За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 29

И вот, пожалуйста: со мной спит самая крутая тёлка если не в городе, то в школе точно, а я снова мастурбирую в ванной по утрам. Каждое, мать его, грёбаное утро, иначе ведь не выйти из дома. Да какой там из дома, в кухню не спуститься и не пожрать с вечным стояком! Потому что ночью я вижу её… Глаза цвета горького шоколада, волосы, раскиданные на моей подушке, маленькие острые плечи и грудь… ту самую, которая едва прикрыта тонкой тканью в мелкий цветочек. И каждый раз, каждую ночь я медленно, не торопясь, будто открываю коробку с Рождественским Лего, гадая, что там за набор на этот раз, отодвигаю ткань, чтобы увидеть их форму и цвет. Они просто мои, просто именно такие, какие заставляют меня задыхаться, покрываться испариной и зудеть от желания содрать джинсы, или в чём я там бываю в своих снах, и, наконец, уже сделать это с ней.

Сделать и забыть, как страшный сон.

Это ведь ОНА! Моя сводная сестра Ева, объект моей ненависти, центральная точка всех проблем и неприятностей, первопричина моей злости и агрессии. Потому что когда её нет, моя жизнь, как и я сам, спокойна, линейна, разумна.

Потому что когда её нет, я могу заниматься сексом со своей подругой и получать от него удовольствие. Я хочу и могу целовать её. Спать с ней и ни о чём не думать. Не терзаться неприемлемыми желаниями, несбыточными фантазиями и мазохистскими наклонностями. Именно мазохистскими, потому что я, кажется, хочу теперь только одного – добровольно сдать себя полностью, до самой мелкой частицы в руки врага.

Врага!

Врага?

Врага…

Kings Of Leon - Hands To Myself (Selena Gomez cover)

Есть решения, которые даются легко, и есть те, которые сложно. А бывают такие, которые принимаются тобой, но словно без твоего участия. К тому моменту, когда в моём сознании впервые появилась мысль о рациональности нашей с Мел пары, оказалось что решение уже давно принято.

- Мел, я думаю, пришло время поставить точку.

Она смотрит на моё лицо так, будто я ничего не сказал. Словно мы в разных измерениях.

- Дамиен… - начинает, - сложности возникают у всех, мы это переживём. Давай поговорим, может быть?

Чувствую сам, как хмурятся мои брови, как мышцы лица напрягаются в сосредоточенности:

- Считаешь, нам есть над чем работать?

- А разве нет? – и вот теперь её голос дрогнул. - Это из-за Робота? Так ведь? Я думала, мы всё это уже проговорили…

- Проговорили? Ты шутишь? Мел! – ору. – Он почти задушил её! Ты же знаешь, что этот парень нездоров! О чём ты думала, давая ему такие поручения?!

- Я не давала, он сам… после той драки в классе… Ты же знаешь, как он ко мне относится!

- Мне плевать, как он к тебе относится, и я знаю, что это ты была тем человеком, который дал команду «фас»!

По её щекам уже скатываются первые слёзы:

-Дамиен, я… я больше не трону её, клянусь, обещаю тебе! Я так люблю тебя… Я так тебя люблю!

Это тяжело. Почти год быть с женщиной, и пытаться сказать ей, что ничего между вами и не было. Сложно подбирать слова: наверное, стоило их продумать заранее. Что обычно говорят в таких случаях?

- Слушай, ты красивая девушка… умная, уверенная в себе… самодостаточная…

- Дамиен, - обрывает, - это же я - твоя Мел! Помнишь?

Набираю в грудь воздуха:

- Я не вижу смысла продолжать то, что уже зашло в тупик.

- Какой тупик, Дам? Где он? Когда начался? Почему?

Мелани плачет, мой мозг лихорадочно ищет ответы на поставленные вопросы, но не находит, каждый раз упираясь в неприемлемое «Ева».

Где? Везде, где есть ты, но нет её.

Когда? Когда наши взгляды впервые встретились в аэропорту.

Почему? Потому что я стал представлять её, занимаясь сексом с тобой, и ты сказала, что я стал нежнее. И ещё одно слово, которое меня убило: «чувственнее». Помнишь, как ты призналась, что не ожидала обнаружить во мне столько…

- Помнишь, как мы занимались любовью на пляже в Уайт Рок в прошлом году? Тогда я поняла, что ты – тот самый. Только ты, Дамиен! После тебя нет смысла искать, нет смысла ложиться в чью-то постель…

Она заглядывает в мои глаза и больно режет ими по сердцу. Жаль её чувств, которые, видимо, всё-таки были. Стыдно, потому что у меня их, оказывается, не было. Ни секунды. Ни одного мгновения. И только теперь я знаю, какими они бывают. С того дня, как впервые увидел глаза взрослой Евы.

- А помнишь отель с камином? Как хорошо нам было вместе! Так у тебя никогда и ни с кем уже не будет, Дам!

Дам…

Мне бывает хорошо, до умопомрачения хорошо, Мелания, но не в джакузи заказанного тобой отеля, не на песке любимого тобой залива. И даже не в те моменты, когда ты готова на всё, лишь бы услышать стоны моего оргазма.

Мне хорошо, когда она тянет «Да-ми-ен».

Да-ми-ен…

Клубничный джем на сливочном мороженом… Когда она ненавидит, она шипит «Да-ми-ен», и это - нотки ментола в ванильной массе, осколки чёрного швейцарского шоколада в лимонной.

И я боюсь думать, с какой силой мне будет «очень хорошо», когда она выдохнет «Да-ми-ен» от моего самого первого толчка: мраморная масса, смешанная с премиум шоколадной, следами крем-брюле и множеством шоколадных таблеток с арахисовой начинкой. Моё любимое…

С тобой я не ел любимого ни разу, Мел. И поэтому мы расстаёмся.

- Прости. Я помню, но… боюсь, что это конец. Мне жаль, Мелания. Мне правда, жаль.

Её пальцы до боли вжимаются в мои бицепсы:

- Дамиен! Ты не можешь, НЕ МОЖЕШЬ! Я люблю тебя, так сильно люблю! Это из-за неё, да? Ты хочешь её?

- Это уже тебя не касается, Мел. Отпусти, ты раздерёшь футболку.

- Плевать на футболку! – орёт.

И я впервые слышу ЭТО:

- Извращенцы! Чёртовы извращенцы!

И мои руки отшвыривают её в угол комнаты. Так же, как обычно делают это с использованным презервативом. Аналогия, проведённая собственным сознанием, заставляет меня сморщиться – неприятно осознавать себя дерьмом.

Но конец, есть конец. У конца не бывает продолжения.

Она поднимает глаза, и я бы очень хотел увидеть в них ненависть, но нет. Чёрт возьми, нет: в них остервенение.

- Мы можем остаться друзьями, если хочешь, - предлагаю. - Но мои друзья – друзья моих друзей. Помнишь? А враги, - делаю ОЧЕНЬ многозначительную паузу, - уничтожаются.

Уходя, бросаю ей:

- Не нарывайся! Очень не советую.

Freddie Dickson - All Means Something

Вторник, среда и четверг проходят под знаком «Проекта № 2». Дэвид успевает заказать дубль баннера и в пятницу улетает вместе с матерью в Европу на целый месяц.  А после Европы – Бостон на неопределённое время.

Мать неожиданно заявила, что раз мы с Дамиеном так здорово справляемся сами, проявив не только самостоятельность, но и «ответственность за другого» (в этот момент она торжественно приобняла моего сводного брата за плечи), то отцу (Дэвиду) самое время принять повышение и «значительно поправить наше финансовое положение», поскольку «у нас ведь целых два студента намечается в следующем году».

 Никто не выразил недовольства, и решение было принято почти единогласно: родители переезжают в Бостон. Временно, но как надолго – неизвестно.

Мы с Дамиеном остаёмся одни. И, на удивление, не сжигаем, не затапливаем и не разваливаем дом. Не пытаемся убить друг друга.

Хозяин  ежедневно ночует дома, возвращаясь то раньше, то позже, но ночью – никогда. По утрам мы завтракаем почти в первозданной тишине, и в конце он каждый раз спрашивает:

- Тебя отвезти?

Чтобы получить обыкновенное:

- Нет, я на автобусе.

В понедельник еду в даунтаун по адресу, оставленному Дэвидом, больше часа ищу офис компании «TopVan Dеsign», встречаюсь с веснушчатой Одри и забираю распечатанную белугу № 2. По дороге домой  возобновляется бессменный Ванкуверский спутник – дождь, и я умудряюсь совершенно промочить своё сокровище. Я, фен, растянутый на сушилке для обуви баннер – чем не повод оборжаться? Но Дамиен реагирует неожиданно: поджимает губы и отворачивается, чтобы снять промокшие кеды и молча пройти к холодильнику. Кажется, так выглядят обиженные?