Выбери любимый жанр

Старичок – бодрячок, или хроники попаданца (СИ) - Борискин Александр Алексеевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

«Ни хрена себе! Где они такие сюртуки и сарафаны отыскали? Может артисты? Неужели кино снимают про старину? Почему я ничего про это не знаю? Ведь местную газетку, бесплатно разносимую по домам, я читаю от корки до корки! Да и Капа об этом ничего не говорила.»

Ответа на эти вопросы у него не было. Приставать к незнакомым людям с расспросами Глебу Петровичу было неудобно. Он решил с этим повременить и попытаться самому разобраться в сложившейся ситуации.

Деревянная некрашеная скамья, стоявшая рядом с ближайшим деревом, была свободна, но мокрая от дождя. Он достал из пакета свой дождевик, вывернул его, положил на скамью и уселся на него с удовольствием вытянув уставшие ноги.

«Надо позвонить домой, может моя Капа знает, что происходит в городе», — подумал Глеб Петрович.

Он достал из заднего кармана брюк старенький мобильник «Nokia 3110» образца 1997 года, верно служащий ему уже более пятнадцати лет и подаренный сослуживцами при выходе на пенсию, и набрал номер телефона жены. Гудка не было. Не было и сети.

«Не паниковать! Так, что мне известно. Место — знакомо, но совершенно не соответствует тому, что я привык видеть при ежедневных прогулках по набережной. Такое впечатление, что я перенёсся на сто лет назад, куда-нибудь в начало двадцатого века. Нет ни бетонного обрамления реки, ни тротуаров, замощённых плиткой, ни клумб, ни знакомых домов вдоль набережной. Нет даже моего кирпичного дома, где я прожил почти двадцать пять лет и который с этого места должен быть прекрасно виден! Вон, на его месте стоит какая-то деревянная изба и из неё баба с вёдрами на коромысле идёт в сторону реки к деревянным мосткам за водой. Люди, окружающие меня, одеты в странные одежды. Причём не похоже, что снимается какой-нибудь исторический фильм. Вокруг слышится русская речь, хотя не все слова мне понятны. По мощёной булыжниками дороге вдоль набережной двигаются экипажи, телеги с грузом, запряжённые лошадьми, понукаемые извозчиками в каких-то армяках. Нет ни одного автомобиля. На реке — только вёсельные лодки. Причём причалы для них построены вдоль всего берега. Ни одного катера и моторки! Не видно ни одного парохода!

Да куда же я попал!?

Вот мой самый младший внучок Сашка — четырнадцати лет — всё время читает книги про каких-то попаданцов. Даже мне о них рассказывал. Мол, люди по той или иной причине через порталы попадают в прошлое или будущее, даже на другие планеты, молодеют, становятся здоровыми и богатыми, а некоторые — даже магами, королями и т. п. Если я попал в прошлое, то почему не помолодел? Кардиостимулятор, что мне установили в прошлом году, так и остался под левой ключицей! — он ещё раз ощупал его рукой через рубашку. — Надо бы найти зеркало и посмотреться: вдруг помолодел? Да о чём я думаю! Если и правда я попал в прошлое или ещё в какой мир, то надо думать о другом: где жить, где спать, что есть, где брать лекарства, которые я каждый день заглатываю пястками чтобы сердце нормально работало!»

После таких мыслей от волнения у Глеба Петровича должно было защемить сердце и начаться очередной приступ стенокардии, но он этого не почувствовал. Пульс несколько возрос, но боль в сердце отсутствовала. Это не должно было не радовать.

«Ладно, день то я продержусь на чёрном хлебе и молоке, что купил для дома, а дальше что? Надо бы проверить, что у меня ещё имеется с собой.»

Он вытащил из одного кармана брюк большой чистый клетчатый платок, из другого — горсть мелочи — сдача из магазина. Из одного заднего кармана брюк — мобильник, который уже доказал свою никчёмность в этом мире, из другого — связку ключей от дома. Из нагрудного кармана рубашки достал паспорт и две красненькие сторублёвки — остатки от пятисотки, что недавно потратил на покупку продуктов. Осмотрел свои простенькие швейцарские в позолоченном корпусе механические часы «AppellA»», больше двадцати лет верой и правдой служащие ему, и золотое обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки, не снимавшееся уже пятьдесят пять лет. Подержался за серебряный крестик, висящий на шее, с которым не расставался последние тридцать лет. Не забыл проверить титановый стилет, спрятанный в палке и доставаемый оттуда одним движением руки при нажатии стопора в случае опасности.

«Ещё имеются семейные трусы весёлой расцветки, тельняшка десантника с длинными рукавами, подаренная старшим внуком после возвращения со службы в ВДВ, рубашка в клетку с длинными рукавами, носки чёрного цвета, брюки китайского производства, дешёвые кроссовки, жокейка, пакет с продуктами и плащ-дождевик. И всё! Как хочешь, так и попаданствуй!»

Глеб Петрович был стариком с железным характером. Ему пришлось пройти в своей нелёгкой жизни через многие испытания. Он всегда руководствовался принципом: «Умерла, так умерла!». Что толку убиваться, горевать и плакать, если что-то изменить ты не в силах? И сейчас он думал только об одном: как зацепиться за этот мир, устроиться в нём и дожить достойно до конца своих дней. Бегать по берегу реки и, задравши штаны искать ту радужную плёнку, что окутала его во время дождя, а потом усвистала через реку — глупо. Ясно, что с ним произошло случайное событие и ничего изменить нельзя. Капа осталась в старом мире, у неё есть квартира, накопления, которых ей хватит безбедно прожить оставшиеся годы, два сына, наконец. Сейчас надо думать о себе. Тем более, что никаких особых заданий по свержению строя, разработке нового оружия и тому подобных глупостей ему никто не давал, переместив в новый мир. Это — трагическая случайность и не более того.

* * *

Тучи давно развеялись, резко потеплело, вокруг парило. Глебу Петровичу стало жарко. Он огляделся. Мимо проходили люди. Никто особо внимания на него не обращал. Глеб Петрович снял кроссовки, вылил из них воду, поставил около скамьи на просушку. Рядом повесил сушиться и носки. Отжал концы брюк. Снял рубашку и спрятал её в пакет. Остался в одной тельняшке. Пакет засунул за спину, снял жокейку, положив её рядом с собой, зажал палку между коленей, откинулся на спинку скамьи и закрыл глаза. От перенесённых сегодня приключений он очень устал. Потихоньку навалилась дрёма и Глеб Петрович, тихо посапывая, заснул. Старческий сон беспокоен и недолог. Уже через час он проснулся и с испугом проверил: целы ли вещи? Кроссовки и носки уже высохли, брюки — тоже. Жокейка тоже никуда не делась: лежала рядом. Только в ней оказалось чуть больше десятка медных и серебряных монет различного достоинства.

«Похоже, меня посчитали за нищего, собирающего милостыню, и накидали в шапку мелочи. Как же стыдно! Надо быстрее одеваться да уходить отсюда. Ещё полицейского позовут. А у меня никаких документов, кроме паспорта из родного мира.»

Натянув носки и надев кроссовки и рубашку, Глеб Петрович встал со скамьи и, опираясь на палку, медленно пошёл в сторону небольшой церкви, выстроенной на берегу реки. В его мире на этом месте стоял памятник князю Александру Невскому.

«Зайду в церковь, поставлю свечки, благо теперь деньги на них появились.»

Однако, чем ближе он подходил к церкви, тем неуютнее у него становилось на душе. Сначала Глеб Петрович никак не мог понять, в чём дело, и, только подойдя к церкви, понял, что на ней вместо знакомых крестов на куполах установлены овалы с вписанными в них крестами. Он остановился, не решаясь войти в храм с такими странными символами веры. Даже не стал на них креститься. Люди, проходящие мимо храма, на мгновение приостанавливались и кланялись, рисуя на груди рукой овал и после этого вписывая в него крест.

У входа в храм на ступеньках сидело несколько нищих. Они давно заметили Глеба Петровича и со злобой на лицах наблюдали за ним, не иначе как считая его конкурентом на получение подаяния от верующих. Он почёл за благо пройти мимо храма, не заходя в него, и прошёл в небольшой сквер, разбитый метров за сто от храма. Там также стояли скамьи, и Глеб Петрович уселся на одну из них.

«Похоже, этот сквер оккупировали няни с детьми. Дети всех возрастов: от годовалых, сидящих в колясках, до малолеток, играющих в прятки и догонялки. Да и няни разные: величественные матроны, властно покрикивающие на расшалившихся детей, худосочные гувернантки, читающие любовные романы и изредка бросающие свои взгляды на подопечных, совсем юные девицы: курсистки или гимназистки, зарабатывающие деньги, выгуливая детей на почасовой оплате. Не знаю, можно ли мне сидя в этом парке перекусить хлебом и молоком. Не нарушу ли я этим действом принятые здесь правила? Да и кружки у меня нет: как я буду пить молоко? Из пакета? Пожалуй, лучше прогуляться по городу да походить по лавкам и магазинам, посмотреть, что тут имеется в продаже из посуды и прицениться. Заодно узнаю цену милостыни, поданной мне во время сна. Кстати, надо бы пересчитать эти деньги».

2
Перейти на страницу:
Мир литературы