Без штриха (СИ) - Толстых Елена - Страница 23

— Колин, — я жду, пока омега повернётся ко мне лицом, — ты вызвал врача?

— Да, сэр.

— Когда он придёт — сообщи мне.

— Хорошо, сэр.

С каким-то раздражением откидываюсь на спинку кресла. Вот я дурак! Даже не подумал о последствиях. Я же видел у него в руках какой-то тюбик и пакет из аптеки. А откуда Колин узнал? Увидел Кики или омега всё сам рассказал управляющему? По внешнему виду Кики сразу становится ясно, что он нуждается в медицинской помощи. А я даже не подумал об этом! Запускаю ладонь в волосы, взъерошивая их. Склоняюсь над бумагами, лежащими на столе. Как теперь работать? Надо сосредоточиться.

Примерно через час в дверь кабинета вежливо постучали.

— Входи, — отрываюсь от документа и поднимаю глаза на дверь.

— Мистер Уилсон, Вы просили предупредить, когда придёт доктор, — Колин стоит у двери и выжидающе смотрит на меня.

— Спасибо, можешь идти, проводи мистера Вальса в комнату Кики.

Омега скрывается за дверью, а я не спеша поднимаюсь и следую за ним. Подхожу к комнате Кики, возле неё стоит Колин.

— Мистер Вальс просил не заходить, пока он осматривает пациента.

Я качаю головой в знак согласия, что это вполне разумно, и встаю рядом с омегой, который иногда посматривает на меня осуждающе, но ничего не говорит. И это было понятно — я здесь хозяин, и его жизнь, хоть в меньшей степени, чем жизнь Кики, зависит от меня. За дверью слышится голос доктора, приглашающего войти Колина. Омега смело заходит в комнату, и я следую за ним. Кики сидит на постели в домашней пижаме, тоже светлой, как и прошедшей ночью, волосы у него распущены, в руках держит носовой платок, который нервно теребит. Омега поворачивает голову к нам, смотрит на меня красными от слёз глазами и тут же отворачивается. Напротив него возвышается Себастьян Вальс — наш семейный доктор, мужчина-бета пятидесяти лет.

— Вот, Колин, — мистер Вальс протягивает омеге листок, исписанный неровным почерком, — думаю, покупкой лекарств будете заниматься непосредственно Вы, — мужчина поднимает глаза и замечает меня, — о, Ричард, я как раз хотел с тобой поговорить.

Себастьян работает на нашу семью уже шестнадцать лет, меня он знает с самого детства и он является другом нашей семьи.

— Я осмотрел Кики и могу тебе сказать, чтобы ты в следующий раз был аккуратнее со своим омегой.

На слове «своим» Кики вскидывается и смотрит на Вальса, потом переводит взгляд на меня и тут же опускает глаза на свои руки, в которых он сжимает платок.

— Постараюсь, — сухо отвечаю, не глядя на доктора, всё моё внимание сосредоточено на бледном омеге.

— Серьёзного ничего нет, небольшие повреждения слизистой, синяки, но при должном лечении и хорошем питании всё быстро пройдёт. Пациенту необходим покой, — на последнем слове Вальс делает ударение и заглядывает мне в лицо, чтобы я посмотрел на него.

— Я понял, доктор, — теперь я уже смотрю мужчине прямо в глаза. — И сколько по времени необходим покой? — последнее слово я растягиваю так, чтобы бета меня правильно понял, Кики при этом снова поднимает голову и как-то испуганно смотрит на Вальса.

— Не меньше месяца, — отвечает тот спокойно, глядя на омегу, сидящего перед ним.

— Ты же сказал, что повреждение небольшое и быстро пройдёт.

— Да, при нынешних лекарствах всё быстро заживёт, но организму надо полностью восстановиться, а для этого требуется время. И ещё раз говорю тебе, — мужчина развернулся ко мне и отчитывал, словно нашкодившего мальчишку, — будь аккуратнее.

Я фыркнул. Всё-таки не маленький мальчик, чтобы по два раза объяснять.

— На этом моя работа закончена, — бета пожимает мне руку и предупреждает: — Кики требуется отдых, покой и забота.

— Я понял, спасибо, — сквозь сжатые зубы говорю. — Колин, проводи мистера Вальса.

— Надеюсь на то, что ты меня понял.

Бета с омегой выходят из комнаты, и мы с Кики остаёмся вдвоём. Он провожает беспокойным взглядом вышедших мужчин и смотрит на меня. Я опускаюсь на корточки, чтобы быть на одном уровне с ним. Протягиваю к омеге руку, чтобы поправить выбившийся локон, он дёргается и злобно на меня смотрит.

— Чего тебе от меня надо?

— Как ты себя чувствуешь? — вместо ответа задаю ему встречный вопрос.

— Замечательно, благодаря тебе, — Кики сверкает злым взглядом, складывая руки на груди.

— Вот и замечательно.

Убираю руку и приближаю своё лицо к лицу омеги. Так хочется прикоснуться к этим опухшим губам, что сейчас сжаты в тонкую линию. Кики отстраняется, опускается на локти в попытке уйти от моего прикосновения, отползает дальше на кровать, но мне это только на руку — следую за ним, забираюсь на постель, смотрю в напуганные карие глаза. Придавливаю омегу своим телом, а то подобрался уже к самому краю, того и гляди свалится с кровати. — Уйди, — маленькие ладошки упираются в мои плечи, — врач же сказал, что мне нужен покой, — в голосе омеги звучат страх и отчаяние.

— А я и не буду проникать в тебя слишком глубоко.

Окончательно наваливаюсь на Кики, прижимаю его к постели, целую губы, он отворачивается, с наслаждением утыкаюсь в его белоснежную кожу на шее. Вдыхаю одурманивающий аромат.

— Как же ты чудесно пахнешь, — прикусываю кожу, ощущаю её вкус на самом кончике языка, чувствую, как с клыков начинает капать яд.

— Я поменяю мыло и шампунь.

Кики начинает отчаянно вырываться и бить меня своими маленькими кулачками по плечам. Смеюсь и тут же накрываю поцелуем его губы. Он продолжает меня бить по плечам. Голова кружится от запаха. Хочется большего, чем просто поцелуй. Надо скорее уходить, пока я не нарушил указание врача.

Рывком отрываюсь от Кики, поднимаюсь на ноги и выхожу из комнаты. Срочно в душ. Холодный, чтобы немного остыть.

Уже три недели прошло с той ночи, о которой я вспоминать не хочу. Синяки совсем сошли и физически чувствую себя довольно хорошо, про моральное состояние сложно судить: разбит, но не вдребезги. Есть ещё, что ломать.

Ричарду стараюсь на глаза не попадаться, но он как будто специально ищет со мной встречи. Не знаю, как он меня находит на огромной территории особняка. Чаще всего при наших встречах альфа просто загадочно мне улыбается, отчего у меня по спине бегут мурашки. Несколько раз прижимал меня к стене и целовал так, что мне нечем было дышать и создавалось впечатление, что альфа хочет меня съесть. Губы и даже язык после таких встреч у меня жутко болят.

Теперь я часто бываю в саду. Пусть осень полностью вступила в свои права, но на улице ещё бывают приятные солнечные дни. В такое время самое лучшее — это гулять с Ником по саду или рисовать в одиночестве.

Николь прибежал на следующее утро после происшествия. Благо Ричарда не было в этот момент дома, а то мой друг рвал и метал, хотел порвать альфу на куски, но с его стороны это было бы крайне неосмотрительно. Ник работает в Корпорации Уилсонов, и ссориться с начальством ему ни к чему. Вот и сейчас, сидя на скамейке в саду, омега не унимался и ругался на альфу:

— Вот ведь гад! Если он к тебе подойдёт, ударь его как следует по голове!

Пожимаю плечами. Что я могу противопоставить альфе, который выше меня ростом и гораздо шире в плечах? Ник перестаёт ругаться и заглядывает мне в лицо. Я давно хотел написать портрет друга, и сегодня мы вышли в сад именно за этим.

— Он тебя не обижает, — голос друга был тих, он как-то вмиг растерял всю пылкость, что была до этого.

— Нет.

Отрицательно качаю головой и продолжаю рисовать. Не говорить же ему, что поцелуи — это не самое болезненное, что альфа может со мной сделать? К горлу подступил ком и на глазах вновь появились слёзы. Небо будто чувствовало моё настроение — хмурилось сегодня с самого утра. Николь поднялся со скамьи с горестным вздохом и подошёл ко мне, заглядывая через плечо и глядя на холст.

— Последнее время ты рисуешь всё только в тёмных тонах.

Действительно, выбор цвета в моих работах всё чаще падает на серые и тёмные оттенки. Я оглядел мольберт, на котором рисовал Ника, и сад вокруг нас — всё серое и хмурое, но в реальности кусты ещё стояли, красиво одетые в яркую листву, будто соревновались друг с другом, какого цвета в саду будет больше — красного или жёлтого.