Тайны острова Плам - Демилль Нельсон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/95
• Следующая

– Нам дадут маски? – спросил Макс.

– Если захотите. – Он обвел нас взглядом. – Хорошо. Следуйте за мной.

Мы подошли к еще одной красной двери с надписью "Четвертая зона" и знаком, предупреждающим о биологической опасности. Какой-то шутник прилепил к двери переводную картинку с особенно жутким черепом и костями – череп надтреснул, и из него через пустую глазницу, извиваясь, выползала змея. Из ухмыляющегося рта выбирался паук. Золлнер пояснил:

– Кажется, это дело рук Тома. Гордоны придали этому месту некоторую легкомысленность.

Золлнер подвел нас к ближайшей двери и предупредил:

– Все эти комнаты – загоны для скота со смотровыми окнами. То, что вы увидите, может расстроить вас и испортить впечатление от обеда. Поэтому смотреть не обязательно. – Он взглянул на висевший на стене блокнот. – Африканская лошадиная лихорадка... – Он заглянул в смотровое окошко. – Этот парень не так плох. Он просто апатичен. Взгляните.

Мы по очереди смотрели на великолепную черную лошадь в изолированной, похожей на тюрьму, комнате. Правда, лошадь выглядела вполне нормальной, за исключением того, что время от времени она вздыхала, словно испытывала затруднения с дыханием.

Золлнер объяснил:

– Все животные здесь борются с каким-нибудь вирусом или бактерией.

– Борются? – переспросил я. – Означает ли это, что они инфицированы?

– Да, но мы говорим "борются".

– Что же происходит? Им становится хуже, затем не хватает воздуха?

– Совершенно верно. Они заболевают и умирают. Иногда мы все же жертвуем ими. Это означает, что мы убиваем их прежде, чем болезнь пройдет все стадии. Пожалуй, все работающие здесь любят животных, именно поэтому они и занимаются подобной работой. Никто не желает, чтобы эти создания страдали, но если вы когда-нибудь видели бы миллионы голов скота, зараженных ящуром, то поняли бы, почему необходимо принести в жертву несколько десятков животных.

Мы шли от загона к загону, где многие животные находились на различных стадиях умирания. Теперь, пожалуй, мы боролись умственно и физически, если воспользоваться выражением Золлнера. Другими словами, наше восприятие притупилось, и мы еле перебирали ногами. Что еще хуже, настроение окончательно испортилось, и, если бы у меня была душа, она бы испытала смятение.

Наконец Золлнер прекратил все это:

– Не знаю, как вы, но с меня довольно.

Все поддержали его.

Однако мне в голову пришла последняя глупая мысль:

– Можно посмотреть на то, чем занимались Гордоны? Я имею в виду обезьянью эболу.

Он покачал головой:

– Это в пятой зоне. Но я могу вам показать свинью, зараженную африканской свиной лихорадкой, которая, подобно эболе, приводит к лихорадке с кровотечением. Они очень похожи.

Золлнер повел нас по другому коридору к двери номер тысяча сто тридцать. Изучив карту на стене, он сказал:

– Животное находится на последней стадии ... стадии кровотечения... оно угаснет к утру... если умрет раньше, его положат в холодильник, утром анатомируют, потом сожгут. Это ужасная болезнь, истребившая почти все поголовье свиней в некоторых районах Африки. Пока от этой болезни нет ни вакцины, ни лечения. Как я говорил, она сродни эболе ... – Он посмотрел на меня и жестом пригласил к смотровому окошку. – Взгляните.

Я подошел и заглянул внутрь. Пол в помещении был красного цвета, что сначала удивило меня, однако потом я понял все. В середине на полу почти неподвижно лежала огромная свинья, кровь шла у нее изо рта, ноздрей и даже из ушей. Я заметил также блестящую красную лужу у ее задней части.

Золлнер, стоявший позади меня, сказал:

– Видите, как она истекает кровью? Кровоточащая лихорадка страшна. Внутренние органы превращаются в кашу ... Теперь-то вы понимаете, почему эбола вызывает такой страх.

Я заметил большую металлическую трубу посреди пола, кровь стекала в нее, и мои мысли невольно вернулись к сточной канаве Западной сто второй улицы. Моя жизнь вытекала в канализационную трубу, я видел это и понимал, что чувствует большая свинья, наблюдая, как из нее течет кровь, слыша отрывистый звук в ушах и биение в груди, давление крови падало, и сердце пыталось это компенсировать, все учащая и учащая свое биение, до тех пор, пока не остановится совсем.

Словно издалека я услышал голос Золлнера:

– Мистер Кори? Мистер Кори? Мистер Кори? Уже можно отойти от окошка. Пусть другие тоже посмотрят. Мистер Кори?

Мы последовали за Золлнером в душевую – я, Макс, Нэш и Фостер – и встали под душ, мыли волосы специальным шампунем, терли ногти щеткой и дезинфицирующим средством. Полоскали горло каким-то ужасным зубным эликсиром и выплевывали его. Я продолжал мылиться и полоскаться, пока Золлнеру наконец это не надоело:

– Достаточно. А то схватите воспаление легких и умрете. – Он рассмеялся.

Я вытерся полотенцем, бросил его в корзину, голым пошел к своему шкафчику, избавленный от бактерий и очень чистый, по крайней мере, с внешней стороны.

Кроме вошедших сюда, больше никого не было. Нас даже никто не сопровождал. Я уже мог представить, как лучше всего вынести большие вещи из лаборатории в раздевалку. Однако не думаю, что именно так и случилось, поэтому не имеет значения, возможно это или нет.

Золлнер исчез и вернулся с ключами от шкафчиков, которые раздал всем.

Я открыл свой шкафчик и начал одеваться. Какой-то предупредительный парень, вполне возможно, Стивенс, оказался столь любезен, что выстирал мои шорты и, занимаясь этим, неумышленно вымыл красную глину из моего кармана. Ну что ж, неплохо сработано, Кори.

Я осмотрел свой пистолет – с ним, похоже, все было в порядке, но никогда не знаешь, что какой-нибудь шутник способен натворить. Дома я решил проверить свою пушку и патроны.

Я подошел к двери раздевалки, где ждал Золлнер. Я сказал:

– Несмотря на свое плохое поведение, я потрясен увиденным и хочу поблагодарить вас за уделенное нам время.

– Мне было приятно ваше общество, мистер Кори. Жаль, что мы встретились при столь печальных обстоятельствах. – Золлнер посмотрел на часы. – При желании вы еще успеете на паром, отходящий в три сорок пять. Если у вас еще есть вопросы, мы можем пройти в мой кабинет.

Я был не прочь вернуться к артиллерийским батареям и обследовать подземные ходы, но понимал, что, если выскажу такое пожелание, все взбунтуются. К тому же, честно говоря, не хотелось совершать еще одно путешествие по острову.

– Мы подождем своего босса, – сказал я. – Не будем принимать серьезных решений без нее.

Золлнер кивнул и улыбнулся.

Мне показалось, Золлнера особо не волнует ни то, что подвергается сомнению его система безопасности или процедуры по сдерживанию распространения биологически опасных организмов, ни вероятность кражи его двумя учеными чего-то хорошего и ценного или чего-то плохого и смертельно опасного. Мне пришло в голову, что Золлнер так спокоен по одной простой причине – если доктор даже провалил все дело или нес ответственность за провалы других, худшее миновало, ибо он уже договорился с правительством о том, чтобы скрыть истинные причины убийства. Нельзя исключить возможности, хотя и весьма отдаленной, что Золлнер сам убил Гордонов или знал, кто это сделал. Что касается меня, то подозревать следовало всех, кто был близок к Гордонам.

Бет вышла из женской раздевалки и присоединилась к нам. Она хорошо постаралась, ее щеки горели, излучая какую-то свежесть.

Она обменяла пропуска, Золлнер рассказал ей о своих и наших предложениях.

Бет взглянула на нас.

– Я насмотрелась достаточно, если только вы не хотите посетить подземные бункеры или еще чего-нибудь.

Мы отрицательно покачали головой.

Она обратилась к Золлнеру:

– Мы оставляем за собой право посетить этот остров еще раз в любое время, пока идет расследование дела.

– Что касается меня, буду рад встретить вас в любое время. Однако не я принимаю решения.

• Предыдущая
• 32/95
• Следующая