Изъян в сказке: бродяжка (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 12

Кэнт оскалился наполовину беззубым ртом:

— Если падёт, вы мне её уступите.

— Если она будет возить леди Магарет, я буду вынужден так сделать.

На этом лорды раскланялись, Эскот подарил Магарет долгий внимательный взгляд и удалился. Госпожа Сиан шепнула:

— Видно, вы ему очень сильно приглянулись, раз он решился пойти против воли отца и помириться с нашим лордом, — и хихикнула, как девчонка, очень довольная этим фактом.

А дальше бал всё набирал и набирал обороты. Мэгг не пропустила ни одного танца, меняя партнеров по решению Кэнта и по указанию церемониймейстера. Одни лорды были пожилыми и медлительными, другие — молодыми, резвыми и смешливыми, Мэгг едва сдерживалась, чтобы не хохотать во весь голос от восторга, её пышная причёска угрожала вот-вот рассыпаться, а юбки взметались так широко, что напоминали причудливые крылья.

Когда музыканты доиграли последний танец, девушка не чувствовала под собой ног, у неё кружилась голова, а счастье бурлило в груди, как кипящая вода в котле.

— Как вы раскраснелись! — укоризненно покачала головой госпожа Сиан, а потом тихо сказала: — И какая хорошенькая!

Мэгг рассмеялась, ей захотелось обнять эту женщину, сперва показавшуюся ворчливой и злой. На Кэнта она не смотрела, чтобы не портить себе настроение. Пусть он зыркает своими страшными глазами, на кого хочет — ей его взгляды не страшны. Уже сегодня ночью она сбежит к Рею и…

От этой мысли вдруг защемило сердце. Волшебная бальная ночь, которая длилась так долго, всё-таки осталась позади, и других таких не будет. Если она сбежит, то им с Реем придётся прятаться, скрываться. Второй раз провернуть подобный фокус не выйдет даже у волшебника-Рея, а значит, ей придётся навсегда отказаться от пышных платьев и парадных залов.

Перед её глазами как наяву встал унылый осенний пейзаж стенийских полей, по коже прошла дрожь от воспоминаний о ледяных каплях, сыплющихся с небес без остановки, а во рту загорчило, слово она прямо сейчас жевала мерзкие коренья, защищающие от лихорадицы.

Мэгг прожила так почти всю жизнь, не считая последних двух лет. В холоде, в скитаниях — пятнадцать лет. А сколько так бродил Рей? Мэгги не знала, сколько ему лет, полагала, что около тридцати пяти. Он редко говорил о своем детстве и о юности, разве что обмолвился однажды, что был подмастерьем, но у какого мастера — не упомянул.

Она мечтала стать его женой и жить с ним долго и счастливо, но — в этот момент она откинулась на бархатную спинку сидения кареты — это счастье показалось ей призрачным и ложным. Рей хотел, чтобы она стала леди, чтобы вышла замуж, и он знал, что она никогда его не забудет и не бросит. Мог ли он желать не любви (которая существовала только в её сердце), а комфортной и спокойной жизни?

— О чём задумалась, дорогая внучка? — проскрежетал лорд Кэнт.

Мэгг вздрогнула, отбрасывая в сторону размышления, и ответила как подобает:

— О бале, лорд Кэнт. Я благодарна вам за сегодняшний вечер и заново вспоминаю его.

— Леди Магарет сегодня была чудо как хороша, — проворковала Сиан, — и не скажешь, что провинциалка.

Кэнт покивал, и на этом разговор стих. А много позже, оставшись одна в огромной комнате, которую временно должна была называть своей, Мэгги снова вернулась мыслями к Рею. Она должна была его увидеть во что бы то ни стало, и пусть он сам скажет, что хочет её брака с кем-то из лордов. Пусть ещё раз, глядя в глаза, произнесёт: «Я хочу, чтобы ты вышла замуж и была счастлива с богатым мужчиной». И пусть скажет, чем займётся сам, пока она будет строить из себя высокую леди.

В холодном голубом свете, пробивающимся сквозь плотные шторы, спальня казалась неуютной и жуткой. Пламя свечи легко прогнало бы глупый детский страх, но без него Мэгг то и дело виделся безымянный мужик с Лиррийского тракта, тёмные голые ветви деревьев и кто-то призрачный, бледный.

Между шторами осталась щель шириной в ладонь, и к ней все ближе подбирался этот бледный. Мэгг затаила дыхание, зажала себе рот рукой, чтобы не закричать, её сердце колотилось с безумной силой. Вот он подходил всё ближе, уже стали видны белые худые руки с длинными темными ногтями, показались широкие манжеты, заляпанные кровью. Мэгг вжалась спиной в кровать, и вдруг скрипнула доска.

Сон резко сгинул, Мэгг открыла глаза и встретилась взглядом с Реем. Он поднёс палец к губам и прошептал:

— Тшш.

— Рей! — одними губами произнесла Мэгг и кинулась ему на шею, крепко обняла, вдыхая его запах, ни на что не похожий и родной. Рей пах и потом, и травами, и лесом, и ещё чем-то неуловимым.

— Тихо, малышка. Меня здесь быть не должно, — он отцепил её руки от своей шеи, бесшумно подошёл к двери и что-то сделал с ручкой, потом вернулся, сел на край постели и стал совершенно невидим в темноте.

— Ты странно одет, — заметила Мэгг. Он был полностью в чёрном, даже шею закрывала чёрная косынка, а на руках были перчатки.

— Сюда не так-то просто пролезть, — отозвался Рей, — и чёрная одежда — хороший помощник. В юности у меня волосы были посветлей, приходилось носить платок и… — он не договорил, но Мэгг нахмурилась и спросила:

— Зачем носить платок?

Рей издал странный звук, похожий на лошадиное фырканье, и сменил тему:

— Как твой бал? Я слышал болтовню слуг — говорят, ты была чудо как хороша.

От этой похвалы Мэгг зарделась и отозвалась:

— Я никогда в жизни так не веселилась, Рей. Бальная зала — огромная, как два храма Всевышнего, и очень нарядная. И я…

Она не заметила, как увлеклась рассказом. Даже в темноте ей казалось, что Рей с улыбкой слушает её слова, а когда он подсел к ней и обнял за плечи, обжигая прикосновением сквозь тонкую ткань ночной рубашки, она почувствовала себя действительно счастливой.

— Рей, — прошептала она, перебив саму себя на полуслове.

Он сидел так близко, что она слышала биение его сердца, и все лорды на свете, даже благородный Эскот, показались ей страшно далёкими и чужими. Весь мир сжался до крохотного пятнышка света, падающего Рею на щёку.

— Рей, — повторила она, прижимаясь к нему всем телом и закрывая глаза, надеясь поймать и навсегда сохранить то щемяще-светлое, болезненно-сладкое, что чувствовала.

Он погладил её по волосам, заплетённым в косу служанкой Фанни, отвёл за ухо выбившуюся прядку, провёл пальцами по щеке и коснулся губами её лба нежным поцелуем.

— Рей, — снова позвала она и открыла глаза. Она теперь видела его лицо отчётливо, несмотря на темноту.

От тёмных больших глаз, чуть прищуренных и хитрых, расходились смешливые лучики морщинок, у крыльев носа намечались складки, тонкие губы немного потрескались от ветра и шелушились, на щеках и подбородке пробивалась щетина. Девушка осторожно коснулась её — колючей, неопрятной, — и задрожала. «Всевышний, пошли мне смелости», — подумала она и потянулась к его губам.

В глазах Рея зажглось что-то незнакомое, жаркое, ресницы затрепетали, он шумно сглотнул — и отстранился, отвернулся и сделал вид, что пытается в темноте рассмотреть комнату.

Мэгг всхлипнула. Внутри неё как будто что-то оборвалось, и стало пусто и холодно.

— Я пришёл проститься, малышка, — сказал поэт спустя долгие несколько минут, — друзья рассказали, что меня ищет стража.

— За что?

— Я многое натворил в юности, когда мне было столько, сколько тебе сейчас, и ещё меньше. Как бы там ни было, из Шеана мне лучше убраться.

— Я с тобой! — быстро сказала Мэгг, но Рей решительно ответил:

— Нет.

Что он мог совершить — человек, который даже кроликов, попавших в силки, убивал дрожащей рукой? Мэгг не решалась спросить.

Рей обернулся, из его глаз уже исчезло то незнакомое и волнующее, он был снова безмятежен и спокоен.

— По молодости и бедности можно совершить много того, о чём потом станешь жалеть, — пожал он плечами, — и о чём не захочешь вспоминать. На рассвете я покину город, хотя и искренне желал бы посмотреть на твою свадьбу и на твоего мужа.

— Ты хочешь, чтобы я вышла замуж?