Вечность после... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 3

Корзина с бельём Дамиена, приготовленная для стирки, вызвала очередной приступ истеричного, но беззвучного рыдания. В тот же день, в тот самый раз, из той самой ненавистной корзины я украла его футболку: обычную белую из плотного трикотажа – именно такие мать покупала для своего родного сына в Костко. Мне всё равно, где её приобрели, и сколько она стоила, какого качества ткань и насколько моден крой, главное, чего искала моя истерзанная душа – утешения. И в этом клочке однажды ношенной мужчиной ткани, сохранился его запах.

Но не только: Дамиен серьёзно порезался накануне приезда родителей, мы обрабатывали и перевязывали рану, но кровотечение было настолько сильным, что он испачкал футболку. Именно её я и выбрала из кучи нестиранного белья, хорошо помня о том, что именно мой Дамиен оставил на ней.

Как будто специально для меня.

Вначале я только смотрю на пятно, давно ставшее коричневым, осознавая, что это не просто его кровь, а такая же точно как моя. И только неделю спустя решаюсь коротко прикоснуться указательным пальцем. Настанет день, когда мои губы впервые поцелуют его медленно и нежно, и будут дни, когда я повторю это снова.

Мне придётся прятать эту футболку много лет: вначале от матери, после – от себя и, в конце концов, от собственного законного мужа. В минуты невыносимой тоски и отчаяния она неизменно станет спасать мою слабую волю и истерзанную душу от дурных мыслей. Я буду спать в ней в пору одиночества, нюхать и обниматься тайком от осуждающих глаз людей, являющихся близкими, но, по сути, всегда остававшимися чужими.

И я всегда буду помнить о нём. О наших днях, ночах, закатах и рассветах, прочтённых вместе книгах, взаимных ласках и эротических забегах, о сотнях выпитых вместе чашек кофе, съеденных за одним столом обедах, ужинах и завтраках. Я буду годы напролёт засыпать, закрыв глаза и слишком хорошо представляя улыбающееся лицо на соседней подушке, взгляд с прищуром, обещающий жаркую ночь или захватывающую идею о том, как вместе провести уикэнд. Я тысячи раз переберу в голове все наши планы, нарисованные картины общего дома, его обустройства и придуманного вместе дизайна комнат и душевых, заднего двора с детской площадкой, большой, потому что детей мы хотели много…

Лишившись Дамиена, я потеряла гораздо больше, чем парня, друга, любовника, мужчину. Нет, всё оказалось гораздо хуже: я утратила единственный ориентир.

У меня никогда не было целей, я ни о чём не мечтала, проживая каждый новый день своей жизни ради самого этого дня. Я шла в школу для того, чтобы встретить друзей, послушать длинные увлекательные истории мисс Брукфилд о неспокойных днях её далёкой молодости, упущенных возможностях и встреченных людях, преимущественно мужского пола, узнать немного полезной информации по географии Австралии, о физической природе метеорита и способе вскармливания детёнышей кита. Мне и в голову не приходило учиться для того, чтобы стать образованной, добиться признания и уважения в обществе или получить более широкие возможности в выборе профессии.

Я никогда не знала, кем хочу стать, какому делу себя посвятить, и даже более того, подобные вопросы не имели обыкновения появляться в моей голове.

Каждый новый день начинался с чашки травяного чая, сдобной булки, испечённой Агатой накануне, короткой, но тёплой утренней беседы с ней же и долгого, но такого любимого мною пути вдоль тёплого океана в школу, когда тебе не нужно нестись, сломя голову, чтобы успеть на пришедший раньше графика автобус, или, дрожа от страха и потея не только ладонями, но и теми местами, которыми в принципе невозможно потеть, вести личное авто до платной школьной парковки.

Я просыпалась, чтобы прожить свой день. О дне завтрашнем думать обычно случалось не раньше, чем завтрашним же утром.

А вот неугомонный Дамиен всегда был одержим идеями, мечтами, которые все до единой перевоплощались в чёткие и вполне достижимые цели. Он хотел чёрный, как ворон, Мустанг – получил его. Задумал стать лучшим гонщиком – стал. А идея ресторана с простым, но эффектным названием «For you only», воплотилась в популярное и, что самое главное, финансово успешное заведение. И девятнадцать неопытных юных лет не стали в этом помехой.

Если бы жизнь не отняла Дамиена, у меня была бы семья, и обязательно родились бы красивые и умные дети. Если бы он был рядом, я бы окончила колледж и стала адвокатом. Если бы Дамиен оставался моим на протяжении всей последующей жизни, я прожила бы её личностью с целями, мечтами и достижениями.

Я прожила бы её.

Если бы…

Спустя месяц не выдерживаю и пишу ему первой:

«Дамиен, привет. Надеюсь, у тебя всё хорошо? Я думаю, нам нужно поговорить».

Ответ получаю только сутки спустя:

«Прости меня. Я не могу. Мне нужно время».

Сутки ушли у него на то, чтобы написать мне 8 слов. Сутки, в которых 24 часа, то есть, это по слову даже не в час, а каждые три.

Всё это время он думал, что мне ответить. Он борется с собой, ему больно, ему тяжело, он страдает в одиночку, вдали от всех.

Или его настолько тошнит от мысли, что мы не просто совершили инцест, мы жили как муж и жена, будучи самыми родными на свете людьми? Роднее не бывает.

Может поэтому он не может видеть меня? По этой причине сбежал? Из отвращения? Омерзения? Стыда и сожалений?

Ещё через месяц получаю от него сообщение:

«В нашем кафе? В аэропорту?»

Мне не нужны сутки, чтобы ответить. Даже час не нужен: я отвечаю сразу:

«Хорошо, я приеду. Когда?»

«Завтра в час?»

«В семь».

«Хорошо».

Его взгляд прикован к одной точке – прозрачному стакану с содовой, в который он, по своему обыкновению, конечно же, добавил лимон. Он ждёт, но не оглядывается по сторонам, будто боится увидеть меня, столкнуться взглядом и лишить себя последнего шанса остановить ЭТО.

Я смотрю на его согбенную широкую спину, плечи, склонённую над стаканом воды голову и вижу моего Дамиена. Вон там, над правым ухом, на три сантиметра выше, у него есть кривой шрам – моя отметина. А на лопатке его скорпионье «Д» окутано моим атласным алым «Е», олицетворяющим мою нежную любовь к нему. И на груди его, так близко к сердцу – наш «опиум», оставленный там в знак силы его чувств ко мне. Он весь в моих отметинах, целиком мой. И не мой. Никогда уже не будет моим.

В тот день я так и не смогла к нему подойти, совершив свою самую первую, но ещё не фатальную ошибку.

Мать нарезает овощи для салата, ловко орудуя специальным ножом из набора, подаренного Дамиеном. Он же научил её, как правильно работать с инструментами на кухне.

- Я была в прошлом месяце в Сиэтле по делам… ладно, не по делам, - улыбается, - а по делу: сына навестить. И застала в квартире девушку, красивую. Очень.

В сердце вонзаются шипы.

- Я было обрадовалась, пора уже ему пару себе найти, женщину. Давно пора… Ох! – вздыхает. - Он заплатил ей прямо при мне, не постеснялся.

Странное чувство – боль и облегчение. Хочется плакать и хочется смеяться. Нахожу на ладони точку и с силой вдавливаю большой палец, чтобы не рыдать. Чтобы сдержаться.

- Проститутка? – выдыхаю.

- Да. Но, видно, из дорогих. Он работает, хорошо зарабатывает. Открыл второй ресторан в этом году. Квартира большая, просторная, с модными сейчас прозрачными стенами. Знаешь, такими, через которые видно весь город, как на ладони, - восхищается.

- Панорамные…

- Да-да! Точно! Панорамные. Замечательный вид открывается на Сиэтл…

Её голос внезапно обрывается на моменте, где обычно следует нечто вроде «тебе обязательно стоит взглянуть»! Материнская рука нежно поглаживает моё плечо:

- Всё образуется, Ева, вот увидишь. Всё наладится и встанет на свои места.

Я усиленно делаю вид, что давно уже пережила этот вопрос: всё в прошлом, всё позади.

- Вы общаетесь? – спрашиваю, хотя знаю, что да.

- Да. Часто. Он матерью меня назвал, Ева. Не так давно это случилось – полгода назад примерно. И дважды повторил! – расплывается в улыбке.