Ранним воскресным утром. Пёрл-Харбор. 1941 - Дененберг Барри - Страница 7
- Предыдущая
- 7/17
- Следующая
«Гавайский книгообмен» мистера Пула — очень пыльный и темный магазин; это именно то, что папа имеет в виду под словом «приличный». В магазине должно быть не меньше миллиона книг, и чем больший там беспорядок, тем лучше. Должно быть, не меньше миллиона книг было только на одном балконе. Хотя я не поднималась туда, потому что мне показалось, что он вот-вот обрушится.
Папа и хозяин магазина действительно понравились друг другу. У хозяина были растрепанные седые волосы, которые торчали во все стороны и выглядели так, будто он их никогда в жизни не расчесывал; на его шее на шнурке висели очки, которые он никогда не надевал; он курил сигару, которую никогда не зажигал. Но его голос был полной противоположностью его виду. Он казался таким интеллигентным, был таким успокаивающим и мягким, что звучал тихо, как шепот.
От одного звука его голоса можно было поверить, что все будет хорошо.
Обычно папа любит, чтобы говорил кто-то другой, но в этот раз папа говорил сам. Владелец магазина хотел знать, что люди «на большой земле» думают о войне, особенно люди в Вашингтоне.
Мистер Пул спросил, люблю ли я читать, и выглядел довольным, когда я ответила, что очень люблю. Он сказал, что в этом случае у него есть для меня приятный сюрприз, и исчез в одном из длинных, тускло освещенных проходов, разделявших бесконечные ряды книжных полок, которые высились от пола до потолка. Вернувшись, он вручил мне книгу «Секретный сад» и пожелал, чтобы она понравилась мне хотя бы наполовину так сильно, как понравилась ему.
Папа заплатил за свои книги, но мистер Пул не позволил заплатить за мою, показав на табличку, висевшую над его головой: «ДЕТИ ЧИТАЮТ БЕСПЛАТНО».
Папе так понравился хозяин магазина, что он спросил, не возражаю ли я, если мистер Пул пойдет с нами обедать. Я не возражала, я даже не знала, что мы собираемся обедать не дома.
Когда мы уходили, мистер Пул просто перевернул на двери табличку, у которой с одной стороны было написано «Открыто», а с другой «Закрыто», и мы отправились в город. Он предложил на трамвае поехать в его любимый ресторан, и там оказалось очень хорошо. Я съела две порции вкуснейших свиных ребрышек.
Нам было так весело вместе (когда папе по-настоящему нравится какой-то человек, что бывает крайне редко, то он ему очень нравится), что мистер Пул пошел с нами в кино.
Папа любит ходить в кино, и я тоже. (Мама предпочитает читать, а Энди предпочитает играть в бейсбол.) И папа любит Чарли Чаплина, поэтому мы пошли на «Великого диктатора» в «Княжеский театр».
Мы с папой предпочитаем ходить в кино днем, и оказалось, что мистер Пул тоже. Мистер Пул сказал, что ходить в кино днем лучше, потому что в зале не так много людей, чтобы они могли испортить удовольствие своими разговорами. А еще он сказал, что забавнее ходить в кино днем потому, что «это так классно», — он подмигнул мне, когда говорил это.
Чарли Чаплин был очень, очень смешным, особенно когда изображал Гитлера. Хотя я не понимаю, как все могут смеяться над человеком, которого считают таким ужасным.
Среда, 19 ноября 1941 года
Оаху, Гавайи
У Кейм очень красивый дом. По саду гуляли два павлина.
Стены увешаны фотографиями и разными предметами. В гостиной висит портрет человека, который выглядит, как король Японии, и еще два меча, один длинный и один короткий. Кейм сказала, что это мечи самураев и что ее предки в Японии были воинами-самураями.
Когда мы сели ужинать, я с удивлением обнаружила, что вилок нет, а есть только палочки для еды. Я понятия не имела, что с ними делать. Все, включая двух младших братьев Кейм, смотрели на меня так, будто ждали, что я совершу какое-то чудо, — то есть возьму эти палочки и буду ими есть.
Кейм поняла, в чем проблема, и достала из ящика вилку и ложку. Теперь у меня оказались приборы, которыми я могла пользоваться, и, казалось, это послужило неким сигналом к началу ужина, все начали передавать по кругу еду.
Передавали миски с дымящейся лапшой, большие плоские блюда с рисовыми лепешками, маленькие тарелочки с сушеными кальмарами, темпурой и тофу, о которых я даже не слышала раньше. Тофу, японский творог, оказался вкуснее, чем я ожидала, мягкий и бархатистый, как заварной крем, хотя далеко не такой вкусный.
Кейм объяснила, что тофу делают из молотых соевых бобов, видимо надеясь, что мне это о чем-нибудь скажет.
Мистер Арата спросил, как мне нравится на Гавайях, и я ответила, что, хотя я здесь совсем недолго, мне тут вполне хорошо. (Ненавижу, когда говорят «вполне хорошо».) Он сказал, что Гавайи это tenjiku, что значит «восхитительное место». Мистер Арата — владелец компании, которая импортирует чай.
После ужина он играл на самисен — трехструнной японской гитаре, и все (кроме меня, конечно) пели японские песни. Хотя я и не могла петь вместе с ними, мне было хорошо, потому что у Кейм очень милая семья.
Потом мы с Кейм сидели в ее комнате и ждали, когда меня заберет мама, и Кейм сказала, что ее мать не говорила за ужином, потому что в традиционной японской семье женщина всегда должна подчиняться мужчине.
Она сказала, что у японцев есть поговорка: «Нет благополучия в той семье, где курица кукарекает». Это значит, что женщины молчат, а мужчины командуют.
Кейм так говорила, будто считала, что должна мне это объяснить.
Она спросила, какая у меня семья — традиционная или современная. Я никогда об этом не думала. Не сомневаюсь в одном: папа не командует в нашей семье, но не знаю, говорит ли это о том, что наша семья традиционная или, наоборот, современная. Одно я точно знаю о нашей семье: мы сильно отличаемся от большинства семей.
Кейм сказала, что в ее семье больше заботятся о ее братьях, потому что японские родители хотят, чтобы у них рождались только мальчики.
Она произнесла это очень печальным голосом.
Кейм сказала, что ее имя на японском языке означает «черепаха», и я не могла сдержать смех. Я никак не могла перестать смеяться, а Кейм все спрашивала: «Что? Что? Что такого смешного?» В конце концов, я успокоилась и объяснила ей про Энди, акул и пловцов на досках, и она тоже рассмеялась и сказала, что больше никогда не полезет в океан благодаря мне.
Воскресенье, 23 ноября 1941 года
Оаху, Гавайи
Папа уехал играть в гольф, а я валялась в постели дольше, чем обычно, и перечитывала пришедшее вчера письмо от Эллисон.
Она написала, что уже скучает по мне так сильно, как и ожидала. Эллисон уверена, что я уже нашла новую лучшую подругу. Она рассказала, что раз или два встречалась с Сильвией Прескотт, и было весело, но каждый раз на Эллисон было надето что-то такое, что очень нравилось Сильвии, и прямо на следующий день Сильвия покупала точно такую же вещь (у нее богатый отец), а потом надевала в школу.
Эллисон хочет все знать о Гавайях, особенно о детях в школе.
Она написала, что скучает по мне, по моей семье, особенно ей не хватает вечеров, когда мы все вместе ели мороженое после ужина. Эллисон любила говорить с мамой. Она рассказывала маме такие вещи, каких не говорила даже мне (это от мамы я узнала о том, что отец Эллисон в больнице). Мама замечательно умеет слушать — у большинства людей (включая меня) это не очень хорошо получается. Мама говорит, все дело в том, что людям нравится слышать только собственные голоса.
Мама пообещала, что задушит меня, если я не отвечу на письмо Эллисон на этой неделе. Она сказала, что не собирается воспитывать дочь, которая невнимательна к другим людям. Думаю, было необязательно это говорить.
Понедельник, 24 ноября 1941 года
Оаху, Гавайи
У Энди сердечный приступ, потому что он обнаружил, что у одного из его новых друзей (у него их уже около тысячи) коллекция бейсбольных открыток еще лучше, чем у него. Обычно Энди оценивает людей в зависимости от размера и качества их коллекций бейсбольных открыток (что отчасти объясняет, почему Энди не дружит с девочками — но только отчасти).
- Предыдущая
- 7/17
- Следующая
