Властитель ледяного сердца (СИ) - Александрова Марина - Страница 41

— Что… что произошло? — кое-как совладав с собственным дыханием и эмоциями, все же спросила она.

— Ох, — усмехнулся Рик, нервно качнув головой, — много всего, как оказалось.

Ложась на бок и подперев голову ладонью, заговорил он. Йолинь же и сама не поняла, как оказалась в такой же позе напротив него.

Воспоминания прошлой ночи рваными осколками вставали перед мысленным взором. Разговор с Крайсом, танец с Риком, нападение…

— Суми, Веня… — нервно пробормотав имена дорогих ей существ, попыталась вскочить с постели она, но тут же была поймана крепкой рукой северянина.

— С ними все в порядке, — спокойно сказал он, укладывая её обратно. — С обоими. — Но, — попыталась было возразить она, как указательный палец Рика коснулся её губ, и она волей неволей замолчала, хотя неизвестно, что больше шокировало её в этот момент:

его такое вольное прикосновение или же то, что он коснулся именно её губ.

— Но об этом чуть позже, а сперва, как так оказалось, что обычная женщина своим прикосновением испепелила вирга? — просто спросил он.

— Откуда?

— Веня, — тут же ответил он, а Йолинь невольно напряглась, размышляя над тем, чем может ей грозить то, что теперь знает Рик. Как объяснить, если она и сама не знает, что с ней происходит?

Выражение её лица, против воли хозяйки, вновь стало напоминать каменное изваяние. Нечитаемое и отстраненное.

— Ну, нет, — вдруг лицо Рика стало совсем близко от её собственного. — Даже не думай включать это! — слегка шлепнув её пальцем по кончику носа, сказал он.

— Что? — вспыхнула она.

— Это, — обрисовал он пальцем в воздухе круг, — лицо из разряда 'меня тут нет', — усмехнулся он.

Она смотрела в его хитро прищуренные глаза, на легкую улыбку, что вдруг расцвела на губах, и думала о том, как легко этот мужчина может вдруг стать для неё кем-то особенным. Когда он вот так смотрит, говорит и ведет себя, это так странно и так тепло становится от этого, как, пожалуй, никогда за всю её жизнь. Почему-то перед глазами встал дворец, в котором она прожила всю жизнь. Ей вдруг показалось, что свои неполные двадцать лет, она провела, словно мраморная скульптура, которую всю жизнь передвигали с места на место, усаживая в нужных кому-то позах, суфлируя её речи словами, принадлежавшими книгам и сухим строчкам в рукописях по этикету. Всё столь яркое вокруг, что сейчас кажется пресным и бесцветным. Бессмысленная обертка для красивой ледяной куклы. И теперь, под этими серыми глазами цвета шторма, она наконецто могла согреться. Её девичье сердце впервые чувствовало это тепло, которое так легко могло перерасти в нестерпимый жар

— Так, что? Скажешь?

Она лишь слегка прикусила нижнюю губу, прежде, чем смогла ответить:

— А, ты услышишь меня? — не отведя глаз, тихо спросила она.

Рик осторожно коснулся её руки, ощущая себя от части отважным укротителем горного льва. На самом деле, расскажи он кому, что боится неловко шевельнуться перед собственной женой, его, пожалуй, осмеял бы весь север. Но будь он проклят, если сейчас позволит ей ускользнуть от него и вновь скрыться в бездонной пропасти её собственной души.

— Обещаю, всё, что ты скажешь мне, я постараюсь понять и принять.

— Ты знаешь, — несмело начала она, — вот уже несколько лет я пытаюсь написать письмо отцу, и каждый раз оно обрывается на моем имени… Хотя, скорее это даже не письмо домой, а попытка самой себе объяснить, что со мной произошло за эти годы.

Йолинь и сама не понимала, откуда берутся все эти слова. Она была не из тех людей, кто любил и умел говорить о том, что на сердце. То была её территория неподвластная никому. И то, что именно сейчас, именно этому мужчине, ей хотелось рассказать о себе, было до странности пугающим. Но она желала, да, впервые желала, чтобы её сердце услышали, поняли и не осудили. В кои-то веки ей было не все равно, что думает о ней другой человек.

— Если ты действительно хочешь понять те изменения, что коснулись меня, как и то, каково испытывать их мне, то пожалуй стоит начать именно сначала. Люди думают, что рожденный в золотой колыбели обречен на счастье. И не важно, девочка то или мальчик. Ребенок императорской семьи — это создание поцелованное Богом. С самого рождения, таким как мы поклоняются, мы неприкосновенны, о нас заботятся, нас оберегают, как редкие цветы, которые несут в себе божественное начало. Должно быть, это кажется нелепым, человеку выросшему на земле севера? — усмехнулась она, заглядывая в глаза Рика и боясь и впрямь найти в них усмешку и испытывая облегчение, не найдя её там. — Я младшая и единственная принцесса из Дома Мэ, моя мать Императрица, скончавшаяся в родах, а это означает по нашим поверьям, что её главной миссией на этой земле, было дать жизнь именно мне. Исполнив предначертанное, она вернулась к истокам… — не удержавшись, Йолинь горько усмехнулась. — А учитывая договоренности моего отца с севером, моя судьба была написана на небесах. А теперь, попытайся представить мир, где наша маленькая страна воспринимается всеми её жителями, как величайшая из существующих цивилизаций, где слово Императора непреложный закон, и где Император не может идти на поводу у жалких варваров, белых псов севера, отдавая им в руки ниспосланный Богами Дар. Уж лучше вернуть 'дар' богам. Да, — кивнула она на серьезный напряженный взгляд северянина, — с моей помолвкой общество в Империи разделилось… Открытой войны не было, только не в Аире. Аирцы убивают тихо, без лишних жертв и крови и только тех, кого считают необходимым убить. Особенно, если дело касается женщин.

Она тяжело вздохнула. Всякий раз, вспоминая об этом эпизоде из своей жизни, ей хотелось плакать. Не из-за себя, нет, она не понимала, как же так могло произойти, и всегда злилась, что случилось именно так.

До определенного возраста младшие принцы и принцессы имеют постоянную… не помню слова, — нахмурилась она. — Нанку? — посмотрела она на Рика.

— Няньку, — поправил он её.

— Да, у меня была такая с самого рождения. И поскольку, моя настоящая мать умерла в родах, было вполне естественно, что я наивно полагала, что она и есть та, что подарила мне жизнь, — тяжело вздохнула она. — Когда мне исполнилось шесть, именно она решила подарить мне и смерть. Я не могу точно сказать, как именно, её уговорили отравить маленькую принцессу, пока от неё нет проблем, но то, что она сыпала отраву в мою еду, знаю точно. То был последний раз, когда я доверчиво принимала пищу из чужих рук. То был последний раз, когда я любила кого-то, верила кому-то. Меня спасли тогда, её казнили долго и прилюдно. При всех членах императорской семьи. Наверное, именно тогда, что-то изменилось во мне, — задумчиво пробормотала она. — Меня растили, как эталон женщины Аира. В строгости и послушании. Но было и ещё кое-что, за что следует сказать спасибо Императору, были и отдельные учителя, которым следовало научить меня заботиться о себе и своем выживании. Это же было и его ошибкой. Нельзя было учить меня думать, должно быть, иначе я бы не выжила, а если бы выжила, то была бы гораздо счастливее и довольствовалась тем, что имела. Но, увы, Рик, в один прекрасный момент, я поняла, что имею право не просто выживать для судьбы, что уготовил мне отец. Я имею право выбирать её самостоятельно. Неслыханная дерзость, святотатство. Думала ли я о судьбах людей моей страны? Нет, мне было плевать. Покушения, интриги, ложь, заискивание и предательство, вот, чем стал для меня дворец. А люди в нем, казались жалкими вредоносными тварями, паразитирующими на мне и моей судьбе. Да, — жестко кивнула она, — я вцепилась в ту возможность вырваться на свободу всем, чем могла. А возможные жертвы? Пф, — фыркнула она, — мне это было безразлично, я привыкла заботиться лишь о себе, любить себя, поскольку, больше это было никому не нужно. Так, почему, я должна была страдать за тех, кто так поступал со мной? За отца, что спасая свою шкуру, продал меня? За братьев, что никогда не интересовались жизнью Империи, а лишь женщинами и выпивкой? За слуг, что за моей спиной ненавидели меня, рассказывая обо мне все, что было и чего не было моим врагам. За кого из них я должна была пожертвовать собой, тем единственным, что у меня было? Полагаешь, что я бездушная тварь? Хладнокровная убийца, обрекшая на смерть десятки людей только в нашем путешествии и боги ведают сколько ещё до того? Что ж, — горькая улыбка искривила её губы, — ты прав, — уже тише добавила она. — Я не чувствовала ничего, когда по моей вине или от моей руки умирали люди. Я слишком рано поняла, что означает выживать любой ценой и, что легче просто никого не любить и никем не дорожить. Уже в детстве я знала, что нужна лишь для одного — отцу надо исполнить договор. Возможно, все это следствие отсутствия любви в детстве, я не знаю, но могу тебе с уверенностью сказать, ещё два года назад я в ней не нуждалась совершенно.