину что-то непонятно? — продемонстрировал он свою коронную акулью улыбку.

— По документам вопросов нет, у меня для вас сообщение от главы рода Куракиных.

Юрист кривляться и скалиться сразу перестал, молча последовав за мной.

— Чтибор вчера умер, — сразу огорошил юриста. — Похороны завтра на рассвете. Куракины приглашают вас и Будевоя.

«Акулья челюсть» сделала «клац». Мне ни разу не доводилось видеть такого выражения лица у семейного юриста. Кирилл хихикал, Фалулей ржал, а я стоял со скорбной физиономией и сдерживался изо всех сил.

— Хм… простите, Кирилл Ростиславович, — наконец обрёл дар речи Курьян Матвеевич, — а вы откуда в курсе?..

— Чтибор мне свой дух передал, — отодвинул я повязку на ладони. Юрист повторно изобразил неодушевлённый предмет. Через минуту опомнился. Промямлил что-то насчёт Мартына и вышел из комнаты.

— Пойдём в спальню, арку-портал в шкафу сделаем, — тут же придумал мне занятие Фалулей.

— Хотел сейчас съездить за медальоном на право вождения, — напомнил я.

— Хорошо, давай за медальоном.

Савву я отловил без вопросов. Он что-то попытался мявкнуть о смене места работы, но лёгкого ментального воздействия хватило, чтобы это пресечь. Я только сейчас сообразил, почему его всегда старались убрать с должности моего водителя. Савва возил управляющего и доктора на рудник. Пусть он не понял то, что видел, но мог обмолвиться и не только мне. Нарушить мой прямой приказ он не мог, потому подождал меня, пока я сдавал вождение, и вернул в поместье. Управляющий и юрист уже успели смотаться к Куракиным и буквально набросились на меня с вопросами.

— Вы ещё громче кричите, что я делал на капище, — огрызнулся в ответ и выглянул в коридор. Убедившись, что никто нас не подслушивает, вернулся и сел в кресло с независимым видом.

— Кирилл, откуда… — начал управляющий, но я его прервал.

— Это у меня к вам вопрос. Почему вы бросили Чтибора и не забрали в город?

— Я не мог.

— Мог! — рявкнул я. — Лично я смог. Взял в станице фургон и привёз Матвея. Вы же проявили халатность!

Юрист недовольно покосился на Мартына, но промолчал.

— За доктором я сразу с утра поехал, — стал оправдываться управляющий. — Яков Семёнович заверил, что это обычное магическое переутомление.

Я грозно насупил брови, но дальше обвинять не стал. Без меня разберутся те, кому нужно. Магия язычников отличается от общеизвестной. Как мог доктор определить магическое истощение у того, кто проводил ритуал, используя совершенно другую магию?

«Так и продолжай напирать, обвиняя Мартына», — поддержал меня Фалулей.

До конца дня я из своих апартаментов не выходил. Оформил арку-портал, но нить из неё не брал. Не думаю, что смогу воспользоваться этим порталом. Фалулей посоветовал сделать его на всякий случай. Обсудили с друзьями линию нашего поведения. Кирилл сильно волновался, что мне не поверят. Как ни крути, но мне официально шестнадцать лет. Язычником не явлюсь, бороды не имею и так далее по списку. Я тут же привёл бесспорный аргумент на своей ладони. Выпуклый узор дискомфорта совсем не доставлял.

Разбудили меня затемно. Церемония похорон должна состояться на рассвете, и мы поспешили приехать заранее. В особняке Куракиных было многолюдно. Люди вежливо здоровались, вели себя тихо и лишних вопросов не давали. Женщины с опухшими от слёз глазами тоже не издавали лишних звуков. Я так и не понял, кто из них мать Матвея. Да мне и неважно это было. Хотелось поскорее закончить с неприятной церемонией.

На меня смотрели с недоумением. Разве только глава Харченко не спускал глаз. Я для него человек новый, непонятный. А меня ещё поставили в очередь на прощание сразу после Мишки. Считай, стал близким родственником. Традиции поминок в этом мире тоже существовали. Фалулей потребовал подробностей. Я пояснил, как это принято у нас, посмотрели, как поминают в этом мире. Хлебнули чего-то алкогольного из общей огромной чаши, закусили.

Куракины горевали, ближники из рода Анохиных вполне достоверно изображали на лицах скорбь. Только Харченко с подручными даже не пытался демонстрировать сострадание. Он ждал, когда можно покинуть застолье и добраться до меня.

— Назар Филиппович, извольте пройти в мой кабинет, — предложил Куракин, как только гости насытились и стали расходиться.

— Вот дух нашего Матвеюшки, — приобнял меня за плечи старший Куракин, знакомя с главой рода Харченко.

Повязку я развязал и молча продемонстрировал символ Перуна.

«Больше молчи и слушай», — дал дельный совет Фалулей.

Молчать оказалось со всех сторон выгоднее. Куракин мою историю подправил, что-то додумал сам, я такого точно не говорил. В целом, получилась приемлемая версия о любопытном юноше, который случайно забрёл в катакомбы и разом воспылал любовью к язычникам.

— Не верю я ему, — хмуро оглядел меня Харченко. Угу, я сам себе не верю. Ну не Штирлиц я.

Куракин растерялся. Я согласно рекомендации голос не подавал. Пусть умные дяди без меня решают.

— Зови Будевоя и Лучезара. Поговорим, — скомандовал Харченко. — И свою обавницу тоже.

«У язычников есть ещё должности, кроме волхвов?» — заинтересовался Фалулей.

«Скоро узнаем», — предположил я.

«Обавница от слова обаять?» — перебил Кирилл.

«Вероятно».

Первой пришла та самая обавница. Мы решили, что это мать Михаила и Матвея. Женщина с печальными глазами села в сторонке, сложив покорно руки на коленях. До того момента, как пришли Мартын с юристом, вопросов мне никто не задавал.

Не знаю, из каких соображений, но Курьян Матвеевич сразу стал Мартына «топить». Мне же досталась роль спасителя Чтибора. Я ведь не только его подобрал, но и довёз живым до родни. Дальше уже не мои проблемы. Юрист напирал на то, что своевременная помощь могла спасти несостоявшегося волхва.

— Братья, нас мало, но мы не слабы. Проникнемся состраданием к ближнему. Ярило-батюшка с укоризной взирает на детей своих неразумных. Не пристало братьям и сёстрам жить словно диким зверям… — вещал Курьян Матвеевич.

«Во даёт!» — невольно восхитился Фалулей.

«Проповедник хренов», — подтвердил я.

Смотреть и слушать подобное лицемерие мне было противно. Буквально сутки назад я получал документы из рук этого мужчины и помню злорадство в его глазах. В разглагольствования о братьях я не верил. Похоже, что Харченко тоже.

— Мы поняли, Лучезар, давай по делу.

«Его не Лучезаром, а Бояном назвать нужно, — добавил Кирилл. — Ишь как складно поёт!»

По делу у юриста особо ничего не было. Сам он при тех событиях не присутствовал и не участвовал.

— Премислава, что ты скажешь? — обратился Харченко к единственной женщине.

— Сейчас мы с Кирюшенькой поговорим. Вижу на душе у него печаль и тяжесть. Отопри сердечко, расскажи о горестях, о радости, о том, что было, чем ты успокоишься, чем всё покроется…

«Зашибись какая обработка! — оценил я всю эту патоку и гипноз. — Фалулей, и как отвечать на такое?»

«Пусти слезу и иди обниматься к тётке. Жалуйся, что сирота».

— Нет у меня матушки, — «запел» я, подражая разговорному стилю собравшихся. — С малых лет сирота. Батюшку два месяца назад схоронил. Печаль на сердце и одиночество.