Безымянные слуги (СИ) - Сухов Лео - Страница 16

— И если хоть кто-нибудь из вас надумает сдохнуть, — предупредила она, — то скажите заранее. Я и сама смогу вас прирезать. Всё на сегодня.

Пятнадцатая уселась на бордюр и достала десять стеклянных пузырьков.

— Так, подходим и разбираем пузырьки. После обеда каждый выпивает жидкость из пузырька и через часик ложится спать до самого ужина. Я всех разбужу. Потом ужинаем — и за снаряжением на склад.

Меня будить не пришлось — я проснулся сам. Солнце уже почти закатилось, и в окно лился багровый свет заката. Решив, что досыпать бесполезно, я отправился на улицу. Даже в первые пять дней времени просто погулять у меня не было. Пятнадцатая относилась к своим обязанностям серьёзно, никогда не давая мне лишнего отдыха. Так что глупо было бы не воспользоваться представившейся возможностью. За последние дни в голове накопилось такое количество мыслей, что в них требовалось разобраться. Память, избавившись от ограничений школы нерождённых, буквально взорвалась воспоминаниями. Они появлялись сами собой в голове — неясные образы прошлой жизни, которые мне почему-то были очень важны.

Заняв одну из самых дальних от входа лавочек, я лёг на спину, свесил ноги и уставился на небо, по которому неспешно плыли серые тучи. Будет дождь. Я не был воином в прошлой жизни — слишком мало отклика во мне вызывали занятия с копьём и тренировки всего отряда. И я точно не работал с деревом, потому что с трудом укладывался в норматив, опережая только девушек-новичков. Тот же Пузо легко разбирался с расколкой чурбанов на поленья. Я не знал, кем я был, но был уверен, что мой мир был совсем иным — и одновременно очень похожим на этот. Ведь, глядя на тучи, я точно знал: будет дождь. А значит, эти тучи ничем не отличались от туч из прошлой жизни.

Был ли я грешником в прошлой жизни? Не знаю, возможно. Но я не был грешником этого мира. Я легко освоил местное письмо, с трудом — цифры, и как нечто совершенно новое воспринимал местную историю, названия и культуру… «Культура» — да, это слово я знал в самых разных значениях. Услышав его от Пятнадцатой на одном из её уроков, я раскрутил проблеск в памяти до целого воспоминания — воспоминания о длинном красивом здании, украшенном какими-то колоннами, лепниной и статуями. Картинка мелькнула буквально на мгновение перед глазами, но я уже точно знал, что ничего подобного не видел в этом мире. И, наверно, не увижу. Наша казарма была просто жалким приземистым подобием того, что всплыло из глубин моей памяти.

— Шрам, ты совершенно непредсказуемое и погруженное в себя существо, — голос Пятнадцатой прервал поток мыслей. Девушка в очередной раз доказала, что побыть одному она мне долго не даст. — И чем ты тут занимаешься?

— Смотрю на тучи, — соврал я. — Дождь будет.

— Плохо, — Пятнадцатая бесцеремонно скинула мои ноги с лавочки и уселась на освободившееся место. Мне пришлось принять сидячее положение. — Выспался?

— Выспался, — согласился я. — Даже слишком. Слабость по всему телу.

— Пока будем топать пешком до кладбища — взбодришься, — успокоила десятник.

В памяти зашевелилось воспоминание. Странное, относящееся не к миру и не к словам. Оно относилось к людям. К их поведению. Очень странное воспоминание, из-за которого я мог поссориться с Пятнадцатой прямо сейчас. Но вопрос уже сам сорвался с языка.

— Пятнадцатая, а что у тебя было в прошлый раз с Четырнадцатым?

Девушка как-то странно то ли всхлипнула, то ли хрюкнула — и ошарашенно уставилась на меня.

— Ничего не было, — хмуро бросила она, уставившись в сторону. — Отходила копьём на площадке так, что стоять не мог.

— Я ведь не про это спрашивал, — тихо проговорил я.

— Не про это, — Пятнадцатая кивнула и замолчала.

«Не поссорились — уже хорошо», — подумал я.

— Спасибо, что помогла, — сказал я вместо очередного вопроса.

— Это не… — Пятнадцатая замялась. — Хватит меня смущать, Шрам! Так было надо. Вот ты!..

Пятнадцатая встала и возмущённо посмотрела на меня.

— Думала: посидим, поговорим… Пошли наших будить!

— Ну ты чего?! Нормально же общались, — вырвалось у меня. Но вышло не обиженно, не возмущенно, как и предполагалось вначале… Вышло лениво и неспешно. И смешно, видимо.

Во всяком случае, Пятнадцатая хохотала до слёз, а я дал себе обещание запомнить фразу и иногда использовать. Хотя слова и интонация явно были подарком моей памяти, а не удачным стечением обстоятельств.

Отряд вступил в город в сопровождении недовольного стражника. Хотя, может быть, его недовольство мне почудилось. Все стражники при виде ааори начинали вести себя так, будто бы съели что-то очень горькое.

С презрительной миной на лице стражник выдал нам копья (ветераны взяли собственное оружие), кожаные нагрудники и шапочки. Только сегодня я думал, что не был военным в прошлой жизни, но память услужливо подсказала, что худшего доспеха я и за две свои жизни не видел. Кажется, что-то я всё-таки понимал в военном деле. Маленькие круглые щиты, обшитые кожей, неуловимо напоминали деревянные поделки, выданные на Порку. Нож прихватил дополнительно короткий меч, а Кривой — взял топор.

Город уже утонул в темноте ночи, а тучи скрыли звёздное небо. Темнота была бы непроницаемой, если бы в окнах домов не горел свет. Большинство жителей города ещё только готовились ко сну. Узкие улочки почти не петляли, поэтому пропустить нужный поворот нам не грозило. Стражник запалил факел, ткнул в Лись и Ладну, приказывая им сделать то же самое, и не глядя — был ли выполнен его приказ — быстрым шагом отправился вдоль стен казармы. Стены эти были тонкие, сложенные из желтого кирпича, и всё, от чего они могли защитить нас — так это от любопытных взглядов.

Пятнадцатая, единственная во всем отряде, щеголяла в нагруднике с металлическими вставками и в железном шлеме. Она внимательно осматривалась по сторонам, будто ожидая какой-то пакости уже в городе, но неприятности где-то явно задерживались. Через некоторое время мы вышли на площадь.

— Рыбный пятачок, — прокомментировал Хохо, указывая на деревянные грубо сколоченные столы, установленные на площади. — Тут рыбаки торгуют. Пятнадцатая, нас будут спускать со стены.

— Да, — подтвердила девушка, — слишком поздно вышли. До ворот делать чересчур большой крюк.

— Разговорчики! — гаркнул спереди стражник.

Шум я услышал, когда площадь и ещё один квартал остались позади. Шум доносился справа. Даже не шум — отдалённый грохот. Грохот звучал несколько ударов сердца, а потом сходил на нет — и снова пробуждался в тишине.

— Что это? — прошептала Зенка.

— Море. Прибой, — коротко ответил Нож.

— Море, — повторила девушка, пробуя слово на вкус.

А у меня перед глазами ревели огромные валы, разбиваясь о песчаный берег неведомых земель. Грозные и высокие, они вставали стеной и обрушивались в клочьях белоснежной пены, поднимая в воде песочную взвесь. Я с усилием отогнал воспоминание — как невовремя! А ведь какое хорошее воспоминание.

Впереди проступила каменная кладка, и я не сразу понял, что это не дом и не ограда — это была крепостная стена города. Стена уходила в темноту и справа, и слева, и даже сверху — так что невозможно было понять, какой она высоты. Перед нами выступала башня, попасть внутрь которой можно было через маленькую дверцу. Стражник свернул налево и двинулся вдоль стены. Мы миновали две башни и две улицы, уводившие вглубь города, а к третьей башне стражник свернул сам, постучав в очередную маленькую дверцу.

Открыли ему такие же стражники. Тихо о чём-то переговорили, после чего наш провожатый махнул нам рукой, приказывая следовать за ним. Мы поднимались по узкой винтовой лестнице вверх, пригибаясь и часто вдыхая спёртый воздух. Дважды встречались двери во внутренние помещения, но мы проходили мимо. А потом сверху потянуло свежим ветерком, и стражник вывел нас на стену. Небольшой пятачок рядом с башней освещался прикрепленным к стене факелом, зубцы терялись в темноте, но вдалеке были видны ещё один факел и кусок соседней башни.