Шут из Бергхейма. Книга вторая (СИ) - Погуляй Юрий Александрович - Страница 33

Я вдруг вспомнил о Крендельке. Застыл. Сколько дней потом ему пришлось проторчать в аду? Стоит ли оно мимолетного выплеска оскорблений?

Палец лег на кнопку «удалить». Зажал его. Я смотрел на исчезающие буквы, а затем быстро набрал:

«Лошадь и мороженку».

Отправить.

Голем застыл. Хищно прижимающаяся к земле кобыла выпрямилась.

«Видишь, как просто. Ты просишь — я даю тебе задание — ты выполняешь. Ударь Стаса по лицу и получишь искомое»

— Господи, какая же помойка у тебя в голове, — сказал я.

Игнат глубокомысленно хмыкнул. Глаза сузились.

— Это не тебе, — поправил я.

С шелестом и легким постукиванием голем обратился в груду камней. Черная лошадь сразу потеряла ко мне интерес. Да и Стасу удалось сдвинуть свою кобылу с места.

Жизнь налаживалась.

Народ на той стороне разошелся по своим делам. Мужики впряглись в ворот. Клеть с женщиной заскрипела и поползла вниз. Я подошел к краю каньона. Они ж ее не топят? Может, мне надо спасать надо. Вдруг квест?

Однако там у самой воды была выбита в скале целая ниша, с системой веревок и арсеналом корзин, бочек. Куда-то в тело скалы уводили черные ходы. Из одного как раз выглянул здоровенный северянин с голым торсом. Схватил бочку и потащил во тьму.

Я поднял взгляд. Среди обычной суеты на том берегу выделялся горбун. Весь неказистый, обиженный природой персонаж явно смотрел в мою сторону. К нему кто-то подошел, дал ему подзатыльник. Засмеялся, спросил что-то, тыча в меня пальцем.

Горбун не реагировал.

Я помахал ему рукой, приветственно. Северянин ощутим вздрогнул. Сжался весь. А затем робко поднял ладонь. С опаской посмотрел по сторонам и воровато махнул в ответ. Его обидчик показал мне оскорбительный жест. Какой-то слишком уж не средневековый и совсем не скандинавский.

— Точно сожгу весь этот мир в пламени своей ненависти, — буркнул я.

К нам приближался Стас. Бить его по лицу я, разумеется, не собирался.

Ну… На данный момент. Хотя, конечно, мороженка того стоила.

Я проснулся от тошноты. Что-то царапало горло, пытаясь влезть в глотку. На память тут же пришла фиброгастродуоденоскопия. Вот похожие ощущения. Вот похожие ощущения. Позыв рвоты швырнул меня на бок. Взмахнув руками, я попытался отбиться от грубого вторжения, но лишь тюкнулся о маску.

Никто в меня ничего не пихал. Но рвало как по-настоящему.

— Что такое? — вскинулся Головастик, но голос не повысил, чтобы не разбудить остальных. Шаман сидел у огня, дежуря. Я мотнул головой. Дурнота ушла, оставив лишь першение и ощущение чужеродности в теле. Потер горло, прокашлялся. Что это было? Опять нервы?

Юра наблюдал за мною. Отблески костра играли на маске.

— Мне будто кишку в горло засунули, — поделился я шепотом.

Головастик кивнул, ткнул пальцем в небо:

— Нам меняют питание.

Когда разговаривают двое в масках — с мимикой очень сложно. Поэтому только через несколько долгих секунд нарочито удивленной гримасы (мсье, откуда у вас такая информация, не поделитесь ли источниками?) до меня дошло, что Юра тупо не видит всего многообразия моих эмоций.

— Питание? — повержено прошептал я.

— Да. Ты же знаешь где мы?

— Я проснулся в чужом теле чтобы спасти Россию?

— Нет, — покачал головой Юра. — Очень жаль, но нет.

— Так… Это не жаркое лето и меня не ждет выбор между шестью пионерками? Не будет никаких эльфийских принцесс? И я даже не избранный?!

— Вот тут не знаю. А тебе кто-то сказал, что ты избранный? — хмыкнул Юра.

— Ну… Была надежда, небольшая, я ж самого Серого Человека видел!

— Нас перевели на питание через зонд, — Головастик сменил тему. — Это дуальная новость для нас всех. Хорошая тем, что так мы протянем подольше. Плохая — раньше надо было делать. Я думал, что изначально так и поступили. Когда выберемся — от врачей нескоро избавимся. Возможно, до конца своих дней будем очереди в поликлиниках составлять.

— Думаешь, есть шансы выбраться?

— Разумеется, — Головастик выпрямился. — На материке начнется противостояние значительного масштаба. Роттенштайн, как уже сообщал я, укрепился, но кроме него есть несколько других развитых групп. Несомненно, после того объявления о выходе из данного проекта — все они станут действовать по принципу «оттащи другого от кормушки». О Бергхейме там никто и не слышал, поэтому нас не ждут. У нас есть шанс развиться, пока остальные попытаются превзойти Роттенштайн. Совокупные усилия принесут плоды. Фракции вроде Хиттолампи, Вольне Ксентство могут объединиться, и тогда даже Михаил Семенович не устоит. Роттенштайн падет.

Последнее он произнес довольно подавленным тоном.

— Не расстраивайся. Семью не выбирают. Прости нас что мы такие, — не выдержал я.

Вновь немой диалог двух масок. Пауза затянулась.

— Поэтому, когда на театре военных действий объявимся мы — нас не заметят. Если мы грамотно соберем Бастионы побережья и распределим силы, то, накопив войска и репутацию, сможем вступить в игру по-настоящему. Кто управляет входом в Цитадель, тот имеет шанс на победу.

Я промолчал. Ситуация, когда сколько-то групп пытаются добиться своей цели, при этом мешая другим группам — казалась безвыходной. Мы состаримся в своих капсулах, оттаскивая от выхода противников. Бред.

Но Головастик в него верил.

— Не понимаю в чем твой план? — не выдержал я. — Как это вообще может сработать? Сколько там групп как наша?

— Кроме нас — как минимум пять.

— И все мы будем рвать друг другу глотки на потеху этому хмырю?

— Если это поможет выйти на свободу — да, — спокойно ответил Головастик. — И ты тоже будешь.

Это мне не понравилось, но я промолчал. Лег обратно на землю, укрылся стеганым одеялом (нашлось в седельной сумке). Над головой мерцали звезды. В груди ворочался комок тревоги. Будущее пугало. О нем я думать не хотел. Еще и горло болело…

Чтобы отвлечься, я вновь залез в Бастион. Отправил здание на постройку, забил очередь на строительство зверья в местных казармах, прочитал отчет об очередной победе Райволга. Выбрал следующую шахту для завоевания — лесопильню. До следующего расширения нужно было отстроить стены. Для этого нужна древесина. Она и так шла неплохо, но, как водится, хотелось больше. Армия росла, но получалось что с ней носился лишь бедный бард из Рассветного, вынося охрану почти без потерь и получая опыт. Двое героев охватили бы большую территорию. Трое — еще большую.

Эх, где мои славные ребята из Своры Бергхейма? Остался ли кто в живых после похода через перевалы?

Я влез в чат общения с божественной сущностью. Минуту сомневался, лежа с вытянутым пальцем, и то начиная набивать сообщение, то удаляя его. Наконец, отстучав послание, нажал ввод и закрыл глаза. Посмотрим, что попросят. Социальная составляющая в этих краях отвратительная. Столько времени здесь провел, а единственный соратник — и тот раб из-за моря.

После же я долго лежал, слушая треск костра и карауля блуждающую неподалеку тревогу. В груди болезненно екало. Справа, а не слева. И как-то непривычно. Будто это уже не нервные шутки, а совсем серьезно.

Насколько я тут застрял? Планы Головастика шли далеко. Их за неделю не осуществить. Месяц? Два? Три? Полгода? На лбу выступил холодный пот. У костра пошевелился Юра. Послышался шум падающей в костер ветки. За закрытыми веками стало чуть светлее, от вспыхнувшего огня.

Мир за пределами игры уже не казался мне пустым и бесполезным местом, как раньше. Тотальное одиночество уже не перечеркивало достаток, комфорт и, самое главное, свободу! Там еще можно что-то изменить. Что-то на самом деле поменять! Здесь же…

Здесь я даже таланты выстроить не могу, для лучше билда.

Дышать стало труднее, пришлось повернуться на бок, вытянуть руки. Полегчало. Полгода чтобы выйти в мир… инвалидом? Черт побери! Смертность я осознал в детстве. Никто не умер. Мне не пришлось резать кролика, купленного родителями. Хомяков тоже не было. Просто в один прекрасный момент я осознал — что когда-нибудь умру. И все умрут. Выключится свет и меня, моих мыслей, моих чувств — никогда больше не будет. Не останется и следа от того, что так тревожило, заботило. Что рождалось в груди. Пус-то-та. Этот страх поселился во мне, шестилетнем мальчугане, и терзал с приходом темноты. О, как мечталось победить его. Заменить.