Снегурочка в беде (СИ) - "Awelina" - Страница 37

— Что у нас следующее в приговоре? Не желаю становиться мужем и отцом? — он кинул на меня обвиняющий взгляд.

Я прикусила губу, проигнорировала реплику. Могла ли ослышаться, ошибиться в тот сентябрьский вечер? Мог ли сам Воронов ввести отца в заблуждение своим наглым заявлением?

А с другой стороны, любовь не всегда предполагает поход в ЗАГС и родительство.

— На самом деле, Лесь, тут есть немножко твоей вины, — вполне миролюбиво продолжил Миша. Впрочем, до спокойствия он пока был далек. Выдавали жесткие складки у рта, то, как часто запускал пальцы в волосы.

— Моей? — холодно переспросила я.

Он кивнул.

— Мне хватило нескольких часов первого свидания. Сразу же решил: ты поразительная, станешь моей, не отпущу. Проблема была в тебе. У тебя так глаза горели, когда говорила, что хочешь найти себя, построить карьеру. В моем представлении это не вяжется с замужеством, семьей и детьми. Короче, посчитал неправильным напирать, связывать. Решил дать тебе время, а уж потом делать предложение. И ведь ты никогда и намеком не давала понять, что хочешь чего-то большего!

Миша покосился на меня, прищурившись.

— Это должен давать понять мужчина, — заметила я глухо.

— Я намного старше тебя, а ты временами сущий ребенок. Решил не давить авторитетом и предоставить возможность самой дозреть до мысли о семье и общих детях. Вот и ждал, когда дойдешь, а дождался разрыва и непонимания. Ну и претензий до кучи.

Я потерла лоб, вздохнула. Неужели же из-за собственных поспешных суждений и принципов так все запутала? Сделала больно самой себе… И Мише…

— Чтоб ты знала, — Воронов выразительно посмотрел на меня, подняв вверх указательный палец. — Я люблю тебя и хочу всего, что ты способна мне дать. Но жениться не хочу…

— Вот! — я перебила его, всплеснув руками.

— В ближайшие месяцы, — усмехнулся этот провокатор. — Свадьба — это церемония, которую всесторонне нужно обдумать, обсудить. Никакой спешки, никакого «по залету», только четкий план. Я, к примеру, без понятия, что хочу от свадьбы сам и что хочешь ты.

Открыла рот, но так и не нашла слов. А Воронов продолжал:

— И я не найду причины, с чего ты меня приписала к модным ныне чайлдфри? По-моему, отцовство — замечательное последствие отношений с любимой женщиной, которую видишь рядом. Так с чего? Это интересный вопрос, который намерен прояснить.

Я отвернулась к окну, промолчала.

Все смешалось, связалось в такую абракадабру, превратилось в пресловутый ералаш и перевернулось с ног на голову. Я не могла ошибиться в своей оценке произошедшего, не могла ослышаться тогда, но… Ошиблась, поняла все превратно. И как теперь быть?

Для начала уложить в сознании новую реальность. А она укладывалась с трудом…

— Опыт показывает, — заговорил Воронов, не дождавшись от меня каких-либо объяснений, — что бесполезно тебя просить рассказать, в чем дело. Значит, сам буду копать.

Я, кусая губы, хранила молчание, смотрела в окно на то, как быстро опускающаяся на городские улицы тьма преобразует их тоннели света, падающего из фонарей.

— Итак. Уверен, что это что-то, из-за чего, собственно, ты ушла, случилось не в тот день, а накануне. — Пауза. Почувствовала цепкий взгляд мужчины на себе.

— А накануне, вроде, все было нормально. Все как обычно. Встали, позавтракали. Я помню, ты в тот день уговаривала меня попробовать цикорий и даже обещала какой-то сюрприз за мою отвагу. Я отказался и сказал, что сюрприз и так получу. Но не в этом же причина твоей страшной обиды?

Новая пауза. Вновь он изучает мою реакцию. Я же продолжала сидеть, отвернувшись, затаив дыхание.

— Нет, не в этом. Потом мы работали. Я тогда пораньше освободился и поехал домой. Ты сказала, тебя не ждать, мол, много дел. Дел действительно было много. Ты готовила для Матвея презентацию. Он в них полный профан. Алина бы помогла, но на неделю взяла отпуск. Так что здесь все сходится.

— Так. Что дальше?.. Я позвонил тебе, захотел тебя встретить, но ты сказала, что уже практически рядом с домом. Теоретически ты могла кого-то встретить по дороге. Или с кем-то поговорить. Или что-то произошло еще в офисе. По какой-то причине из своего возвращения ты сделала тайну. С чего бы?

Я нервно царапала ногтем кожу сумочки, невидящим взглядом смотрела в темноту за окном.

— У тебя удивительная память, — заметила вполголоса.

Конечно, можно было бы рассказать, но было так неловко… И стыдно за себя, свою поспешность, желание сохранить лицо.

— Я три месяца ворочал в голове все эти события, солнце мое, — усмехнулся Воронов. — Пытался найти ответ на вопрос почему. Естественно, что помню все до мелочей.

«Помнит ли?» — усомнилась я. Под ложечкой засосал страх, скрутилось волнение.

— В общем, я решил реабилитироваться хоть как-то и внести свою лепту в приготовление ужина. Отправился чистить картошку. Усердствовал вовсю, когда пришла ты. Вполне себе довольная. Даже с моим отцом тогда поговорила. Притворялась, а у самой кошки на душе скребли?

Миша внезапно прервался. Бросил на меня очередной испытующий взгляд. Внутри все сжалось стальным льдом.

— А могло ли быть так, чтобы… Отец ведь тогда снова оседлал своего любимого конька. Могла ли ты услышать?..

Щеки загорелись румянцем. Я пошевелилась, поправила волосы, спросила насмешливо, но голос предательски дрогнул:

— Подслушать, хочешь сказать? — Покосилась на спутника с полуулыбкой.

Воронов внезапно надавил на тормоза. Если бы не ремни безопасности, дело бы для обоих кончилось ушибами. Мужчина свернул на обочину, заглушил мотор.

Мы уже были на выезде из города. С обеих сторон трассы призрачным частоколом высились березы, вдали устремлялись вверх огни развязки.

Миша повернулся ко мне, посмотрел испепеляюще, с жестким обвинением в глазах. Я инстинктивно подобралась, хоть и горела со стыда.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, Олеся, — прорычал он. — Ты за чистую монету приняла все эти наши подначки, эту скверную комедию, которую мы столько лет уже разыгрываем с ним, что привыкли и сделали традицией. Усомнилась во мне, в нас с тобой. А потом малодушно ушла, решив, что гордая королева не закатывает скандала, а делает вид, что все в порядке и все идет по плану. Так?

— Поставь себя на мое место, — ледяным тоном ответила я, не отводя от мужчины взгляда, сжав в кулаки похолодевшие пальцы. Стук сердца набатом отзывался в висках.

— А ты поставь себя на мое!

— Ты мне ничего не обещал и не говорил, что любишь. Где основание не верить твоим словам в разговоре с отцом?

— А ты никогда не слышала, что замалчивать проблему нельзя? Почему ты меня прямо не спросила?

— Потому что!

— Чудесный ответ!

Тяжело дыша, мы зло уставились друг на друга. У меня звенело в ушах, а внутри все бурлило, так что представлялось: я или сойду с ума сейчас, или не выдержу — выскочу вон, на мороз и ветер, чтобы остыть.

Просто случайность, мелочь, пара фраз не вовремя, а какой резкий поворот сразу в двух судьбах.

И надо быть объективной: и тогда, и сейчас я имела смутные представления о том, какие у Миши отношения с отцом, ведь Воронов вечно говорил, что он с родными на разных берегах. Да, они редко касаются серьезных тем и временами любят дразнить друг друга, но в тот день я даже не вспомнила об этом.

Я отвела взгляд от взбешенного мужчины, выдохнула и, потерев лоб, посмотрела на часы.

— Мы опаздываем, — в который раз напомнила ровным хриплым голосом.

Перепалка оставила меня без сил, по телу разливалась болезненная опустошающая слабость.

— И хрен с ним! — огрызнулся Миша. — Я во все это ввязался только ради этого разговора. Получил, что хотел, и убоялся своих желаний.

Мы помолчали.

— Я жутко, зверски злюсь на тебя, Леся, — спустя долгую минуту произнес Воронов, стукнув по рулевому колесу.

— Не новость. И если тебе станет легче, действительно чувствую свою вину. Но, Миш, у нас есть дело. Давай сконцентрируемся на нем.