Добро из зла (СИ) - "Терран" - Страница 23

— Выходит, я зря защищала вас. Зря верила, — ровным голосом сказала девушка, так, будто зачитывала приговор. — Вы такие же, как и все остальные. Все нормально, пока надо защитить слабохарактерного кролика от большого страшного Кардина. Все хорошо, пока дружба ограничивается лишь обедами в столовой да болтовней на занятиях. Но рискнуть, по-настоящему рискнуть ради меня и фавнов — нет, мы лучше будем бояться и угрожать геноцидом.

Трость вновь вспыхнула в ее руке, тело покрылось розовым с ног до головы — будто оделось в доспехи… Жон, выпустив из рук косу, потянулся к тревожной красной иконке на экране…

«Нет-нет-нет! Вельвет, не надо! Боги, я не хочу этого делать!»

Если после всего этого Вельвет не сдалась — значит, у нее есть какой-то способ помешать ему. Он понятия не имел — какой, и от этого становилось только страшнее.

Жон на самом деле понятия не имел, нажмет ли он кнопку, хватит ли у него духу исполнить угрозу. Боги, да он никогда ничего не имел против фавнов! Дома, в школе — одна из них сидела с ним за соседней партой! Блейк была его другом, он заступался за фавнов перед Кардином… какого Гримм все обернулось так?!

Он никогда не узнал, чем бы все в итоге закончилось, стал бы он тем, кто навлечет на фавнов уничтожение или нет. Вспышка алого заполнила весь его мир, красные лепестки заключили в кокон, что-то рвануло за левую руку… а когда завеса рассеялась, в трех шагах перед ним стояла Руби, закинув косу на плечо. В левой руке она держала его Свиток, сорванный с запястья.

— Что… — только и смог выдавить он. — Что ты делаешь, Руби?!

Он не был единственным, кто мог позвать подмогу — но в быстрый доступ опция была вызвана только у него. Пирре не даст сделать это Вельвет, Норе и Рену — видимо, Ятцухаши. Вторая половина его команды даже не знала, что произошло — общее вещание было выключено, чтобы не мешать в бою, умная программа сама выставляла ранжировку по местоположению.

— Что Я делаю?! Что ТЫ делаешь, Жон?!

Он помнил Руби застенчивой девочкой, с которой они вместе блуждали по пустым по предучебному времени коридорам Бикона в тот самый первый день, когда он ступил под своды знаменитой академии. Помнил решительного лидера, ведущего за собой свою команду в бою на инициации. Помнил веселой, беззаботной и яркой, дающей мудрые советы и утешающей в трудную минуту.

Сегодня он впервые увидел ее в отчаянном гневе. Большие серебряные глаза, что так ярко сверкали, когда она улыбалась, были наполнены слезами и яростью — откуда-то из черных глубин зрачков наружу рвалось белоснежное сияние, о котором ему рассказывали выжившие в ночь Падения Бикона. Она мелко дрожала — и не понять было, от гнева или боли.

— Да вы здесь вообще все с ума посходили! — крикнула она. — Это же Вельвет, Жон!

— А за ее спиной — Белый Клык! — ответил Жон, чувствуя, что и сам срывается на крик. Он не мог отделаться от ощущения, что оправдывается перед подругой. Он не сделал ничего неправильного! — Ты знаешь, сколько погибло из-за них? Ни черта ты не знаешь, ты была в больнице! А я знаю, я видел собственными глазами — две недели смотрел, как от их тел очищают улицы! Дело не в Вельвет — дело в них!

Он с усилием заставил себя сбавить тон, прекратить кричать на нее:

— Не глупи, Руби…

Он хотел сказать ей, что все закончится хорошо, что они соврут что-нибудь по Свитку, что наткнулись на сильного Гримм или еще что-нибудь… но она не дала ему ни шанса.

— Не глупить?.. — прошептала она, будто не могла поверить в то, что услышала. — Знаешь, что, Жон… Если отказать в доверии другу, который, рыдая, умоляет поверить ему — умно… то я лучше буду глупой.

Жон, не выдержав разочарования, что звучало в ее голосе, отвел глаза. Когда Руби сделала шаг вперед, он инстинктивно отступил на шаг, вскинул руку, будто пытался защититься…

— Если позволить своей ненависти и страху обречь на смерть невиновных — умно… то я лучше буду самой большой дурой на свете. Посмотри на меня, Жон!

Арк, не в силах противиться силе, что звенела в каждом звуке, поднял глаза… и понял, что уже не сможет ни отвести взгляд, ни забыть это выражение лица: грустное, разочарованное и решительное, с блестящими дорожками слез и кровью на шее, текущей из раны, оставленной той, кто должна была быть другом.

— Если то, что ты делаешь — законно, то я лучше буду преступницей. Если это путь, который ты выбрал… то я буду на другой стороне. Если то, что ты делаешь — правильно, то к черту такие правила!

Следующие слова Руби произнесла так тихо, что Жону пришлось податься вперед, чтобы расслышать ее:

— Мне кажется, что все вы здесь потеряли надежду.

Она улыбнулась сквозь слезы. Зазвенела о камень выпущенная из рук коса. Руби шагнула вперед, потом еще раз и оказалась прямо перед Жоном.

— Мне кажется, вам нужно напомнить, что такое вера. Что такое дружба и доверие. Мне кажется, что вы забыли о том, кто мы — мы Охотники. Наша работа не в том, чтобы убивать людей, любых людей — мы существуем, чтобы дарить надежду другим. Но как вы можете сделать это, когда в вас самих не осталось ни капельки? Вспомни об этом, Жон. Вспомни, о чем говорил профессор Озпин. В чем сила человечества?

— В единстве… — тихо ответил Жон.

— Почему Охотники работают командами?

— Потому что четверо вместе сильнее, чем четверо врозь.

Старые прописные истины слетали с его губ легко, будто сами собой — он повторял их тысячи раз, заучивал наизусть, отчаянно пытаясь соответствовать пути, который выбрал — быть Охотником. Героем.

— Выбирай, Жон, — улыбнулась Руби, протягивая ему обе руки — пустую раскрытую ладонь и вторую, с зажатым в кулаке Свитком. — Вместе или врозь.

Жон посмотрел через ее плечо на готовую к бою Пирру, на обманчиво спокойную Вельвет, на двух убийц и террористов из Белого Клыка — организации, которую он ненавидел всей душой после того, что они сделали… и снова вернул внимание Руби. Она улыбалась ему — легкой доверчивой улыбкой, не обращая внимания на слезы, бегущие по щекам.

И взял ее за руку.

Она с трудом удержала улыбку, когда Жон, с видом, будто кладет голову на плаху, взял Руби за руку, а Свиток, выпущенный девушкой из рук, глухо ударился о мостовую. Роуз обхватила ладонь Арка обеими руками:

— Все хорошо, Жон, — ласково сказала она, будто успокаивала ребенка.

От Вельвет не укрылось, как напряглась из-за этих интонаций Пирра, что стояла в трех шагах от нее, деля внимание между друзьями и «врагами». Где-то глубоко внутри шевельнулось отстраненно-снисходительное: «какие же они еще дети…» Кролик приоткрыла было рот, готовясь вступить в разговор… и промолчала: время еще не пришло.

«Быстрее, Руби…» — взмолилась она про себя, чувствуя, как утекают отмеренные ей секунды.

План был несовершенен — слишком много в нем было переменных и слишком мало было отмерено времени. Что-то длилось дольше, чем она планировала изначально, кое-что — меньше, но прямо сейчас все балансировало на грани. Слишком много было импровизаций, слишком мало знаний и опыта…

Трость растаяла в ее руках, ушли боевые навыки директора — прямо сейчас Вельвет не смогла бы защититься от Пирры, решись чемпионка возобновить бой. Это был необходимый риск — любая секунда, которую она могла вырвать из неумолимой хватки бессердечного Времени потребуется ей, чтобы закончить начатое. Главное — это сохранить в себе директора Озпина: эту способность видеть связи на месте пустоты, истину, скрытую за ложью и победу внутри поражения. Стоит утратить ее — и все усилия могут пойти прахом.

Не говоря уже о том, что с ней станет, когда угаснет Проявление…

— Все будет хорошо, — повторила Руби. — Ты просто очень боишься ошибиться.

— Как мы с тобой будем спать по ночам, если по нашей вине эти ублюдки получат оружие? — тихо спросил Арк, глядя себе под ноги. — Что мы будем делать, когда из этих стволов начнут стрелять в людей?

— А как мы будем спать, если из-за нашего страха и ненависти погибнут невинные? — столь же тихо ответила Руби. — Как ты будешь смотреть на себя в зеркало, Жон, смотреть и знать, что ты бросил своего друга в беде, отвернулся, когда он умолял о помощи?