Письма шестидесятилетнего жизнелюбца - Делибес Мигель - Страница 21

• Предыдущая
• 21/25
• Следующая

С каждым днем все больше любящий тебя

Э.С.

Обожаемая!

Твой образ преследует меня двадцать четыре часа в сутки. Я просыпаюсь с твоей фотографией в руках и засыпаю (если это можно назвать сном), созерцая ее. Сейчас моим воображением владеют те части твоего тела, которые нечетко видны на снимке: впадинка у основания шеи, подмышки, темный треугольник между грудей. Порою я так настойчиво ласкаю тебя взглядом, что начинаю осязать твое тело. Мне открываются самые незначительные детали кожи: поры, легкий светлый пушок, микроскопические частички морской соли. А по ночам меня одолевают эротические видения. Ах, эти тоненькие завязочки вокруг твоей шеи! Вчера в своей полудреме я развязывал их медленно и умиленно, предаваясь самой настоящей любовной игре. Какой стыд, дорогая! Возможно ль, скажи мне, возродиться для эротики в 65 лет! Каким диковинным зельем опоила ты меня, что смогла зажечь в моей груди эти младые желания?

Хочу предложить тебе одну вещь и заранее рассчитываю на твое согласие. 25-го будет полнолуние. Давай в полночь одновременно посмотрим на луну, слушая «Маленькую ночную серенаду» Моцарта? Было бы волнительно провести несколько минут, думая друг о друге. Чтобы не ошибиться во времени, можно ориентироваться по выпуску новостей Национального радио. Согласна ты? Дай ответ.

Твой

Э. С.

Дорогая!

Только получил твое сердитое письмо, Что у меня за способность все время выводить тебя из себя? Я так неловок или придирчива ты? Или и то и другое? Мой друг Онесимо Навас утверждает, что в браке не желательны ни чрезмерное сходство, ни резкое различие в характерах. То есть брак хорош, когда есть как точки соприкосновения, так и расхождения во взглядах. Первые питают совместную жизнь, а благодаря вторым находятся темы для споров, стимулирующие общение. Очень разумная теория, в подтверждение которой Бальдомеро Сервиньо всегда приводит свой собственный брак. В самом деле, Эсперанса, его жена, была человеком мягким, но замкнутым и меланхоличным. Бальдомеро же, как истинный андалусец, полная тому противоположность – натура кипучая, неунывающая, веселая. И вот Бальдомеро помог Эсперансе войти в общество, найти общий язык с людьми, а сам, благодаря жене, научился обуздывать свой характер, не утрачивать чувство меры. И то же самое в дружбе. Нас с Бальдомеро привязывает друг к другу не столько даже сходство по многим вопросам, сколько те различия, которые есть между нами. Наши антагонисты не только не являются нам врагами, а дают убедительное доказательство нашего существования.

Ты несправедлива, утверждая, что я стыжусь знакомства по объявлению и что наше расхождение принципиально, коли я стесняюсь журнала, в который ты считаешь возможным писать. Во-первых, я не могу стыдиться того, чего даже не знаю, поскольку просто не обращаю внимания на журналы этого сорта, словно их и не существует. А во-вторых, дорогая, благословенна будь эта бумага, если она, пусть случайно, безо всякого с моей стороны на то намерения, соединила меня с тобой, ставшей смыслом моей жизни!

Забудь мои необдуманные или неподобающие рассуждения. Теперь я жалею, что отослал тебе последнее письмо, где говорил о любовном пыле, который пробуждает во мне твой снимок. Оно неуместно, считай же, что я его не писал.

Искренне твой

Э.С.

Моя обожаемая!

Ну что, ты уже не дуешься? Вернулось к тебе хорошее настроение? Этот строгий тон не идет тебе, дорогая, не сочетается с радостной и беззаботной женщиной со снимка. Все женщины, почувствовав, что любимы, ощущают потребность проявить свою властность, тем паче когда любящий человек уступчив и готов льстить. Эти издержки случаются, когда отдаешь себя чересчур поспешно и безоговорочно.

Вчера после обеда, пройдясь по дороге с Анхелем Дамианом, я зашел в бар и столкнулся там с нашим мельником Акилино, который уже успел нагрузиться. А когда он в таком состоянии, пощады от него не жди. Безо всякого зазрения совести заговаривает любого до полусмерти, болтает и болтает, и все только о себе, одно сплошное нытье. Жалуется на свою голову, на печень, на ноги. Все-то у него болит, ничто не работает. На ноги его, иссохшиеся, с узловатыми венами, смотреть и впрямь страшно, но чего еще ждать в 60 лет? Уж если Акилино к кому проникся (а с вина это у него запросто), то не остановится, пока не выложит все как есть свои хвори. Эти люди, которые на все жалуются, у которых вечно все болит, просто не имеют права на существование. Нельзя же из-за своих болячек мучить себе подобного.

Нынешний год будет не так плох на фрукты, как мы боялись. Если не считать сливы, что так хорошо действует натощак на мой кишечник и которой в этом году мы не пробовали, урожай в целом окажется средним, а на орехи – просто исключительным, может быть, лучшим за последние двадцать лет. Однако не хватает молодежи для обколачиванья, а орехи надо собирать до того, как они раскроются, иначе ребятишки и птицы ни одного не оставят. Местный орех – у нас зовут его птичьим – отличается мягкой скорлупкой и лопается, чуть надавишь. Когда придет пора, я уж позабочусь послать тебе мешочек, чтобы ты тоже могла попробовать.

Искренне твой

Э.С.

Любовь моя!

Хоть ты не говоришь этого открыто, но очевидно предпочтение, отдаваемое тобой Федерико. О дочери, зяте, внучках почти не упоминаешь. Ты пишешь только о нем, и эта слабость вполне понятна, поскольку в наши дни редко встретишь молодого человека, который ухаживал бы за больной матерью, приносил ей чай, ставил пластинки, готов был с ней посидеть. Твоя любовь к Федерико так велика, что в последнем письме ты почти ни о чем другом и не говоришь, и такая настойчивость совершенно оправданна, коли я позабыл ответить на его вопросы, всецело занятый дурацким спором из-за «Знакомства по объявлению». Позволь спросить: он будет упоминать мое имя в своей работе? Я бы этого не хотел. Твой сын не понимает или не хочет понять моего пути в «Коррео» – ни моей бескорыстной жертвы, когда я согласился играть роль посредника, ни моих терзаний, когда пожертвовали мной самим. Федерико, дорогая, мой самый строгий судья, но в его восприятии главную роль играют собственные переживания, даже когда речь идет о профессиональных проблемах. Прости, любимая, что я беспокою тебя, плененную недугом, подобными разговорами, но при наших с тобой отношениях было бы ребячеством закрывать на это глаза: Федерико попросту ревнует ко мне. Сын, единственный мужчина в семье по смерти твоего мужа, любит тебя эгоистически, желая безраздельно владеть тобой, и я для него помеха. Но, принимая во внимание свой юный возраст, очевидно, считает постыдным признаться в этом и почитает за лучшее чернить меня, дискредитировать, лишать твоего расположения (если я сумел его заслужить) – все, что угодно, лишь бы принизить в твоих глазах, В его годы это простительно, однако меня беспокоит диссертация, и я хотел бы, если ты не против, поглядеть на нее до защиты. Убеди Федерико в одной вещи: больше вреда, чем Мадрид и сама цензура, принесла «Коррео» практика насаждения руководителей, начиная с нового директора и кончая составом Совета. Любопытно взглянуть, как объясняет дон Хуан Мануэль Альдама некоторые факты, о которых сам знал понаслышке. Я побаиваюсь его отточенного пера, его острого языка. А что думает о моем случае молодой Альдама? Поди узнай! Так или иначе, было бы глупо возражать против того, чтобы Федерико с ним встретился. Он в своем праве, и я понимаю его любопытство (ведь мне, в сущности, самому любопытно), Но чем бы оно ни обернулось, будь уверена, что ни эти встречи Федерико, ни его неприязнь, ни социалистические идеи, которыми он так гордится, не ослабят моей симпатии к его личности и благодарности за оказываемое тебе внимание. Даже не будь он украшен иными достоинствами, одного этого хватило, чтобы в глубине души я вот уже с некоторых пор чувствовал его своим сыном.

• Предыдущая
• 21/25
• Следующая