Сказки и несказки - Осоргин Михаил Андреевич - Страница 1

МОИ СКАЗКИ

(предисловие)

Их имя было — Сказки.

Их мать звали далекой Грезой, их отцом был слабый Человек.

Он родились весной на лепестках первых цветов, в каплях росы, в журчаньи ручейков, в лучах солнца. Это были крохотные существа в забавных нарядах. Одни из них были всегда веселы, задорны, непоседливы; другие мечтательны, задумчивы; но все были одинаково молоды, любили весну, хотели жить, верили в счастье и умели мечтать.

Их отец увидел их впервые на полевых цветах, которые он сорвал по дороге и принес в свою комнату. В этой комнате было темно, сыро и неуютно. Сюда не заходил никто, кроме слабого Человека. Окна были закрыты наглухо, и весенний воздух напрасно старался проникнуть сюда через забитые ватой щели. Только мать Сказок, далекая Греза, заглядывала сюда изредка; но слабый Человек не любил и боялся ее; он хотел жить и умереть одиноким.

Когда он внес в комнату букет полевых цветов, поставил его в воду и сел в кресло, он сразу увидал, что случилось что то важное, что все кругом изменилось, просветлело. Его бумаги и книги, — скучные, толстые книги, — пожелтели, свернулись и съежились. Из щелей окна вывалилась вата, и окно распахнулось само собою. Повеяло свежестью; на темных обоях солнце черкнуло яркую полосу, воздух задрожал от шума бесчисленных крылышек. Он понял, что уже не он здесь хозяин, что теперь здесь самовольничают крошечные созданья, дети его и далекой Грезы. Он принес их с поля, притаившихся в лепестках цветов.

Их было множество, целые рои, целые тучи! Яркие, красные, зеленые, золотые, белые, всех цветов радуги, они вились вокруг его лица, слегка задевая его крылышками, и пели, и шумели, и жужжали. Они шуршали в его бумагах, устроили хор на его плече, щекотали его усы душистым колоском. Слабый Человек хотел сердиться — и улыбался.

На плече его пели:

— Мы — Сказки, мы все — твои дети. Наша мать, далекая Греза, послала нас к тебе сказать, что пришла верна, что с гор сбежали потоки и земля жадно дышит. Ты пойдешь к нам, в наши поля, в наши леса, в наши прохладные уголки. Ты будешь жить с нами.

Слабый Человек пробовал бороться. Он говорил:

— Я не звал вас, я вас не знаю. Я не любил вашей матери и давно расстался с ней.

— Не правда! — хором пели Сказки. — Ты любил далекую Грезу, ты думал о ней еще вчера! Ты знал и нас еще давно-давно, когда сам был маленьким.

От лилового полевого колокольчика спускалась на стол паутинка. Крошечная сказка в лиловом костюме дернула за нее, и колокольчик прозвенел:

— Так, так, верно, так…

Сказки засмеялись и засуетились.

— Сейчас будет открыто заседанье, — заявила сказка в белом. — Прошу всех занять места!

Они важно расселись на зеленой площадке листа павилики. Музыканты сидели особо. Лепесток земляники служил кафедрой. Первым оратором была самая крошечная сказка в розовой рубашонке. Ее встретили радостным смехом и хлопаньем в ладоши. Она держалась очень важно.

— Уж меня то ты должен бы помнить, — сказала она, обращаясь к слабому Человеку. — Когда тебе не было еще и году и ты спал при свете лампадки, я сторожила твой сон. Иногда ты просыпался и начинал плакать. Тогда я пела тебе колыбельную песню, нежным крылышком вытирала тебе слезы, и ты вновь засыпал улыбаясь. Помнишь ты мои песни?

Слабый Человек сказал:

— Немного помню. Помню, как во сне.

Сказки засмеялись, захлопали. Сказка в белом призвала всех к порядку. Вышел новый оратор в костюме незабудки.

— Я учила тебя говорить. Ах, как трудно это было! Твой язык так плохо слушался, и ты смешно путал слова. Часто ты без всякого смысла лепетал какое-нибудь слово, которое тебе понравилось. Мне пришлось таки повозиться с тобой, пока ты научился составлять фраза! Тебе было бы стыдно забыть свою терпеливую наставницу.

— Я помню и тебя, — сказал Человек, и снова Сказки радостно захлопали.

Из ряда музыкантов вышла сказка, одетая кузнечиком. Она певучим голосом говорила:

— Я твой первый профессор пенья. О моем усердии ты можешь судить по тому, что и сейчас еще помнишь свои детские песни. Ты был прилежный ученик. Мы певали вместе целые дни, и летом нам вторили птицы.

— Я уже давно не пою, — сказал слабый Человек.

— Ты вновь будешь петь с нами! — хором отвечали Сказки. Паутинка натянулась и колокольчик сказал:

— Так, так, верно, так!

Забавная, пестрая, похожая на божью коровку сказка сменила профессора пенья.

— Стыдно, стыдно забывать старых друзей! — говорила она. — А кто тебе рассказывал необыкновенные истории на сундуке в детской? Кто тебя возил на ковре-самолете в тридесятое царство? Кто сшил тебе шапку-невидимку? Кто выстроил тебе дворец под водой? Все я! Все моя работа! Мои подарки ты ни на какие игрушки не согласился бы тогда променять. Да и игрушки я же тебе поправляла, когда ты их ломал. Я оживила твоих оловянных солдатиков. Я дула на паруса твоих корабликов. Я заставляла брыкаться и фыркать твою деревянную лошадь. Ты был тогда большим шалуном!

— Я не забыл тебя, — сказал Человек. — Я помню и кораблики, и лошадку, и вагоны, которые бегали по рельсам, как настоящие.

Сказки повскакали со своих мест.

— Браво, браво! Он помнит всех! Он вернется к нам, снова будет петь, и играть, и летать с нами!

— Еще один вопрос, — сказала сказка в белом, которая была председателем. — Помнишь ли ты тех маленьких подруг, которые уносили тебя далеко-далеко во время уроков в школе? Учителю приходилось много раз вызывать тебя, прежде чем ты возвращался. Помнишь ли ты, как они подыскивали для тебя рифмы, когда ты в первый раз начал писать стихи?

— Я давно уже не пишу стихов, — сказал слабый Человек. — Я пишу только скучные книги, которые читают скучные люди.

— Ты снова будешь писать стихи, — с уверенностью продолжала сказка в белом. — Но отвечай же. Помнишь ли ты тех, что шептали тебе непонятные слова в лунные ночи, и от этих слов замирало твое сердце? Помнишь ли тех, что весной отнимали у тебя книги, бросали их под стол и толкали тебя в поле? Ты бродил там, и думал, что ты один, и мучился тем, что ты один….

— Довольно! Я помню все, — сказал Человек. — Но зачем вы явились опять? И почему вы называете себя детьми моими и далекой Грезы? Вы были давно, вы были всегда.

— Мы вечны, но мы рождаемся вновь каждую весну, — хором запели сказки. — Мы всегда были с тобой, но мы — твои дети и дети твоей любимой Грезы. Ты создавал нас для себя. Ты хотел забыть нас, — но это невозможно. Ты не хотел впускать нас сюда, — но мы проникли сами. И ты снова будешь петь, играть и летать с нами!

И колокольчик прозвенел:

— Так, так, верно, так!

Окруженный ими, как роем мошек, слабый Человек вышел из комнаты. Солнце слепило ему глаза, запах цветов кружил голову. Ему хотелось хмуриться и сердиться, что Сказки нарушили его покой и одиночество. Но ничего не выходило, так как улыбка весны была заразительна. И он улыбался и щурил глаза.

Они вели его показать свои владения. Их владения были везде. Они копошились в траве, пугая жучков и муравьев. Они летали в воздухе, дразня стрекоз и ласточек. Они забирались в чашечки цветов и вытряхивали оттуда душистые желтые пылинки. Вытянувшись длинной вереницей вдоль усика винограда, они старались загнуть его и завить вокруг ветки дерева, на которое он вползал при их помощи. Их любимым занятием было качаться на тонких стеблях травы.