Продавец лошадей (ЛП) - Грэхем (Грэм) Уинстон - Страница 5

— Тише, тише, цыплёночек, — произнёс Отвэй, набив полный рот пирога с крольчатиной. — Этакое ворчание тебя не красит. У нас нынче удачное время, а ты кривишь ротик, словно полумесяц перед дождём. Скверно быть недовольной успехом. Ты же знаешь, за одну ночь не стать миссис Сиддонс.

— Да ни за ночь, и никогда, если я останусь в этих диких местах, среди олова и грубиянов. Кто меня здесь увидит, кто здесь знает, что такое актёрское мастерство?

— Я, например, — усмехнулся Таппер, — и тебе ещё есть чему поучиться, даже у таких старых развалин, как мы.

Карен поднялась, не обращая внимания на эти слова. Она зевнула с наигранной грацией, зная, что кучка местных, ещё толпящихся в дальнем конце навеса, наблюдает за ужинающими актёрами, как за ярмарочными медведями.

— Жарко здесь. Я такую затхлость терпеть не могу. Портит весь аппетит.

— Ну конечно, — ехидно продолжил Таппер, — нашу маленькую акстриску можно не учить прочим видам искусства. Например, с самым честным видом красть деньги. Или жульничать с двойкой, когда у тебя есть девятка. Или заставлять других делать то, что ты хочешь. В общем, всем женским штучкам. Тут с тобой никто и не сравнится. Только, может, ты в очередной раз споткнёшься...

— Заткнись! — Карен рванулась к нему и едва не схватила нож со стола, но Отвэй поймал её за руку и встал между ними. — И ты тоже на его стороне! — прошипела она. — Отвяжись, старая ты свинья.

Она развернулась и выскочила из сарая, а вслед ей несся хохот Таппера.

На улице почти стемнело, спускалась ночь, но не такая чудесная, как предыдущая. Слабый ветер метался между навесами, горами щебня и каменным сараем для насоса. В паре сотен ярдов лязгали, стучали и стрекотали два самых крупных насоса — их удары, заставлявшие пламя свечей дрожать, ощущались на протяжении всего представления. А за ними теперь можно слышался более далекий стук и скрежет, в долине Сола. Тут и там горели огни над шахтами, но все вокруг казалось Карен враждебным, а больше всего раздражал ветер. Дрожа, она подтянула повыше ворот тонкого платья на шее. За спиной метнулась тень.

Она отскочила, как испуганный жеребёнок, готовый броситься прочь. Но помедлила — что-то напомнило прошлую ночь.

— Это ты?

— Я был там, — отозвался Марк. — Ты меня видела?

— Да, — соврала она. — Я высматривала тебя.

— Я у двери был. Кажись, видел, как ты на меня глядела.

— Да... у двери.

Они замолчали. Говорить друг другу им было больше нечего.

Он не привлекал Карен — слишком уж грубый, но высоким ростом и широкими плечами выделялся из толпы. Это взывало к её инстинктам. Нет, она не была порочной, лишь расстроена и устала.

— Я заметила твой красный шейный платок, — сказала она.

Он потрогал шейный платок пальцем.

— Я его в схватке выиграл.

— Симпатичный, — сказала она, желая польстить.

— Тебе нравится?

Не отвечая, Карен смотрела, как он стаскивает платок с шеи и протягивает ей. Она взяла платок, их руки соприкоснулись, и она поняла, как этот тип расчувствовался. И это из-за неё. Недовольство Карен начало улетучиваться. Если она способна растрогать этого типа, почему бы когда-нибудь ей не справиться со всем Лондоном?

Она властным жестом вернула платок и приказала:

— Надень его на меня.

— На тебя?

Карен кивнула, и он неловко и неуклюже обернул платок вокруг её шеи. Как большой дрессированный зверь, исполняющий трудный и сложный трюк. При этой мысли она подавила смешок. Она чувствовала его дыхание на своих волосах, ощущала грубый землистый запах одежды. Запах этого зверя был тёплым и не противным.

И вместе с запахом к ней неслись волны напряжённого возбуждения, пытались её заразить. Ну уж нет!

Он вдруг резко опустил руки, словно обжёгся. Отступил на полшага назад.

— Вот...

Она тронула платок.

— Завтра мы поедем в Сент-Агнесс. А потом в Иллаган, если там не разыгралась лихорадка.

— Я там буду.

— После мы опять вернёмся в Редрат.

— Где же ты живёшь? — спросил он. — Ты должна же где-нибудь жить?

— Вовсе нет. А фургон чем плох?

— Разве ты не скучаешь по дому?

— Никогда у меня его не было. Ничего похожего.

На мгновение он прислушался к звукам шахты.

— Это там ты работаешь? — спросила она.

— Да. На шестьдесят саженей ниже поверхности.

— А что делаешь? Добываешь олово?

— Медь. На медной шахте. Я всегда работал вольным рудокопом. Эту куда лучше, чем на жаловании, если знаешь своё дело. Я ни в чём не нуждаюсь.

В её взгляде блеснул интерес. Карен не понимала шахтёрский жаргон, но смысл последней фразы точно уловила. Они вдвоем медленно удалялись от навеса, где остальные актёры трапезничали вдали от лязга подъёмника. Ей и в голову не приходило, что оставаться наедине с этим неотёсанным мужланом рискованно. Она не знала, что собой представляет этот человек, и самоуверенно считала, что вполне может себя защитить.

— Я была сегодня хорошенькой? — спросила она.

— Ты красавица, — низким резким голосом сказал он.

— Почему я тебе нравлюсь? Что во мне красивого? Ну, скажи.

— Всё красивое... Ничего, чтоб нет... — Он пытался справиться со своей речью. — Только глянуть в твоё лицо...

Карен заинтересованно слушала.

— Как тебя зовут?

— Дэниэл... Марк Дэниэл.

— Дэниэл Марк Дэниэл?

Она захихикала.

Марк попробовал объясниться, но ей хотелось его поддразнить.

— А ты любишь театр, Дэниэл Марк Дэниэл?

— Никогда ни в одном раньше не был. Тут и нету театра...

— А, — сказала она, — значит, дело во мне.

Марк угрюмо кивнул. Её привычка видеть самую суть находила в его сердце отклик.

— Ты капитан той шахты? — спросила Карен.

— Я не мастер поговорить, — сказал он. — Не моё это, играть со словами. Я увидал тебя вчера вечером и уж больше и думать ни о чём не мог.

— Ну, а мне что с того?

Он стоял и смотрел на Карен в темноте.

— Не умею я больше сказать.

Она рассмеялась.

— Есть идея — давай вернёмся. У меня там остался пирог, если этот ворюга Таппер его не сожрал.

— Нет, погодь. — Марк порылся в кожаном поясе вокруг талии. — Тута я принёс тебе кой-чего.

Карен с любопытством смотрела, как он вытаскивает маленький хлопковый мешочек, перевязанный куском верёвки. Свёрток был не больше младенческого кулачка, но он звякнул в её руке.

Развязав мешочек, она увидела внутри серебряные монеты.

— Ты где это взял? — изумилась она.

— Это моё. Я дарю их тебе.

Карен уставилась на него — наконец посерьёзневшая, наконец впечатлённая, но не в силах его понять.

— Почему?

— Я никогда не думал о женитьбе. А теперь вот подумываю.

Марк ждал, что она рассмеётся, однако этого не случилось. Ещё три минуты назад она бы хохотала, если бы сейчас не ощущала в ладони приятную тяжесть мешочка с серебром. Карен не знала, что Марк всю жизнь прожил в отцовском доме и оплачивал только собственные нужды, что с четырнадцати лет мастерски работал и ему везло на своей делянке, иногда он зарабатывал в месяц аж пятьдесят-шестьдесят шиллингов. Не знала она, что Марк не пропустил ни одного рабочего дня по болезни или из-за несчастного случая, не потратил ни одного лишнего пенни и часто выигрывал денежные призы в рукопашных боях. Карен лишь знала, что этот мужчина вот так просто подарил ей мешочек, в котором лежало в пять раз больше, чем она может заработать за одну удачную неделю.

Всё это её не убедило; тем не менее Карен теперь смотрела на него другими глазами. Впервые мужчина просил её руки и не шутил при этом — она это ясно поняла. Всё это развеселило бы Карен, если бы не мешочек в ладони.

— Вот уж не знала, что шахтёры живут припеваючи, — сказала она.

— Хочешь жить в своём доме? — спросил Марк. — Я сам его для тебя построю.

— А где ты возьмёшь денег, если отдал мне всё серебро?

— У меня дома ещё есть. Я не транжира. — На секунду он коснулся ручищей её запястья. — Слушай...