Добро из зла (СИ) - "Терран" - Страница 33

— Больше, чем я могу выразить словами. Но Янг Сяо Лонг не нуждается в моей защите и ложь не приведет нас никуда. Поэтому — только правда, какой бы дерьмовой она ни была, — Браун протянул руку, коснувшись ее щеки. Жесткая, мозолистая ладонь обхватила почти всю голову, от подбородка до виска. — Это отстойный мир, Фонарик, поганая жизнь и дерьмовая судьба. Будь я в состоянии придумать какой-то иной способ, какой угодно, я бы никогда не втянул тебя в это.

Его голос дрогнул. На мгновение Янг вновь увидела в нем тень того человека, что умолял о помощи два месяца назад: отчаявшегося, смертельно уставшего, почти сломанного, почувствовала соленую влагу на щеках и губах — чужие слезы, чужая боль, которая почему-то воспринималась как своя собственная.

— Но я не смог, не справился, не придумал. И теперь это — твоя жизнь. Теперь это — решения, которые ты должна принимать.

Краем глаза Янг заметила, что огня вокруг больше нет — ее гнев растворялся, а вместе с ним в желанное небытие отступала Эмбер, забирая с собой силу Осенней Девы. Она закрыла глаза, признавая поражение, и шагнула вперед, уткнувшись носом в шею.

— Ты будешь говорить мне о таком до, а не после, — проворчала она.

— Да, — покорно согласился Браун. По интонации Янг поняла, что сейчас он согласится с чем угодно.

— Если я говорю: «нет», это значит «нет».

— Да.

— Ты очень сильно провинился передо мной, Плюшевый.

— …Да.

— И должен был рассказать мне об этом заранее.

— Я не хотел ри…

— В следующий раз ты рискнешь, — отрезала она.

— Да.

— Я не дура и знаю — даже Охотникам порой приходится убивать. И я не стеклянная, я в состоянии с этим справится.

Его огромные руки обхватили ее, закрыв почти всю, осторожно прижали к груди. Янг не могла видеть его лицо, но откуда-то точно знала — фавн улыбается:

— Да, ты не стеклянная.

— И это был мой выбор, — твердо закончила она. — Я могла отказаться.

— Нет, не могла, — тихо ответил он. — И мы оба это знаем. Янг Сяо Лонг помогает своим друзьям.

Янг не нашлась, что на это ответить.

…Перед тем, как покинуть площадку, она оглянулась в последний раз. Черное облачко исчезло. Место крушения, даже если еще не потухло, было скрыто от нее расстоянием и голыми ветвями деревьев. Ничто больше не напоминало о взрыве и смерти человека, который остался для нее безымянным. Контрабандист представлялся, но единственное, что Янг запомнила, была кличка, которую она дала ему: «Бородатик».

«Просто будь одиноким засранцем. Пожалуйста, просто… будь им».

Янг проснулась от холода. Завозившись, она попыталась натянуть на себя одеяло, но пальцы лишь бессильно скользнули по гладкой ткани спального мешка. Все еще в полусне, девушка попятилась спиной вперед, подсознательно уверенная, что найдет там большое горячее тело, что согреет ее, огромные сильные руки, которые обнимут и защитят от любой непогоды… но нашла лишь пустоту.

Она широко зевнула и, приподнявшись на локте, огляделась по сторонам.

— Плюшевый?..

Ответом ей была тишина. Небольшая комнатка, вырубленная в скале, тонула в темноте и лишь узкая полоска серебристого лунного света из крохотного окошка под потолком рубила мрак пополам.

Янг неожиданно поняла, что отвыкла оставаться одна. Все эти два месяца, что прошли со дня ее ранения, Браун всегда был рядом. Когда на второй день у нее началась лихорадка, еще до того, как они успели покинуть город, прячась в одном из мертвых районов, он не отходил от нее ни на миг. Он перевязывал ее раны, втирал какую-то мазь, мыл тело противно пахнущим антисептиком, делал уколы… однажды, в один из редких моментов ясного сознания, Янг увидела его на коленях, спиной к кровати, тихо молящимся о том, чтобы она жила: "Боги… мне плевать, злые вы или добрые, благие или порочные… просто, пожалуйста, пусть она живет".

Когда на четвертый день температура спала, первое, что она увидела, был Плюшевый, уснувший стоя на коленях рядом с ее кроватью, положив голову на одеяло рядом с ее ногой и крепко держащим за руку. Янг не знала, как выглядела сама в тот момент, но железный, казавшийся раньше почти несгибаемым фавн вызывал жалость: спутанные, давно не мытые темно-русые волосы сально блестели в приглушенном свете ночника; исхудавшее бледное лицо с натянувшими кожу скулами, бледными щеками в густой черной щетине делали его похожим на ожившего мертвеца. Она сомневалась, что Браун вообще ел хоть что-то эти два дня. Или спал.

Он всегда был рядом. А когда уходил — всегда говорил, куда и на сколько.

Нахмурившись, она села и, старательно отводя взгляд от собственного тела, поправила задравшуюся во сне водолазку. Не в первый и не во второй раз она с горечью подумала о том, что теперь от любимых топиков придется отказаться навсегда, как и от вырезов, и шорт, и… да много от чего.

Подтащив подушку поближе, она положила ее перед собой. Аккуратно поставив на нее раненное колено, Янг подхватила трость и быстро, но плавно, подняла себя на ноги, стараясь опираться только на правую ногу и трость — уже ставшая рутинной процедура, отработанная сотни раз, и столь же привычная боль в ноге, которую подушка могла лишь уменьшить, но не исключить.

Порыв ветра выбил упор, на котором держалась задвижка, и крохотное окошко с лязгом закрылось тонким листом жести. Над головой тут же вспыхнул маленький огненный шарик, обеспечивая необходимый свет, осветивший небольшую пустую комнату — оставленный на зиму наблюдательный пункт ближайшего города. В теплое время года рядом со скалой располагался лагерь лесорубов и охотников, к северу — поля и поселки, которые эвакуировались в город после первого снега.

Прикинув, где мог бы быть Плюшевый, Янг нахмурилась — кажется, она поспешила с подъемом. Чтобы выйти наружу, ей необходимо было одеться потеплее… и отныне она не была способна сделать это стоя.

Тихо ругаясь себе под нос, она завязывала шнурки — не самое простое занятие в мире, если ты с трудом можешь согнуть ногу — и думала о том, как изменилась ее реакция на собственную ущербность за эти месяцы. Было время, когда она могла лишь беспомощно плакать, даже не пытаясь скрыть слабость от спутника, покорно позволяя ему ухаживать за собой, мыть и носить в туалет. После, немного придя в себя, она пыталась спрятать худшие проявления своего отчаяния — разумеется, безуспешно. И, наконец, было время ярости и гнева, когда она заново училась жить. Янг даже не пыталась считать, сколько всего она сожгла в бешенстве, в очередной раз упав или что-то уронив, застыв, пытаясь отдышаться, посреди лестницы или коридора…

Все эти чувства, каждая из пройденных стадий, все еще были в ней: и сосущее, тянущее чувство беспомощности, и черное отчаяние, и кипящий гнев… но парили где-то в отдалении, приглушенные и раздавленные новой эмоцией. Янг не могла не задаваться вопросом, было ли это то состояние, в котором она останется до конца жизни.

"Я и смирение?.. Серьезно?!"

Она без труда нашла его — Плюшевый не стал уходить далеко. Стоило лишь выйти за дверь и оглядеться и Янг увидела огромную темную фигуру, прислонившуюся к скале в двух шагах справа от двери. Лунный свет выхватывал из темноты лишь половину лица, странно пустого и отрешенного, делая фавна похожим на статую, одну из тех мрачных, покрытых сколами и следами от когтей горгулий, что украшали стены Бикона с внешней стороны.

Не говоря ни слова, Янг бросила рядом сложенный спальный мешок, в полной тишине оперлась на протянутую руку и села рядом (слева, обязательно слева!) на импровизированную подушку.

На его коленях лежал обнаженный клинок, зловеще горящий багровым даже в тусклом свете разрушенной луны.

— Что делаешь? — непринужденно спросила она.

Прежде, чем ответить, Браун задумчиво провел кончиками пальцев по лезвию.

— Разговариваю с мертвыми, — наконец сказал он.