Безымянные слуги (СИ) - Сухов Лео - Страница 21

И я пафосно ткнул пальцем в яму.

— Захлебнуться в дерьме, что может быть хуже? — скривился подошедший Нож.

— Выжить после этого? — предположил я, отдавая ведро Хохо и принимая ведро Ножа.

И вот так полдня. Единственный, кто надо мной не подшучивал — была Пятнадцатая. Она была серьезна и сосредоточена, как будто ничего важнее в жизни ей делать не приходилось. Последнее ведро я мстительно наполнил ей до самых краев и, передавая, состроил вредную рожу. И конечно же — сам на себя и пролил.

Перед обедом пришлось отправиться в термы. Одежду я сменить не мог, просто потому что было не на что. Так что есть я пошел в последние полчаса перед закрытием, когда в столовой уже никого почти и не было. А те, кто был — старались держать от меня дистанцию. Гады брезгливые!

После обеда пытка продолжилась. Вообще-то даже самые отмороженные десятники дважды одного и того же бойца на «виночерпия» не ставили — это Хохо сказал, но Пятнадцатая его только строгим взглядом смерила. К концу дня меня уже мутило так, что поужинать я не смог. От остатков обеда мой желудок избавился, как только я вылез из ямы. Идти я тоже не мог — и без сил опустился на траву неподалеку. К счастью, через некоторое время за мной пришли Ладна, Кривой и Хохо.

— Вот он! — увидев меня, обрадовался Кривой.

— Шрам, ты живой? — Ладна подбежала ко мне.

— Да куда я денусь? — спросил я. — Мутит, конечно…

— Конечно, мутит. Любого мутило бы, — Хохо вытащил из-за пояса пузырек. — Держи, персонально от лекаря. Пей до дна.

— Я не смогу. Меня вырвет, — честно признался я.

— Ну, тогда подготовься и пей, — Хохо вздохнул, пристраиваясь рядом. — Вот что ты ей наговорил, что она на тебя так взъелась?

— Правду, — долго рассказывать я не хотел и не мог. В горле першило, глаза болели от яркого света, да и тошнота ещё не отпустила. Лишнее слово было пыткой.

— Худший вариант, — заметил Кривой.

— Дура гордая, — буркнула Ладна.

Через несколько минут я всё-таки смог влить в себя содержимое пузырька и удержать в себе. Ещё через двадцать минут дошел до термов, где долго и с наслаждением мылся, стирал одежду и сох. Чистую, сухую и заштопанную одежду мне потом занес Хохо. А вот выспаться мне не удалось — в своей комнате я потерял сознание и полночи провалялся на полу.

Утром меня знобило, болела голова, а голос стал сиплым. Общая слабость была такой, что я даже на построение дополз с немалым трудом. Я держался и делал вид, что здоров. Даже думал пойти на завтрак, но к концу построения меня трясло, а пот, несмотря на озноб, градом катился по лицу. Моё состояние заметили. Пятнадцатая как-то странно посмотрела и пошла в администрацию, а Хохо подрядил Ножа и Хитрого довести меня до комнаты. Дошел я сам, но за сопровождение был благодарен. Уже у себя в комнате я улёгся на кровать, накрылся одеялом и практически мгновенно уснул.

Сквозь горячечный бред мне виделись ребята из десятка: Пятнадцатая, которая что-то выговаривала мне и требовала выпить пузырек, Ладна, сидевшая у кровати, Хохо, говоривший, чтобы я не волновался и что на рынок мы пойдем позже. Стоило открыть глаза — и в ушах слышалось назойливое жужжание, а комната плыла в такт сердцебиению. Под вечер бред достиг своего пика — я видел Пузо, читавшего книгу рядом с моей кроватью. Мечтательно смотрящего на звезды Ножа, а под утро мне приснилось, что ко мне пришла Пятнадцатая, лежит рядом и обнимает.

Утром я проснулся весь мокрый от пота и слабый, но, по ощущениям, здоровый. На стуле сидела Зенка и дремала. На столе лежал приличных размеров кусок хлеба и кружка с водой. Стоило мне пошевелиться, как девушка открыла глаза.

— Проснулся? — сонно спросила она.

— Да, сколько… сколько?

— Вчера утром уснул, так и бредил весь день, — ответила Зенка. — Как твое самочувствие?

— Лучше… гораздо лучше.

— Ну я тогда пойду посплю, — сказала она, — а то меня под утро подняли и отправили с тобой посидеть.

— Вы что, у меня тут дежурили? — не понял я.

— Ага, Пятнадцатая ходила к лекарю. Сказала, чтобы следили за состоянием. Если станет хуже — чтобы тащили в лекарню.

— Ясно, спасибо, — я не нашелся, что ещё спросить. Хотя вот ничего мне не было ясно: Пятнадцатая обо мне позаботилась? Вредная, гордая и самовлюбленная?

— Всё, я пошла, — Зенка поднялась со стула и пошла к двери, на ходу раздавая ценные указания. — Ты поешь. Мы вчера полдня работали, а рынок на день перенесли. До гонга ещё час есть — можешь даже вздремнуть. Если на построение не сможешь — подползи к кому-нибудь из наших.

— Смогу. Спасибо, Зенка, иди уже спать.

— Ага. Я пошла.

Девушка скрылась за дверью, а я сел на кровати — ну, конечно, кто-то меня все-таки раздел. Впрочем, если бы не раздели, я всё равно остался бы недоволен. Закутавшись в одеяло, я съел хлеб, выпил содержимое кружки (это оказался компот, а не вода) и, чувствуя тяжесть в желудке, задремал. А с гонгом ко мне зашла Пятнадцатая. Поскольку она решила постучаться, я ожидал кого угодно, но только не её — обычно десятник заходила ко мне без стука и стеснения, к чему я уже привык.

— Ты пришел в себя? — спросила она, помолчав и глядя, как я одеваюсь.

— Пришел.

Я заставил себя посмотреть в глаза Пятнадцатой спокойно, хотя слов у меня было в этот раз много. Ну да, память даже услужливо подсказала, что «дурное дело — нехитрое». Наговорить гадости я могу, только это будут именно гадости.

— А ты? — это я гадостью не считал.

К счастью, Пятнадцатая тоже не считала. Она улыбнулась и кивнула.

— Пойдешь на рынок? Я смогла перенести на день.

— Побегу, — не то что бы мне хотелось идти на рынок. Я бы ещё пару дней отлежался, но ей-то будет приятно.

Пятнадцатая продолжала стоять, молча глядя на меня. Судя по всему, решила проследить, как я дойду. Ну а то, что ей надо следить за построением всего десятка — в этот раз принесла на алтарь совести.

— Беги на построение, — не выдержал я. — Я туда ещё долго буду ползти, а тебе там первой надо быть.

Облегчение на лице десятника можно было заметить даже с закрытыми глазами. Она хлопнула меня по плечу и вылетела из комнаты. А я с чистой совестью мученика за правое дело пришёл на построение в самый последний момент.

— У нас есть 600 ули, 4 более или менее одетых бойца… и 6 почти голых, — мы сидели в очередном классе, а Пятнадцатая расхаживала перед нами. — Я бы с удовольствием выделила бы по сотне ули на каждого неодетого, но надо всех усилить. Есть ещё месячное жалование…

Разочарованное «уууу!» пронеслось по нашему десятку.

— … и в него тоже придётся залезть! — грозно закончила девушка.

Мне было в этом вопросе легче, потому что я с самого начала знал, что грозит моему первому жалованию. Собственно, из всего десятка только я и Кривой не поддержали разочарованных выкриков.

— Зря, девочки-мальчики, — вставил своё веское слово Кривой. — В Пуще будет страшная бойня — там год никто не чистил лес. Это не по городу ходить и не кладбище топтать. В Пуще всё будет серьезно.

— Спасибо! — кивнула ему Пятнадцатая. — Я тоже думаю, что там будет плохо. Ребята, правда, лучше сейчас расстаться с частью жалования, чем остаться в Пуще. Даже если мы там и не возьмем большую добычу — но будем живы… Это ведь важно!

— Ну так-то да, — кивнул Нож. Мне показалось, он хотел сказать что-то ещё, но промолчал.

— Давайте сегодня на рынке вооружимся нормально, — продолжила десятник. — Чтобы нормальная защита и на руки, и на ноги была. И копья всем возьмём хорошие. И хороший кинжал или пехотный меч Ножу возьмём. Я…

Пятнадцатая мельком взглянула на меня.

— Я всё ещё очень надеюсь взять добычу и вывести в нори как можно больше, — она замолчала, собираясь с силами, и продолжила. — Но может быть и так, что нам не повезет. Мы снова останемся ааори. Но мы сможем тогда перейти всем десятком в нори на следующий год — или осенью. Главное — протянуть эти полгода, да?