Над Этной розовое небо (СИ) - Белова Юлия Рудольфовна - Страница 21

Сквозь шум воды различаю странный далёкий звук, звон стекла, шлёпающие по воде шаги. Прислушиваюсь. Все стихает. На мгновенье становится темно, и я понимаю, что кто-то прошёл мимо окна. Странно, ведь это второй этаж. Выглядываю из душа. Наверное, за окном очень и очень высокий человек, вижу расплывчатую тёмную фигуру. Снова звон стекла, на этот раз громкий, оглушительный. Тёмный человек влезает в окно. Мне делается страшно, я хочу выбежать из ванной комнаты, но ноги не слушаются, и едва двигаются. Обычная реакция — цепенею от страха.

Медленно, на ватных ногах, я приближаюсь к двери. За спиной гулкие шаги. Оборачиваюсь и вижу, как тёмный смутный человек снимает высокую меховую шапку, чёрный плащ, подбитый собольим мехом, и остаётся в облегающем латексном костюме ярко-бирюзового цвета. Он полностью покрыт блестящим латексом с головы до ног, поэтому разглядеть лицо невозможно. Я разглядываю то место, где тонкий латекс обтягивает его яички и напряженный член. Он тонкий и загнутый, точь-в-точь, как у Крюкова. Человек двигается ко мне и проходит мимо душевой кабины. Оттуда бьёт струя горячей воды, клубится пар. Латекс трескается и начинает растворяться, делая различимым его лицо — это Вася. Его член выпрастывается из-под тающего латекса и медленно увеличивается в длине. Вижу его фиолетовую головку, она маленькая блестящая и, по всей видимости, очень твёрдая, словно выточена из металла.

Я всё ещё пытаюсь убежать, но ноги не подчиняются, а Вася приближается… Он все ближе и ближе… Я беру большую саблю для откупоривания шампанского, замахиваюсь и пытаюсь нанести Василию удар по голове, но он уклоняется, отступает и падает на спину.

— Все равно, — говорит он, — я тебя выебу. И папашу твоего тоже. Вы у меня вот, где будете. Ползать будете, ноги целовать будете.

«Надо отрубить ему член, — проносится в моей голове, — и тогда он ничего не сможет мне сделать». Я снова замахиваюсь, но вижу, что это уже не Василий, а Марко. Он лежит на широкой кровати, на белоснежной шёлковой простыне приподнявшись на локтях и улыбается.

Я подхожу ближе и вижу, насколько он красив. Он совершенно голый, его член возбуждён и огромен. Я не могу отвести от него взгляд. Наклоняюсь к нему и начинаю ласкать. Провожу языком от яичек к головке, обнимаю головку губами, втягиваю в себя. Потом обвожу вокруг головки кончиком языка, снова беру в рот, заглатываю, выпускаю. Марко сладко стонет и двигает тазом. Я рассматриваю его великолепный член, беру в руку яички, замечаю бриллиантовые бусинки — капельки своей слюны на волосках, вдыхаю миндальный аромат и чувствую невероятное возбуждение. Я снова целую, лижу, сосу и заглатываю его член и одновременно стараюсь рассмотреть лицо Марко. Мне нравится, что каждое прикосновение доставляет ему сладкую муку.

Я забираюсь на кровать, встаю на четвереньки и с удивлением замечаю, что это диван в нашей московской гостиной. Он покрыт грубой, плохо выделанной кожей, от неё исходит животный запах, я вдыхаю его и моментально пьянею. Это всего лишь сон, шепчу я себе. Наверняка, сон. Марко стоит сзади и вставляет член мне в задницу. Я ахаю, глубоко вздыхаю и двигаюсь навстречу его движениям. Мне непонятно, как такой огромный член помещается в моей маленькой попе. «Это не причинит мне вреда, — думаю я, — и это совсем не больно, даже наоборот, очень приятно». Он скользит во мне и каждое движение доставляет невероятную радость и наслаждение. Я содрогаюсь и сжимаюсь, мне хочется, чтобы это никогда не кончалось. Я говорю себе, что невозможно стать ближе друг к другу, чем мы сейчас. Гигантский фаллос Марко расширяет, растягивает и наполняет, накачивает меня сладкой густой белой жидкостью, она сочится из моего рта и сосков, скапливается на диване, стекает на пол. Марко ускоряется и двигается все быстрее и быстрее…

Он кричит, и я кончаю. Я кончаю бурно и долго, вибрируя и трясясь всем телом. Белая сладкая жидкость потоком течёт из всех моих отверстий, и я ощущаю бесконечное счастье. Я поворачиваюсь к Марко, но его нет, ищу его взглядом, озираюсь. За окном мелькает неясная тёмная тень. Это Крюков. Он жестами показывает, что сделает со мной. Из-за его плеча выглядывает улыбающаяся Инга. Сердце обрывается…

Я резко сажусь в постели и некоторое время не могу различить, где закончился сон и где началась реальность. Потом падаю на подушку и долго смотрю в потолок. Я вся мокрая, я вся горю.

Время лечит, но оно же и убивает — зализывает раны, но крадёт годы. Последние пару недель на мою голову сыпались испытания, потрясения, события и переживания. Все, что я не пережила и не испытала за эмоционально блеклые годы учёбы, накопилось и обрушилось на меня сейчас. Это тяжело, но то, что нас не убивает, делает сильнее… Это высказывание Ницше — полная чушь, но я всегда хватаюсь за него, чтобы подбодрить себя, хотя прекрасно понимаю, то, что нас не убивает, делает инвалидами.

Сегодня воскресенье, мой второй уикенд на Сицилии. С одной стороны, я рада, что оказалась здесь — работа и новые впечатления увлекли меня и закружили, как былинку в водовороте, но с другой — я постоянно получаю напоминания о Марко, и вынуждена снова и снова переживать последние московские события, предшествовавшие отъезду. Особенно это не даёт покоя в такие дни, как сегодня. Пусто, никого нет, только ленивые собаки. Сторож придёт лишь вечером. Жара, звенящая тишина, время не лечит и не убивает, оно просто остановилось, его нет. Как бы здорово было пить холодное вино и трахаться целый день… Ого! Что творится в моей голове — целый день трахаться.

Звоню Юльке. Телефон выключен. Вот уж кто похоже сегодня трахается… Ладно…

Душ, тёплые, расслабляющие потоки, выхожу не вытираясь. Смотрю в большое зеркало, пытаюсь разглядеть в запотевшем стекле гадкого утёнка. Ничего не видно. Да я и так знаю, какая на самом деле. Мокрые волосы прилипли к щекам, грудь маленькая, торчком, бедра узкие, худая, не тощая, но стройная, кустик волос на лобке немного разросся, отчаялся и выглядит бесхозным, надо бы подправить, да вот зачем только? Смотрю на свой плоский живот, красивые ноги. Да, красивые, мне всегда нравились мои ноги, гладкие, без волос, прямые, с изящными изгибами, немного острыми коленями, тонкими лодыжками — животный, первобытный сексапил — на них парни ещё со школы заглядывались. «Смотри, у тебя ножки какие аристократические, как у греческой богини», — всегда говорила мама. Да стопы — моё всё. Если судить по ним, то я Афродита, никак не меньше. Греческая стопа, между прочим, самая редкая, самая красивая, это когда второй палец чуть длиннее первого. Эталон скульпторов и живописцев, и символ мощного либидо, но я, вроде, не нимфоманка. И ещё, мизинец у меня не рудиментарный отросточек, а полноценный, красивый, не как у Инги… Тьфу. Ну зачем?! Зачем опять…

Подхожу к зеркалу, утыкаюсь в него лбом, всматриваюсь в собственные глаза, они так близко, такие глубокие, такие печальные… Иди ты нахер, Лиза, со своей грустью и печалью.

Голая выхожу из ванной, падаю на диван в гостиной, поглаживаю свой одичавший куст. Чем займёмся? Можно навести порядок дома, постирать, приготовить еду… или лучше поехать на пляж, купаться и лежать на горячем песке, думая о ком? О Марко… Замечательная перспектива, но мне не подходит.

Поехать куда-нибудь все же стоит, и я решаю отправиться в Модику, я там ещё не была. Да, решено, поеду в сицилийскую столицу барокко и шоколада, поброжу по улочкам, буду заходить в маленькие магазинчики, наемся сладкого, закажу что-нибудь вкусное на обед. В общем, отвлекусь, развеюсь и увижу что-то новое, куплю какую-нибудь ненужную ерунду.

Раздаётся звонок — это Фабио.

— Чао, Лиза! Что ты там делаешь? Приезжай к нам на обед!

— Спасибо, Фабио, но сегодня не выйдет. Я еду в Модику.

— Что ты забыла в Модике? У нас сегодня салат из осьминога, в Модике точно такой не найдёшь. Паола расстроится если не приедешь.

Если честно, я бы с удовольствием провела день с семьёй Фабио, но мне неловко, я не хочу быть для них обузой, кем-то, кого надо постоянно развлекать и опекать. Поэтому я говорю: