Аэропорт (СИ) - "Ann_Up" - Страница 8

Все вокруг настолько отличалось от его жизни, от серых громад Большого Яблока, суету вечно теплого города Ангелов. Он будто нырнул в безвременье. Без спешки, без лишних людей. Все это осталось где-то очень далеко. И дышалось холодным дымным, горьковатым воздухом, на удивление очень легко.

«Я будто попал в фильм, в странный сюрреалистический фильм, сотканный из образов. Снег символизирует чистоту и этой чистоты вокруг слишком много. Меня по странному стечению обстоятельств занесло в абсолютную чистоту, — он оглядел улицу вокруг, все было засыпано белым снегом. Дома, деревья, заборы, дорога. Даже лес, темными штрихами виднеющийся далеко через огромное снежное поле, был весь в снегу. И сверху, с неба, тоже летел снег.

— А мороз это символ одиночества, — на этой мысли Кайл совсем не эстетично шмыгнул замерзшим носом, — и я, грубо, лопатой, счищаю эту чистоту с дороги, преодолеваю препятствие, находясь в одиночестве. Нет, не с простой дороги, а с Большого Жизненного Пути.

Пожалуй, Джой будет нарушителем спокойствия. А Ника, — тут он надолго задумался. Ника не вписывалась в выстроенный сюжет, — может, она будет северной колдуньей? Доброй? Злой? Не зря же она помогла мне, пусть будет доброй. Пусть и немного странной на первый взгляд».

Ника, не догадываясь о его глубоких, философских, мыслях, легко закидывала снег на сугробы вокруг подъездной дорожки. И Кайл, исподтишка любуясь ее ловкими движениями, решил покрасоваться, подхватил на лопату последние оставшиеся комья снега и закинул их одним махом через забор. Лопата вырвалась из рук, глухо звякнула упав и боль тупым шилом прошла через запястье. Кайл негромко охнул. Не столько от боли, сколько от неожиданности.

— Вы в порядке? — с тревогой спросила Ника, подойдя ближе, глядя на то как он схватился за руку, — поранились? Или вывихнули?

Джой услышав тревогу в голосе хозяйки тоже подошел, сел рядом с Никой и растопырив уши слушал, что она говорит.

— Вывихнул, кажется, — Кайл облизнул губы, — лопата вывернулась, не удержал.

— Идите в дом, я тут закончу и приду, — Ника сердито стряхнула снег с капюшона. Джой трусцой засеменил к крыльцу и Кайл послушно последовал за ним.

— Суровая у тебя хозяйка, — сказал он, поднимаясь на крыльцо.

Джой в ответ шумно отряхнулся и пошел на кухню лакать воду. Нарушитель спокойствия и порядка из него получался аховый, слишком послушный.

В прихожей Кайл стащил с головы шапку и уставился в зеркало.

— Как меня сюда занесло? — спросил он у своего отражения. То благоразумно промолчало. Кайл покачал головой и принялся выбираться из верхней одежды. Рука неприятно ныла.

****************************

Его кисти были красивыми, пальцы, длинные и изящные как у пианиста, ногти с маникюром, кажется, даже полированные. Ника осторожно, боясь причинить боль неловким движением растирала его запястье мазью и исподтишка любовалась тем, какие у него руки. Изящные запястья и сильные, даже слегка жилистые, предплечья. И кожа теплая, будто бархатистая. Приятная на ощупь.

— Ну как же вы умудрились, — пальцы Ники мягко скользили по его руке от ладони вверх к локтю, — зачем вы вообще взялись за лопату если не умеете с ней обращаться?

Она огорчено покачала головой.

Кайл сидел на диване, лицом к лицу с Никой и смотрел на ее нахмуренное лицо сверху вниз, и ощущал как наливается тяжестью низ живота. «Успокойся, она всего лишь втирает тебе лекарство в руку, — сказал он себе и втянул воздух через зубы, стараясь не смотреть на ритмично скользящие по коже пальцы Ники блестящие от мази, — успокойся или она это увидит и испугается, решит что это домогательство. Будет о тебе плохо думать».

Но организм решил, что раз Ника рядом, то слушаться необязательно. Хорошо, что Кайл не снял теплые брюки, они были достаточно толстыми и скрывали непрошенные, подростковые, реакции организма.

— Достаточно! — Кайл резко вдернул руку и встав с дивана отошел к окну. Серость за окном как раз то, что нужно, чтобы взбесившиеся гормоны успокоились.

— Извините, — Ника поднялась на ноги, — я не нарочно сделала вам больно.

Раскаяния в ее голосе не слышалось совсем, скорее сердилась на неловкого незнакомца, с которым непонятно как нужно обращаться. Сидящий рядом с ней человек был…живым. Образ рафинированной кинозвезды не сочетался с этим мужчиной. Да, притягательно красивым, но способным сердиться, очаровательно улыбаться, чувствовать боль, мыться в душе. Ника торопливо прогнала возникшую в голове «интересную» картинку. Так похожий на свои глянцевые фото или образы на экране, но в то же время, совсем другой. Чересчур приземленный.

Она прошла к раковине и начала споласкивать руки от мази, горьковатый и резкий запах лекарства перемешался с яблочным ароматом жидкого мыла. Кайл прикрыл глаза, под веками мелькали разноцветные блики, как от яркого света. Досаду Ники, он ощущал почти физически, всей кожей. Она только что отчитала его как мальчишку и теперь, похоже, считает его грубияном.

— Это вы меня извините, — выжал он из себя не оборачиваясь, — я просто с трудом переношу боль, ну знаете, как и все мужчины.

Он даже нашел в себе силы чтобы повернуться и посмотреть на нее со слегка виноватой улыбкой. Ника, правда, его усилия не оценила, хмыкнула, приподняв бровь, глянула непонятно, будто с насмешкой и предложила.

— Давайте фиксатор наденем на вашу руку, обещаю, буду осторожна. А потом пообедаем и чаю попьем. Я замерзла. Вы, думаю, тоже.

Кайлу ничего не оставалось делать как послушно сесть обратно на диван и протянуть ей руку. Она села рядом «Только не начинай растирать снова» — взмолился он мысленно.

Но Ника ловко примерившись и почти не касаясь, надела на его руку трубку эластичного бинта, и Кайл вдруг почувствовал себя разочарованным. Потому, что ему хотелось снова ощутить поглаживания теплых пальцев. Ласковые и осторожные. А еще хотелось протянуть руку, убрать русые волнистые пряди от ее, розовой от мороза, щеки. Притянуть к себе ближе, а еще лучше уложить на себя сверху и дотянуться до приоткрытых губ своими. Кайл за секунды прокрутил в голове сцену, вот он берет ее за предплечья и откидывается назад, она скользит по нему, прижавшись, чувствуя его желание, ее кудри задевают его щеки и от этого становится щекотно и жарко внутри…

Кайл оцепенел от непонимания того, что происходит с ним. Внутри расползалось чернильным пятном, что-то неясное, заставляющее задерживать дыхание при взгляде на Нику. Он находится рядом с этой женщиной меньше суток, а хочется вести себя так, будто имеет на нее все права.

Ника легко поднялась на ноги, отряхнула руки, будто от песка.

— Сейчас поставлю чай, — она прошла в кухню, щелкнула кнопкой чайника. Достала из шкафчика тарелки.

— Ника, — Кайл подошел, чувствуя, как воздух внезапно становится вязким. Каждый скрип, каждое движение, каждый шаг, каждый шорох казались невыносимо громкими, — вы сердитесь?

— Нет, не сержусь. Просто, не нужно было давать вам эту дурацкую лопату в руки, вы же не занимаетесь физическим трудом. То есть, я хочу сказать, что вы не привыкли убирать снег, — она махнула рукой и страдальчески сдвинула брови, — и из-за того, что я не оставила вас дома, ваша рука теперь…болит. Вам больно. Вот.

— Вы переживаете, что мне больно? — Кайл ощущал себя так будто идет по минному полю. Неверный шаг. Вернее, неверно заданный вопрос и будет «бах».

— Да, переживаю.

Она раздраженно сняла крышку с кастрюльки, по кухне поплыл соблазнительный запах мясного рагу.

— Я сам виноват в этой травме и не буду подавать на вас в суд, — попытался успокоить ее Кайл.

— А, ну это, конечно же, меняет дело, — с непонятными для него интонациями произнесла Ника опуская ложку в кастрюльку.

— Я сказал что-то не то? — уточнил он.

— Все в порядке, — Ника мягким движением поставила перед ним тарелку, — я переживала, что ваша рука может сильно болеть, но теперь вижу, что зря, раз уж вы нашли в себе силы меня успокаивать. Может, мне стоит попросить у вас расписку? Просто я в курсе, что у вас, американцев, на слово верить не принято.