Долг и верность (СИ) - "Малефисенна" - Страница 27

Когда мы достаточно далеко отъехали от конюшен, Эвели потянулась вперед и ударила костяшками по дереву.

— Теперь можно остановиться, — ее голос позволил отвлечься, прислушаться и поверить в то, что хоть один из нас точно знает, что делать. Скрипнуло дерево, кто-то спрыгнул на землю, и Эвели раздвинула шторы. На одну секунду ее лицо отразило смятение, но она быстро взяла себя в руки.

— Еще раз. Не рассматривайте никого. Не принято, — четко и коротко она повторила указания, которые мельком давала по пути из леса. — Часовые обращаться к вам не имеют права. Если доведется встретить начальника тюрьмы, склоните голову и прислоните левую руку к груди. Поперек. Нигде не останавливаться. Из донесения ограничьтесь фразой: «С приказом поместить заключенных в камеру». Остальное объясню я. Маук, по возможности потребуй остаться при заключенных. Личный приказ ищейки. Остальные, — она развернула голову к мужчине, нервно переминающемуся с ноги на ногу. Даже в темноте это было хорошо заметно. Видимо, он как и я, до сих пор не поверил в происходящее.

— Кто-то один должен будет сопровождать меня к начальнику. Ларин, — требовательно позвала она, заставляя выйти мужчину из транса. — Ты останешься при экипаже. Если мне придется задержаться, жди меня или вести от… — она запнулась, недоуменно глядя на стоящего у повозки мужчину. Теперь я увидел, почему она сделала такой выбор: не те нервы для того, чтобы молчать и не дергаться в присутствии слуг Службы.

— Борр, — подсказал тот. На это имя впереди послышалось копошение.

— …от Борра у повозки. Между собой не разговаривайте, держите правую руку на мече, но ни в коем случае не вытаскивайте из ножен. Киан, Рэрн, — внутри что-то екнуло от подзабытой за короткое время клички. — Постарайтесь не нарваться на карцер. Щадить не будут.

Уж я хорошо знал, как обходятся с нежеланными пленниками, создающими только обременения, но не выгоду.

— Вопросы есть? — я качнул головой, больше для себя: вряд ли бы она увидела. — Тогда поехали. И держите себя в руках, будете дергаться, они увидят.

Все это казалось выдумкой, плодом больного воображения. Сейчас меня посадят в камеру, а завтра поведут на казнь. И все. И не было никаких разговоров с ищейкой, встречи с ополчением, взаимопонимания и объединения ради такой простой и наивной цели — спасения нескольких жизней. Или меня оставят там, пока на улице, всего через несколько кварталов, в агонии будут кричать люди. Почему-то в этот момент хотелось засмеяться. Откуда, черт возьми, у меня взялась такая наивная вера в чужие обещания?

Сквозь темноту я пытался разглядеть ее лицо, наверно, чтобы удостовериться в ошибочности своих предположений. Словно она скажет, что все получится, и это будет правдой. Вот только на ее лице с большим трудом можно было что-то прочитать, и я понял, что эта маска, должно быть, приросла к ней, как и моя собственная.

Я перевел взгляд на Киана. Это он видел каждый раз, когда смотрел на Эвели? Или ему удавалось пробиться к ее настоящим эмоциям и мыслям? Я вспомнил тот день, когда мы встретились лицом к лицу. Вспомнил свист кнута, но ненависти или обиды уже не было. Оказывается, каждый из нас сломался по-своему, разве можно за это ненавидеть?..

Я был даже не удивлен — ошарашен тем, что ищейка, Эвели (нужно бы научиться называть ее по имени) передумала, услышала то, что было так сложно рассказать. Да, ее слова не были похожи на утешение, но это было бы лишним. Я ведь дал слабину, когда начал говорить о прошлом, что ей мешало воспользоваться положением и позлорадствовать? Но она не воспользовалась моей уязвимостью, пока имела такую возможность. И задала такой правильный вопрос, на который и не ответишь односложно — остается только слабо пожать плечами.

До тюрьмы мы добрались быстро, слишком быстро, чтобы успеть взять себя в руки. Спереди послышался басовитый голос, и Эвели коснулась мозолистой рукой шторы.

— Представьтесь! — отчеканил караульный, оставшись где-то у ворот.

— Эвели Ш’иир. Ищейка, — тихо и вкрадчиво ответила она, отодвинув плотный брезент, и я вздрогнул. С таким голосом и лицом можно было зачитывать смертный приговор. От того, как сильно преобразился ее голос — почти до неузнаваемости — внутри все похолодело. Не может один и тот же человек, просто не способен так измениться за короткие мгновения. Но она смогла.

Киан ощутимо ткнул меня локтем в бок, и я быстро опустил голову. Как раз когда через вертикальное окошко с факелом в руках заглянул караульный.

— Кто с вами, госпожа? — сдержанно спросил мужчина.

— Один очень ценный пленник и этот еще… — ищейка закинула ногу на ногу и с громким выдохом скрестила на груди руки. Как только-только поймавший мышь или крысу кот, у которого собираются отнять добычу. — Захватили по дороге, — голос стал едким, полным злорадства, но даже в таком положении я не ожидал, что она ударит по голени. Я зашипел и дернулся, но голову так и не поднял, вспоминая ее наставление не смотреть в глаза. — Ублюдок и предатель Империи. Хочу увидеть, как завтра его казнят.

— Я прикажу доложить господину Вилару ваше желание.

— Разумеется. И я не прочь встретиться с ним лично.

— Да, конечно. Как вам будет угодно, — в последний раз обратился к Эвели мужчина. Его голос так и остался неизменным. Словно степь, где — что юг, что север — один и тот же пустынный горизонт. — Открывай ворота!

Повозка дернулась, и мне показалось, что теперь колеса скрипят куда громче. Но этот звук так и остался единственным. Больше — ничего. Я знал, что теперь все не по-настоящему, что я не один, но все равно это ощущение — что-то куда большее, чем просто тревога — невозможно было подавить. Будто я вернулся в тот день, когда впервые узнал, что такое настоящая боль.

— Лошадей не трогать, — продолжая играть, Эвели вышла следом за Мауком. Впереди замаячили три силуэта. — Даже близко не подходить! За ними мой человек присмотрит лично.

— Конечно, госпожа. Как прикажете распорядиться с… — я так и не расслышал окончание его вопроса, занятый попытками выбраться из повозки. Стражник грубо схватил меня одной рукой за волосы, другой — за шкирку. Захотелось ударить, но я заставил себя вспомнить еще одну ее рекомендацию: не нарываться. Они еще сполна заплатят за все, что сделали. Все до одного.

— Этого стеречь каждую секунду. Он мне нужен живым и целым. Мой солдат за ним присмотрит, и это не обсуждается. Если что случится, шкуру сдеру. Живьем. А этого… — Эвели ухватила меня за погрубевшую от въевшейся грязи рубашку и заставила поднять голову. — Этого можете бросить к остальным смертникам. Одним больше, одним меньше, — от легкости последнего предложения я почти оцепенел, с ужасом представив, что все это — тщательно распланированный спектакль. Видимо, что-то такое она прочитала на моем лице и, не выходя из своей роли, незаметно кивнула, чуть прикрыв глаза: «все идет так, как и должно было быть». — Доволен, сученыш? — и, почти оттолкнув меня от себя, Эвели обратилась уже к подоспевшему надзирателю. — Пусть посмотрит на тех, кого хотел спасти.

Я только прикрыл глаза и зажмурился до рези у переносицы. Самое неподходящее время впадать в такое подобие транса, но слишком сильно давили выросшие со всех четырех сторон чернокаменные стены. Тычок в спину заставил оклематься и шагнуть вперед. Я смогу. Сделаю все, что от меня зависит. Вот, что должно иметь первостепенное значение, а не растревоженные недавним разговором воспоминания, для которых здесь было слишком много ассоциаций. Нужно проглотить все, что может случиться и найти того самого человека, который, видимо, когда-то был на моем месте. А дальше… Дальше нужно было сотворить чудо.

Киан

Наверное, меня бы назвали сумасшедшим, но я был рад. Настолько сильно в груди билось сердце в предвкушении, что даже страх отошел на второе место. По сути, мне и нечего было бояться: Госпоже я без раздумий отдал бы свою жизнь. А возможные побои… такого, как я, сложно чем-то удивить. Главное, отвлечь внимание, если будет такая необходимость, чтобы у Ариэна появилась возможность найти нужного человека и вернуть силу. С этим я справлюсь.