Доктор 5 (СИ) - Афанасьев Семен - Страница 52

— Что такое? — вскидывается она.

— Когда ты так нервничаешь, ты как-то резко внешне стареешь. — Продолжаю всё с тем же серьёзным выражением лица. — У нас и так ведь разница в возрасте в мою пользу, ээ, ммм, как бы попросить поделикатнее…

Лена в ответ беззвучно захлёбывается от возмущения, принимаясь тут же что-то делать с собой перед зеркалом и вооружившись косметичкой. Излучая на всех диапазонах депрессию, тоску и тревогу, вплоть до отчаяния.

— А сейчас? — на полном серьёзе спрашивает она через несколько минут.

Вызывая у меня острое чувство вины и конфуз.

— Блин, пошутил я неудачно, — начинаю каяться. — Хотел тебя отвлечь и наставить на конструктив, а вышло…

Внезапно Лена меняется и выражением лица, и эмоционально:

— КУПИЛСЯ?!

— Да. — Отвечаю, делая над собой усилие, чтоб остаться спокойным. — Не знал, что можно так эмоциональный фон подделать.

— Притвориться, Мелкий, притвориться! Вообще-то, это я с использованием инсайда, — весело признаётся Лена. — Я ж знаю, что ты видишь. Вот решила провести эксперимент, пользуясь моментом. А то у тебя такой напыщенный вид был вначале, а потом идиотский… Не удержалась.

— Ладно. Один один.

— Не знаю, не знаю. По-моему, всё же один ноль, — не соглашается Лена. — Можем на натуре эксперимент поставить: сейчас выхожу из машины и спрашиваю первых десятерых идущих навстречу мужиков: я красивая? По итогам ответов, заполняем таблицу?

— Не стоит. Поехали в КЛИНИКУ лучше… — кажется, шутка не удалась.

— М-м-м, да не вопрос, — легко соглашается Лена, тут же трогаясь с места и перестраиваясь в направлении клиники. — А что там? Рановато же ещё вроде?

— Мне там всегда есть, что делать, раз, — бормочу. — Во-вторых, нам всё равно податься некуда: к твоим не фасон на пять минут. У меня дома… — тоскливо смотрю на окна. — По кабакам тоже что-то не охота, настрой не тот. А в СТОЛИЧНОМ ЦЕНТРЕ пока не наша масть. Кстати! А что там стряслось с той квартирой? Почему они отменили всё?

— Они не отменили, — с досадой цыкает Лена. — У них какие-то проблемы у каких-то детей родственников. Поселившихся сейчас у них. В общем, дети загремели там в больницу на Амангельды, и это надолго. Месяца два-три минимум. Родственники поселились у них, и такая ситуация, что не выгонишь… Они у детей с восьми утра до закрытия, днюют и ночуют.

— Дети, конечно, святое, — бормочу. — Досадно только, что в наш адрес вечно вываливается… Прости господи, не прав. — Тут же останавливаю сам себя. — Считаем, что пошутил неудачно… А чем они тем детям помогут, торча сутками в больнице или около? Кстати, я и не знал, что на Амангельды больница есть. Вроде вывесок нет. И больницы, я так думал, особенно детские, я все в городе знаю. Хотя бы заочно.

— Не такие, — говорит Лена после паузы. — Там центр психического здоровья республиканский. Психушка, по-простому. Несколько отделений. Вот дети, парой и синхронно, загремели в детское отделение. Причём там всё очень нехорошо… насколько могу судить по рассказам. А мать их ходит амбулаторно в женское отделение, профилактируется. У неё с горя тоже не всё в порядке. Хотя и не так серьёзно, как у детей. Отец между ними разрывается на шпагате, плюс удалённо зарабатывать пытается: кормить-то их всех надо.

— Беру все слова обратно. Не знал.

— Предвосхищая твой вопрос, — хмуро продолжает Лена. — Задаток вернули в полном объёме.

— Ужас. И кошмар. Других слов нет. Интересно только, откуда оно так берётся… Я думал, всем скопом только инфекционкой болеют.

— Да не знаем мы пока достоверно и точно, откуда оно берётся, — с досадой хлопает ладонями по рулю Лена, видимо, что-то припоминая из личных впечатлений от общения с той семьёй. — Я о медицине в целом. Есть, конечно, объяснения разного происхождения, но психиатры часто и между собой спорят. Есть мнение, что это генетика преимущественно. Ну и, если ещё мать частично «загремела» туда же, то вполне возможно, что там наследственность не в одном поколении. Другое дело, что расспрашивать же не будешь. — Лена глубоко вдыхает, выдыхает несколько раз, успокаивается и продолжает уже спокойно. — Что ещё хорошего ждёт нас в клинике?

— А в-третьих, там Котлинский и кофе. Я с ним сейчас с удовольствием пообщаюсь, есть о чём… А ты можешь пойти в комнату отдыха хоть на четвёртом этаже, хоть во втором корпусе. Там сейчас пусто, тишина и диван.

Вежливо стучусь и захожу, чтоб несказанно удивиться не первый раз за сегодня: Котлинский сверкает огромными синяками под обоими глазами. Присматриваюсь и спрашиваю вместо «здравствуйте»:

— Из-за носа?

— Ага, — с видом раскаивающегося грешника, кивает Котлинский. — Редрессация сделана, теперь только ждать, пока спадёт. Кстати! А ты чем-то можешь тут помочь?..

Надежда в его голосе так откровенна и сильна, что с трудом остаюсь серьёзным:

— Извините, нет. По крайней мере, не радикально: максимум, пять — семь процентов времени сэкономлю. За несколько часов работы.

— Не имеет смысла, — огорчённо делает быстрый вывод Котлинский. — А что так?

— У вас же механические повреждения. Ни инфекций, ни функциональных дисфункций, вплоть до клеточного уровня. Игорь Витальевич, если не секрет, — какое-то время размышляю, спрашивать или нет. — А что это было?!

— Вот как ты думаешь, который по счёту за сегодня ты меня об этом спросил? — грустно и серьёзно отвечает вопросом на вопрос Котлинский. Потом, не дожидаясь моего ответа, продолжает. — По дурости. Исключительно по старой дурости. Пошёл в спортзал. С наскока, после большого перерыва. Там кое-кто из старых знакомых, но на десять лет моложе, ещё со времён «Догнать и перегнать!»… В молодости я его валял. Сейчас я ещё и весом больше. Ну, слово за слово, полный контакт… А возраст уже не тот. Причём я всегда это раньше знал, на других примерах! — начинает по-детски горячиться Котлинский, как будто что-то доказывая самому себе. — Оно так после сорока часто: ты помнишь мозгами, что ты о-го-го. И тело думает, что помнит. А на самом деле, всё уже далеко не так! Блин, и Лёша Токарь на том же спотыкался…

— Кто такой? — спрашиваю из вежливости.

— Да неважно, ты не знаешь, — отмахивается Котлинский. — И ведь главное: я же солидный человек!.. Во многом, если и не лицо бизнеса, то его фасад, во всяком случае. И как раз решать сейчас много надо, а я… Каждому же, при встрече или знакомстве, не начнёшь со слов: «Это я в спортзале!».

В этом месте я не выдерживаю и начинаю неприлично ржать. Потому что внешне всё выглядит действительно крайне комично. Вижу, что Котлинскому где-то не по себе, но ничего не могу с собой поделать:

— К вам сегодня ещё Лена насчёт себя хотела зайти, — добиваю его.

— Что-то серьёзное? — обречённо спрашивает Котлинский.

— Нет, обычные согласования.

— Ну тогда скажи ей, что не сегодня! Раз ничего срочного. Кофе будешь? — Котлинский поднимается из кресла и, чертыхаясь, падает в него обратно: левая нога под ним подгибается. — Ай, бл***… Сустав!.. — Котлинский ещё какое-то время беззвучно шевелит губами в кресле, хватая воздух ртом, как рыба, и кривясь всеми мышцами лица.

А я понимаю, что моё поведение крайне некорректно. И так ржать в данной ситуации неприлично. Но ничего не могу с этим поделать: смех — единственная реакция, которой я не могу управлять.

— Ну давай, давай, подлей масла в огонь, — хмуро и серьёзно смотрит исподлобья Котлинский, как назло веселя меня ещё больше.

До колик в животе. С запозданием, до меня доходит: видимо, это реакция на остатки сегодняшнего стресса.

— Чего хотел? — недружелюбно спрашивает Котлинский. — Кофе сам наливай. И мне тоже! — добавляет он мне в спину, когда я подхожу к кофеварке.

— В ситуацию попал неприятную, — возвращаюсь за стол с двумя чашками. — Вместе с Леной. Выпутались. Но не понятно, чем чревато. И главное, СОП пока из радикального тоже не знает, что можно сделать. Вот думаю, что именно вам рассказывать из деталей, а о чём стоит умолчать. — С Котлинским я всегда максимально откровенен.