Доктор 5 (СИ) - Афанасьев Семен - Страница 78

Сейчас эту конкуренцию постепенно убивали.

В экономическом секторе, в предыдущие четверть века, в экономику было вложено немало (почти всё, что имелось), и на каком-то этапе огромные государственные компании казались точным решением.

Засевшие в них бюрократы выработали ресурс роста, и эти монструозные образования в условиях сегодняшнего рынка были неконкурентоспособны.

Но бюрократия упускать активы не хотела, потому дотации продолжали вливаться в неконкурентные схемы бизнес-управления (госкорпораций). А прикрывалось это всё админресурсом — раз корпорации государственные, то и условия им государство создавало индивидуально. Не глядя на прочих участников рынка.

И никого не волновало, что всеми ресурсами так называемых государственных корпораций в реале управляли весьма конкретные люди и кланы, не особо пускавшие внутрь кого-либо снаружи.

Соответственно, убыточные бюрократизированные госкорпорации, не давая прибыли, вытесняли с рынка конкурентоспособные бизнесы поменьше. Поскольку убытки-то покрывались из государственного кармана. А частный бизнес на такую палочку-выручалочку, говоря языком русских сказок, рассчитывать не мог.

Гао был далёк от идеи бунта, но быть недовольным ему никто запретить не мог. Именно сейчас Поднебесная верно встала на путь, ведущий вниз. В пропасть. Скорее всего, лет за пятьдесят у страны хватит ресурса пересмотреть свои решения, и исправиться. Но в ближайшие лет двадцать…

Гао вынырнул из таких приятных теоретических изысканий и моделирования, которому предавался последние лет десять. С тех пор, как женщины стали его интересовать меньше по техническим причинам.

Мир глобализовался. Правила игры, говоря о мировом масштабе, меняются быстрее, чем человечество успевает их усвоить.

Концепций развития, по большому счёту, ровно столько, сколько мыслителей имеется в интернете. А им имя — миллион. — Ы.

Поднебесная сохранила статус Империи, и продолжала развиваться. Как и тысячи лет назад. Лишь изображения на флагах сменились. Сейчас, правда, её путь-дао, увы, делает спиральную петлю…возвращаясь по своим же следам назад.

Именно поэтому, с точки зрения Гао, для Родины так важно создать точки опоры за своими пределами: чтоб было на что опираться, когда до всех без исключения дойдёт: консервация одного и того же клана (тем более — личности) у власти на десятки лет прогрессу не способствует.

В голову, в качестве иллюстрации, приходил восточный сосед, Северная половина Страны Утренней Свежести. Своей родине Гао такой судьбы не желал.

Да, он не может влиять на политические курсы, но он может добросовестно «страховать» свою страну запасными вариантами. Базирующимися снаружи, и ближайшие лет пятьдесят точно остающиеся активными.

Этот мальчик, друг коллеги Кеши, имел одну особенность. Гао сразу отметил её в силу собственного возраста, опыта, подготовки и исключительно национальной особенности мышления: взгляд на Вселенную, как на единый организм.

Надо знать кое-что именно из Книги Перемен, из Дао Дэ Цзина, чтоб методы мышления этого парня было понятными: он, как и Гао, воспринимал Человечество как единое целое.

Причём это была не наигранная декларация. Это была глубокая внутренняя позиция, им самим никак не афишируемая. Гао поначалу удивился — откуда? Но на его работе собеседнику вопросов не задают, особенно если этого собеседника уважают.

А парня Гао уважал.

И за то, что дал возможность «сохранить лицо» несколько раз. И за то, что быстрее своего командования понял опасность вируса, и нашёл алгоритмы, устраивающие обе страны. И за то, что не имел никаких недосказанностей за душой (тренируя, например, того же заведующего кафедрой пекинского университета традиционной китайской медицины).

А главное, за то, что парень искренне желал добра всему Человечеству и пахал на свою идею, не оглядываясь ни на что.

Подобная несколько наивная для других стран точка зрения могла бы вызвать непонимание у европейца или американца. Но для Гао, подобно миллионам соотечественников, на уровне философии воспринимавшего Вселенную как единый организм, эта точка зрения как раз была понятна. Тем более, сам парень её категорически не афишировал: Гао вычислил всё только после нескольких недель наблюдения, анализируя действия парня.

Действия, которые говорили за себя. Тот же Кеша был в первую очередь продуктом и человеком Структуры. А парень — нет. Парень оставался человеком Идеи. Взять хотя бы его бесплатные неоценимые решения, сегодня воспринимающиеся как должное (например, консолидация таких разных сторон-участниц в проекте Завода).

Такого союзника, который действует из идеологии Друга, надо беречь. Ради будущего Поднебесной через полвека беречь, чтоб дети и внуки, в мире двадцать второго века, соседствовали с т а к и м и соседями. А в идеале, не просто с соседями, а с друзьями.

Гао тщательно скрывал свои идеалистические взгляды и умел быть очень разным. Но на текущем своём уровне он уже мог позволить себе поступать так, как было п р а в и л ь н о с его личной позиции (а не с официальной, поскольку иногда это были две принципиально разные позиции).

Этот парень (вот смешное совпадение!) затеял у себя, в одиночку, то, что Гао с удовольствием бы применил и на Родине: ограничение неограниченной власти Государственного Центра сбалансированными механизмами народного волеизъявления. В перспективе века, это было очень полезное для страны начинание. Проблема в другом: в Поднебесной, да и тут, текущие властные группировки добровольно властью делиться не собирались. И процесс явно обещал быть болезненным.

Для руководства, Гао вполне логично обосновал свою позицию необходимостью защиты инвестиций. А такой парень, делающий по запросам китайской стороны всё, что мог, был явно ценной стратегической инвестицией. Плюс, в отличие от мнения дурацких западных СМИ, Поднебесной благодарность была естественна и не чужда. В том числе, на государственном уровне: начальство Гао полностью поддержало того не только в официальном документообороте, а и по-человечески. Согласившись, что за добро надо платить добром.

Гао допил кофе в прихваченном с собой в беседку кофейнике, поглядел ещё пару минут в маленький прудик и поднялся с лавочки, направляясь искать Кешу. Надо было кое-что выяснить, а заодно согласовать позиции.

Кофейник из беседки потом уберут другие люди. Слава богу, теперь есть кому.

На второй день моего стояния на площади, особых проблем не было. По крайней мере, в наблюдаемых мной диапазонах. Люди вокруг прибывали, организовывались в какие-то группы, составляли какие-то списки, вели какие-то дискуссии и почти каждый считал своим долгом перемолвиться со мной.

В такой атмосфере, я с ужасом ожидал почти любого контакта от пациентов, поскольку с запозданием понял: я погорячился в своих объявлениях в чате КЛИНИКИ.

Слава богу, молодые мамы (и кандидатки в таковые) видимо, критично наблюдали происходящее в интернете, и здесь пока не появились.

Вместо них, утром мелькнул Бахтин. Подошёл, поглазел на обстановку, поржал, перебросился парой слов, оставил пачку печенья со словами «сухпай» и потопал на работу.

А в обед, достаточно неожиданно для меня, появились Кеша и Гао.

Гао поздоровался и пошёл по периметру площади, с интересом глядя по сторонам и прислушиваясь к разговорам.

А Кеша извлёк из недр заплечного рюкзачка раскладной стул, установил его рядом со мной, приземлился на него и, достав бутылку пепси, мечтательно уставился в сторону горизонта.

— Ну что, ты как тут? — вопрошает Кеша со своей мини-табуретки после того, как мы отхлопываем друг друга по спине, здороваясь.

— Да вот, как собирался… — оглядываюсь по сторонам, поскольку несколько человек из толпящихся, при виде Кеши, технично перемещаются поближе и явно прислушиваются к нашему разговору. — Начинание неожиданно отозвалось…

Я очень хорошо помню несколько правил, оговоренных Кешей с самого начала. В первую очередь, никаких функциональных разговоров в общественных местах не вести, планы вслух не обсуждать, реальных намерений не выказывать (не знаю, кого это обманет, но Кеша был очень настойчив в этой просьбе).