Несбыточные путешествия в небывалые страны света
(Затерянные миры, т. XXV) - Осипов Николай Иванович - Страница 11

Увидя нас, пришли они в робость; но рассмотревши данные нам свидетельства и паспорты, по коим позволялося нам проехать все баснословные земли, приняли нас весьма благосклонно и прыгали на нас, подобно маленьким собачкам.

Знатнейшие между ними господа заставляли себя носить козлам и баранам. Мы провожали их до самого их жилища. Они ходили чрезвычайно тихо и медлительно, что наводило нам в дороге немалую скуку. На другой день стали делить добычу. Церемония та началася игранием на свирелях, которые служат в той земле вместо труб и литавров. Потом стреляли в цель по одной птице, которая была величиною с муху и поймана в паутину. Стреляют они духовыми ружьями, сделанными из яровой соломы.

Жители сей земли живут не более осьми лет; женщины их на пятом году начинают рождать детей, которых прячут в норы наподобие кроликов; в противном же случае журавли, нашедши, их поглощают. Малые сии творения весьма веселы, забавны и остроумны. По вечерам для препровождения времени занимаются кукольными комедиями. Впрочем, чрезвычайно бережливы и нимало не расточительны. За великое у них уже почитается мотовство и роскошь, когда кто поставит на стол целую воробьиную ножку или пару жареных на вертеле мух. Вертела их делаются из осей или усов от ячменных колосьев. Вместо стаканов служат у них половинки вишенных косточек. Питье их состоит из двух или трех капель утренней росы, которую собирают они весною и сохраняют в гусиных яйцах, служащих им вместо сороковых бочек. На место тарелок употребляют лещовую чешую, а вместо чашек и блюд дубовые желуди. Дремучие их леса состоят из самого мелкого кустарника, на который лазят, как будто на высочайшие кедровые деревья. Величине нашей удивляются чрезвычайно, и думают, что, имея такой огромный рост, упасть весьма опасно.

Выехавши из сего острова, хотелось нам проехать на остров Желаний; однако ж все наши старания были напрасны; ибо на тот остров не всегда удается попасть, когда хочется, почему и принуждены мы были пристать к Колдовскому острову, не возмогши побывать и на острове Истюлинов, несмотря на то, что великую все имели к тому охоту, потому что рассказывали нам о нем чрезвычайно чудные и невероятные вещи. Жители того острова переходят самые большие реки одним шагом, удят канатами китов и катают в кегли большими горами.

Когда пристали мы к Колдовскому острову, то один из наших матросов, бывший уже несколько раз в том месте, говорил нам, что более всего надлежит остерегаться пить воду той земли, а употреблять свою собственную, потому что сие средство предохраняет от всякого колдовства и очарования. Между тем, вышли мы на Зороастрово поле, которое называется по имени стоящего на нем столичного их города. Вдруг наступила неожидаемо темная ночь, так что не могли мы ничего видеть перед глазами. По земле сей путешествовать весьма опасно, почему принуждены мы были расположиться на траве там, где тогда стояли, и довольствоваться тем, что с корабля взяли с собою.

Товарищи мои заснули очень крепко; а я, не могши никак сомкнуть глаз от беспокоящего меня пронзительного кошачьего крика, принужден был встать со своего места, чтоб их прогнать; но вдруг очутился в пространной пещере, освещенной бесчисленным множеством фонарей и факелов.

Кошки, вошедши в ту пещеру, превратилися в прекраснейших девушек. Все они, схватив друг друга за руки, начали плясать хороводом, посреди коего прыгал козел чудными скачками и коверкался удивительными и почти невозможными кривляниями. Девушки старалися ему подражать во всех его телодвижениях. По окончании сей пляски козел тот сел в угол; девушки подходили к нему одна за другою, целовали его в бороду и увенчивали цветами. В продолжение сей церемонии прилетело по воздуху несколько человек на метлах и помелах, и по прибытии каждый из них старался приносить тому козлу свою жертву; но козел отвергал их всех с презрением. Прибылые те, гости думая, что в обряде своем в чем-нибудь проступились, начинали жертвоприношения свои сызнова; козел же продолжал оказывать свое неудовольствие, и наконец дал знать небольшим киванием головы, что стоит, прижавшись в уголку, некто из посторонних. Все, бросясь на меня кучею, схватили кому где попалось. Я иначе не мог избавиться от определяемой мне казни, как прокуся себе до крови руку и написавши на бумаге некоторые показанные мне знаки. По исполнении сего козел сказал, что я принадлежу к их собранию; и тогда началися опять пляски, скачки, крик, шум и рукоплескания с такими восхищениями, что никто не мог разуметь один другого. Прекраснейшим из сего собрания оказывал козел свои приветствия и ласки по обыкновенному своему обычаю и обряду.

Оконча все сие, накрыт был посреди пещеры великолепный стол, наполненный различными вкуснейшими ествами. Все сели за стол в глубоком молчании, работая больше зубами, нежели языком и губами. Но как все их кушанья показалися мне весьма невкусны, то сказал я стоявшему за мной прислужнику: Подай соли! В одно мгновение ока исчезло все, и я очутился один в потемках и принужден был пробыть в том положении до самого утра. На рассвете возвратился к моим товарищам, которым, однако ж, боялся рассказывать случившееся со мною приключение, опасаясь того, чтобы не стали они надо мною смеяться.

Но несмотря на все то, повел я их с собою в город Зороастрию, где все дома казалися нам волшебными зданиями. Во всех дверях и окнах стояли и сидели прекраснейшие женщины, которые бросали на нас ласковые и приятные взоры, коими бы я непременно пленился, если бы не признал их за самых тех, которых видел в пещере. Когда вошли мы в другую улицу, то вскружили нам голову находящиеся там торгаши и бродящие по улицам разносчики, которые кричали беспрестанно: «Господа! не изволите ли хиромантических или физиогномических таблиц? Не хотите ли узнать, кто из вас счастлив или благополучен? Не угодно ли купить особливого таинственного спирта, посредством коего можно пройти более ста верст без отдышки? Вот редкий корень для отыскания потерянных вещей и укравшего их вора! Купите вот этот кошелек, из коего сколько ни будете вытрясать денег, но он всегда останется полон! Возьмите для себя сию травку, которую, положа под голову, увидите во сне возлюбленную свою или невесту!»

Наконец, избавяся от сих безотвязных крикунов, пришли мы в дом к одной добренькой старушке, которая была знакома некоторым из наших матросов и приняла нас весьма благосклонно. В то самое время один из моих сотоварищей сделался вдруг опасно болен и находился почти при последнем издыхании. Вся настоящая причина его болезни состояла в воображении. Он возмнил о себе, будто бы был очарован. Мы по совету тамошних знающих людей делали над ним разные опыты; но все они были без всякого успеха. Между прочим, купили телячье сердце, которое, проколовши тупыми иглами, варили в медном нелуженом котле, и на каждый взвар нашептывали некоторые волшебные слова. Сие средство если больного и не избавляло, но по крайней мере служило ему некоторою отрадою хотя в том, что испортивший его колдун умрет непременно мучительной смертью. Когда в котле выкипела вся вода, то явилася в той горнице большая черная женщина с пламенными глазами и текущею изо рта пеною. При входе ее положили тотчас к порогу метлу, дабы она не могла от нас уйти вон. Но сия фурия подошла к постели больного, отдернула занавески и спросила грозным голосом: «Чего ты от меня хочешь?» В самое то время выскочили из угла четверо наших служителей, которые по нашему научению должны были отпотчевать ее на обе корки; но едва только подняли руки, как ведьма та, дунувши на них, оборотила неподвижными статуями; а сама, севши на лежащую у порога метлу, вылетела в окно и пропала из виду, оставя по себе чрезвычайную вонь и нестерпимый запах.

Между тем, больной наш находился при самой последней крайности, и, почитая все подаваемое нами ему заколдованным, не хотел принимать из наших рук ничего, что мы ему ни подавали. Наконец хозяйка наша, сжаляся над нами, повела нас к одной своей приятельнице, которая в том городе почиталася первейшею колдуньею и ворожеею. Она жила в скверной и гнусной лачуге, построенной из одних только плах и виселичных перекладов, но позади той лачуги возвышалися великолепные чертоги, в которых играло великое множество малых детей, коих кормила она и воспитывала единственно для того, чтобы со временем из крови их составить особливого рода ванну для излечения от проказы одного из любимых ее услужников. Позади тех чертогов выкопан был пруд, равняющийся пространством своим обширнейшему морю; в водах оного плавало неисчетное множество всяких рыб; на одном же из его берегов сидела скаредного вида старуха, у коей нос касался подбородка и из каждой морщины произрастали густые волосяные рощи, колебающиеся при каждом ее наклонении головою. Увидя нас, подошла она к нам, опирался на свой посох, обняла меня дружески и поцеловала. Я пришел от того в немалый страх и трепет; но вдруг очутился в самой средине великолепных чертогов, украшенных искуснейшими и редкими картинами, кои при рассматривании моем все вдруг оживотворились и начали плясать около меня хороводом. Одна из них давала мне мимоходом по носу щелчки, другая меня щекотала, иная кривлялася передо мною различными телодвижениями; одним словом, все они совокупно старалися привести меня в робость. Но, не могши достигнуть до своего намерения, пропали из глаз моих, превратяся в разные роды гнусных животных, угрожая бросить меня в огонь, который нарочно для того на одном очаге зажигали. Между тем вышла из угла одна прекраснейшая Нимфа, сопровождаемая душами всех славнейших в свете Стихотворцев. Я, не могши преодолеть обладавшего тогда мною искушения, вздумал ее обнять; но удержан был от того неизвестною мне невидимою рукою. В самое то время исчезли все чертоги, и я очутился на улице с моими товарищами. Опасаясь дальнейших с нами чудесных происшествий, купили мы себе несколько стихов новейшего покроя, при помощи коих возвратилися восвояси столь скоро и неприметно, что на другой день каждый из нас увидел себя в своем доме и на своей постели, и все соделанное нами путешествие было как будто не в самом деле, а в сновидении.