Глушь (ЛП) - Ли Эдвард - Страница 2

Теперь еще и это.

«Что за хрень? — подумал Дуэйн. — Пшеничные подвязки?»

Теперь луна освещала ее полностью. Свежее молодое тело светилось, а пупок обратился идеальной черной тенью. Каждое бедро обхватывала широкая, будто ржавая полоса.

— Это подвязки из пшеницы?

— Ага. Так себе пшеница, не отсюда. Мать клана делает для каждой девушки и дарит их после первых месячных. Древняя магия.

— Магия, — сказал Дуэйн.

— Да. Для встреч с парнями. Если хочешь мальчика, надеваешь подвязку на левое бедро, а если девочку — на правое. — Она изысканно поправила странные украшения. — А если не хочешь никого, надеваешь обе.

Дуэйн покачал головой.

Поселенцы. Господи.

Он знал, что они суеверны, но о подвязках слышал впервые. В глубине души он рассмеялся.

«Вот дура. Беременность — последнее, о чем тебе нужно беспокоиться», — подумал Дуэйн.

Время поджимало.

— Давай-ка перейдем к делу, — сказал он и подошел ближе. Дуэйн бросил на ее одежду двадцать долларов, резко развернул девушку к себе спиной и скользнул мозолистыми руками по мягкой коже ее грудей и живота. Он терся пахом о ягодицы, чувствуя зов запретной плоти. Ее тело, казалось, нагревалось от грубых ласк, дыхание ускорилось.

Дуэйн с усмешкой отметил про себя: «Смотри-ка, я завожу эту сучку. Такая вся горячая, мокрая. Хочет. Небось грязные маленькие Поселенцы так не могут. Дуэйн спешит на помощь...»

Он подумал, что это было наименьшим, что он мог сделать, учитывая...

Он покусывал ее шею, усердно поигрывая с ее грудями. Соски затвердели, что твоя речная галька, и, когда он сжал их пальцами, она восторженно взвизгнула, приподнимаясь на цыпочках.

— Ты мне всегда нравился, — услышал Дуэйн ее причудливый шепот. — Что-то в тебе такое есть особенное…

Ее слова подтвердились, стоило ему скользнуть сквозь рощицу волос прямиком в киску. Дуэйна словно пронзил разряд тока.

— Я тоже на тебя засматривался.

— Да ладно! — игриво воскликнула она.

— Конечно. Ты самая красивая из всех девушек клана...

— Я?

— И я часто видел тебя на линии. Самая работящая. Я так жене и сказал.

— Ты просто так говоришь это, — заигрывала она. — Да наверняка ты даже не знаешь, как меня зовут, хоть и даешь конверты с зарплатой каждую неделю.

— Конечно, я помню твое имя, — сказал Дуэйн, все еще лаская ее грудь, но потом подумал: «Черт! Как зовут эту шлюху?!»

— Э—э... — Он сделал паузу. — Санни, верно?

— Близко, — ответила она с плохо скрываемым удовольствием. — Синди. Во всяком случае, так меня зовут чаще всего.

На самом деле Дуэйну было плевать, как ее зовут, но неожиданный комментарий подтолкнул его любопытство.

— Что значит «чаще всего»? Это или твое имя, или нет.

— Это не мое родовое имя в клане. Мое ужасное.

Разговор совсем не отвлекал его от мягких полушарий ее груди.

— Так как же тебя зовут?

— Не скажу! — Ей было стыдно. — Ты будешь смеяться!

— Да ни в жизни.

— Эверд говорит, когда мы с местными, надо использовать другие имена, а родовые оставить для дома. Эверд говорит, что так нам легче вписаться. Мы знаем, что не особо-то вписываемся.

Человек, которого она упомянула, Эверд Стэнхёрд, действительно был странным. Старший клана, Мудрец, так сказать, для всех Поселенцев. Ублюдок утверждает, что ему шестьдесят, но выглядит он на все восемьдесят… если не считать волосы. Ни одного седого волоса на голове нет, только черные как смоль. У всех в клане блестящие черные волосы, даже у пожилых женщин. Дуэйн не мог себе представить, что они красят их.

— Ты такая сладкая... Синди, — пробормотал он. Возбуждение достигло пика, и вместе с ним громкость хора цикад. Его руки блуждали по всему ее телу — она казалась крошечной в его ладонях. Гибкая, тонкая, как тростинка, с грудью упругой и полной, как кексики, которые Джуди готовила по праздникам, — и такой же теплой.

Прелюдия закончилась: раздувшаяся ширинка Дуэйна красноречиво на это намекала. Он направил девушку сквозь деревья, с которых свисали бороды испанского мха, к полянке, подталкивая ее пахом, а пальцы все скользили по ее соскам. Она почти задыхалась, когда они добрались до места.

— Да, прямо здесь, — сказал Дуэйн. Он развернул девушку к себе лицом, положил ее руки себе на ремень.

Ее горло пересохло от желания.

— Уверен, что не хочешь пойти ко мне? — почти умоляла она.

Его джинсы упали на землю.

— Не-а.

— Там же будет удобнее. Что такого особенного в этом месте?

Дуэйн уложил девушку на землю, задрал ее ноги и под протяжный девичий стон грубо вошел. На вопрос он ответил про себя: «Здесь? Это всего в трех метрах от ямы, которую я выкопал прошлой ночью».

«Интересно, как он умер», — крутилась в голове мысль. Патриция Уайт даже не представляла, что может быть такой недоброжелательной, однако вот она, ее темная сторона, смотрит ей прямо в лицо. Мысли о жестокости и непредсказуемых ударах судьбы напрочь вытеснили впечатления от повышения и внушительной прибавки к зарплате.

Джуди сказала, что его убили, но не сказала, как именно.

Эта мысль расцвела, когда Патриция отстраненно разглядывала ряд статуэток династии Мин: «Интересно, как...»

Да. Как именно был убит муж ее сестры? При каких обстоятельствах? И каким способом? Выстрел? Нож? Забит до смерти?

Лучше поскорее прийти в себя, прежде чем ее собственный муж подумает, что она слетела с катушек.

Байрон сидел напротив, стараясь делать вид, что не замечает ее рассеянности. Его тактика — когда он знал, что ее что-то беспокоит, — заводить беседу о всяких пустяках. О чем угодно.

— Я еще не уверен, что это лучший китайский ресторан в городе, — сказал он, — но уже готов объявить, что это китайский ресторан с самыми лучшими ароматами в городе.

Патриция Уайт настолько глубоко ушла в свои мысли, что совсем не замечала витавших в воздухе чарующих запахов, пока ее муж не упомянул об этом. Принюхавшись, она заерзала в предвкушении. Стройные азиатки носили туда-сюда огромные подносы с едой, за которыми тянулся шлейф изысканных ароматов.

— Знаешь, Байрон, ты прав. Ароматы здесь почти...

Его широкое лицо расплылось в улыбке.

— Эротические?

— Мистер Извращенный Ресторанный Критик, разве можно от тебя ожидать чего-то другого?

Он развел руками над пустой миской, в которой еще пару минут назад был суп из акульего плавника.

— Хорошая пища должна включать в себя и чувственное наслаждение, иначе зачем человек вообще стал бы ее готовить? Не вижу в этом ничего извращенного.

Она не смогла удержаться и, наклонившись, прошептала:

— А как же тот случай в Лос-Анджелесе, когда ты настоял на том, чтобы съесть кусок чизкейка «Шоколадный Мартини» из «Спаго» с моего живота?

— Ага. И я думаю, что не совру, если опишу твою реакцию на этот эпизод как особенно чувственную. И не забывайте о том, миссис Извращенный Юрист, что вы сделали со взбитыми сливками.

Патриция покраснела.

Принесли вторые блюда. Клубящийся от тарелок пар источал прекрасный аромат: острый соус, искусно смешанные специи и травы.

— Итак, прежде чем мы приступим к пиршеству в стиле Северного Китая, — сказал Байрон, — почему бы тебе не рассказать мне, что тебя беспокоит?

Почему бы просто ему не сказать?

— Я чувствую себя виноватой, — призналась Патриция, — из-за того, что не чувствую себя... плохо. — Она оторвала взгляд от огромной тарелки с лангустинами в ростках лука-шалота. — В этом есть хоть какой-то смысл?

Палочки для еды Байрона замедлились, пока он выщипывал полосочку морского ушка. Неровные блики свечей делали его широкое лицо не только задумчивым, но и немного загадочным.

— Дорогая, во всем есть смысл. Трудно сформулировать... мы ведь не должны говорить плохо о мертвых. Тебе ведь это не дает покоя?