На границе двух миров (СИ) - "Свифт" - Страница 19

Он молча протянул ладонь, на которой блестел крохотный чип в пятнах запекшейся крови, чип, который она мгновенно узнала, — тот самый, что делал лучших воинов Конфедерации рабами Правящих Семей; тот самый, извлечь который, сохранив жизнь носителю, считалось невозможным.

— Его бывший хозяин жив, а я пришел сюда, чтобы предложить тебе свободу и месть… Сара Керриган.

_______________________________________

*-Сэйна — образовано мной от французского «saint», призрак. Видимо, французский не успели совсем забыть:)

Открыв глаза, я резко сел на кровати, растирая ладонями лицо и некоторое время слушал глухой стук поднятых в воздух вещей по деревянному полу.

Тяжело вздохнув, я тихо выматерился себе под нос, проклиная весь мир в целом и шаливший Дар в частности. Это началось чуть больше двух недель назад — липкие ночные кошмары, безликие и незапоминающиеся, оставляющие после себя лишь память о чем-то огромном, пристально вглядывающемся тебе в душу, да глухую тревогу при пробуждении.

Среди прочих возможностей псионики особняком стояло ясновидение, или, как его называли Тамплиеры — боевое предвидение. Воины протоссов годами и десятилетиями развивали в себе эту способность, но лучшее, чего они могли добиться — это пара мгновений весьма условного знания будущего. Предвидение не зависело от силы Дара, подчиняясь каким-то своим правилам, и временами даже слабейший из зилотов мог переплюнуть в этом сильнейших из Высших.

А у меня так вообще не предвидение, а ерунда какая-то — ничего, кроме смутного предчувствия грядущих неприятностей.

Впрочем, и это уже кое-что.

Усилием воли выпихнув из памяти ночной инцидент, я рывком поднялся с кровати и принялся наводить порядок, — ручками. Приходится отвыкать пользоваться телекинезом — уж больно нервно на это реагируют жители Нью Салембурга.

Я на мгновение остановился около ярко-синего доспеха, стоявшего в углу, и смахнул рукавом пару осевших на него за ночь пылинок.

Сколько надежд я возлагал на эту груду металлолома! Я мечтал, что выйду к людям, разрушу стену своего одиночества, смогу просто общаться и игнорировать тот факт, что я чужой всему миру — не протосс, но и не человек. Мне казалось, что я смогу справится с проклятием любого телепата — возможностью видеть людей настоящими, а не теми, кем они хотели бы быть. Мне казалось, что я смогу смириться с их несовершенством, их мелкими страстями и тщательно оберегаемыми темными тайнами.

Наверно, меня ввели в заблуждение Джим и Генрих — единственные из людей, с которыми я плотно общался в новом качестве псионика-телепата. Джим был настоящим рыцарем в сверкающих доспехах, несмотря на то, что старался казаться битым жизнью разочаровавшимся циником. Генрих — увлеченным ученым, получившим классическое воспитание и искренне считающим, что его исследования должны служить только на благо людям.

Остальные… остальные были другими. Старающиеся быть примерными семьянинами (и даже бывшие ими), и сальными взглядами провожающие любую юбку; приветливо улыбающиеся друзьям и знакомым — и не испытывающие и десятой доли тех чувств, что пытались показать… Я могу продолжать этот список бесконечно.

Я знаю, что то, что это стало для меня тяжким ударом, было следствием исключительно моей наивности и неопытности. Помимо недостатков я видел и искренность, и сочувствие, и бескорыстие, но… но все это таким причудливым коктейлем перемешивалось с завистью, похотью, равнодушием, что в конце концов я стал закрываться не только от мыслей, но и от эмоций окружающих.

Меньше знаешь — крепче спишь, да…

Однако, свою задачу доспех все же выполнил — я смог спокойно выбираться в город, гулять по улицам и делать покупки самостоятельно, не напрягая Джима. Хотя с общением и работой возникли проблемы — переделанная ходовая часть, большей частью скопированная мной у Голиафа, один экземпляр которого был в распоряжении ополчения Мар Сары, выдавала меня с головой. Легенда безжалостного головореза Конфедерации исправно выполняла свою изначальную задачу — превращала меня в невидимку безо всякой псионики.

Так что я продолжал подрабатывать на Джима в качестве ходячего детектора лжи, «проедать» чек, полученный от Арктура и потихоньку ковыряться со своими исследованиями, уделяя большую часть времени способу замаскироваться под обычного человека.

Погруженный в свои мысли, я рассеяно совершал священное таинство утреннего моциона, когда за окном раздалось утробное рычание двигателя ховербайка.

— Надеюсь, никого не зарезали, — вздохнул я.

— Эй, чешуйчатая морда! Выходи!

— А если не выйду? — кричать было лениво, поэтому спросил я мысленно, прикоснувшись Даром к разуму шерифа.

— Стрелять буду! Или таранить… Или вообще кучу под дверью наложу.

— Ну, если кучу…

Тихо щелкнув замком, дверь гостеприимно распахнулась перед шерифом, едва не заехав тому по носу. А я продолжал ковыряться в яичнице, добрым словом вспоминая Генриха и даже не пытаясь скрыть легкую улыбку, появившуюся после визита Джима.

Изначально его частые визиты ко мне были продиктованы простой предосторожностью (о злых инопланетянах снимали фильмы до сих пор), а так же обыкновенным любопытством. Правда, если Генриха в основном интересовали культура и научные достижения протоссов, то первое, о чем спросил Джим — не собираются ли мои чешуйчатые собратья однажды включить в свой рацион человечинку. Так и спросил, да, заставив меня тихо хихикать себе под нос.

Отсмеявшись, я все-таки ответил ему, что протоссам глубоко наплевать, каковы терране на вкус, чем они занимаются, и кто ими правит. Правда, затем с неохотой признал, что рано или поздно столкновение неизбежно — стремительная по меркам протоссов экспансия человечества однажды заставит долговязых телепатов настучать по башке понимающему только силу человечеству. Правда, случится это не на его веку и расхлебывать последствия придется, скорее всего, его правнукам.

На этом Джим, вроде как, успокоился, но потребовал от меня выдать всю информацию по боевым возможностям и тактико-техническим характеристикам войск протоссов. А когда получил ее, долго чесал в затылке, заставляя меня тихо посмеиваться над его озадаченным видом. Его можно было понять — на данный момент только лишь Золотая Армада, бывшая хоть и самым мощным, но всего лишь «одним из» флотов протоссов, была способна не оставить от человеческой цивилизации камня на камне. Все это кончилось тем, что шериф записал всю выданную мной информацию и, как он сам признавался, пытался придумать чудо-стратегию, как победить войска протоссов. На что я посмеялся, и мы сели думать вместе — все равно я не верил, что эти знания когда-либо будут применены на практике.

Так началась наша дружба — с попыток придумать, как помочь одному моему народу победить другой мой народ. И пускай мы так ничего и не придумали, но сам факт до сих пор меня забавлял. Джим продолжал приглядывать за мной «чтобы у тебя шарики за ролики не заехали и ты не принялся расширять свой рацион», а я… а мне просто нравился Джим. Нравилась его честность и открытость, его решительность и идеализм… Думаю, имеет смысл сказать, что мы увидели друг в друге… друг друга, как бы бредово это не звучало.

Как бы то ни было, я мог назвать Джима своим другом. И это было здорово.

Блуждающий по комнате взгляд остановился на обклеенной распечатками стене, отчего настроение моментально рухнуло на пару пунктов вниз.

«Корхальский Сенат объявил о выходе из состава Конфедерации!», «Представитель семьи Фаулер заявил, что правящие семьи не оставят выступление сепаратистов безнаказанным!», «В личном интервью нашему изданию Минерва Логан назвала обвинения в убийстве Ангуса Менгска и его семьи бойцами подразделения Призрак просто смехотворными», «Восстание на Корхале-IV набирает обороты! Арктур Менгск, возглавивший сепаратные силы после смерти отца, заявил, что не намерен больше терпеть «бесчеловечное» правление Конфедерации!», «Мятеж достиг своего апогея — база 28-ого моторизированного батальона «Шагающая смерть» была взята штурмом!», «Конфедерация покидает Корхал-IV! Неужели мятежники добились своего?».