Казань (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 3

Уже еле стою на ногах, но все-таки принимаю бургомистра Казани Петра Григорьевича Каменева. Высокий мужчина, в темном камзоле и даже с шейным платком. Выглядит он прямо скажем странно. Бритый, глаза на выкате, волосы подстрижены коротко. На купца совсем не походит – а ведь он родом из торгового сословия.

– Чем обязан? – интересуюсь я, падая в кресло губернаторского кабинета. Покои Бранта сильно лучше Рейнсдорпа – обширнее, с книжными шкафами, уставленными многочисленными томами. На стене позади стола висит вместе Екатерины мой портрет с присягой оренбуржцев. Жан расстарался.

– Зашел-с засвидетельствовать почтение к столь необыкновенной личности, коя… – Каменев долго, велеречиво расписывает свои чувства. Постепенно я теряю нить беседы.

– … готовы присягнуть? – наконец, вычленяю главное.

– Помилуйте, Петр Федорович – кланяется бургомистр – Я, мы, весь магистрат в таком отчаянном положении…

– Грабежи, насилие?

– Нет, тут все ладно. Даже на удивление… Просто.

– Вы боитесь.

– Так точно-с. Ежели фортуна не будет к вам благосклонна, супружница ваша повелит казнить предателей. Не хотелось бы оказаться в их числе.

– Присягать не будете, но служить мне, партикулярно, готовы – я опять попытался выделить главное.

– Истинно так! Управление города не остановится ни на час.

– А ежели мне тебя повесить? – я теряю терпение – И назначить нового главу?

– Он избирается магистратом – побледнел Каменев – Но если такова ваша воля… Большое разрушение в городом хозяйстве случится, прямой вам убыток… царь-батюшка.

Ага, признал все-таки.

– Послезавтра собери магистрат и самых именитых купцов. Там решим.

В целом в городе вполне работающее самоуправление. Власть имеет торговое сословие, которое мне кровь из носу надо привлечь на свою сторону. Как водится – кнутом и пряником.

Каменев облегченно кланяется, тряся париком. Собирается уходить.

– Постой. Есть в городе люди из ученого сословия? – интересуюсь я.

– Так точно-с. Двое. Профессор Иоганн Гюльденштедт из балтийских немцев. Естествоиспытатель. Был в экспедиции, исследовал земли между Тереком и Сунжей, по возвращению – губернатор замялся.

– Застрял в Казани.

– Из-за возвращения истинного царя русского – польстил мне Каменев.

– А второй?

– Пустой человечек. Иоганн Фальк. Из свеев. Закончил Уппсальский университет, студировал медицину.

Про Фалька я слышал. Это был один из "апостолов Линнея». Так называют учеников великого шведского естествоиспытателя Карла Линнея, сделавшего огромный вклад в изучение биологии и зоологии.

– Пустой человечек – тем временем говорил Каменев о Фальке – Имеет пристрастие к опию, живет с какой-то служанкой в хибаре на окраине Казани.

– Упреди обоих, что буду к ним завтра поутру

Жан уже налил и согрел мне ванну, поэтому закончив с Каменевым, я отправляюсь в мыльную. Сбрасываю пропотевшую одежду, с удовольствием погружаюсь с головой в горячую воду. Лакей приносит чистое белье, забирает грязное.

– Может позвать Агафью? – наклоняется ко мне Жан с двусмысленной улыбкой – Потереть спинку-с. Девица изрядной опытности.

– Откуда прознал?? Лапал уже?! – я хватаю лакея за ухо. Тот взвизгивает, но терпит – Как же можно-с, мы же с пониманием… Но слухи ходят-с.

– Пресекать слухи, внял? – я отпускаю Жана – Ежели девицу растлили – не ее это вина. Так всем слугам и передай.

– Все понял-с.

– Поди прочь, видеть тебя не могу. Оденусь сам.

Начинаю намыливать голову, но так и не смыв засыпаю прямо в ванне. Будят меня нежными прикосновениями к волосам. Кто-то массирует кожу, смывая пену. Открываю глаза – Маша!

– Ты здесь?

– Уложила спать Акульку и принялась искала тебя, а ты вона где…

– Зажги еще свечей – я разглядываю девушку. Устала, но глаза горят. Максимова стаскивает с головы белый платочек с красным крестиком, начинает расстегивать длинное серое платье. Затем зажигает свечи в подсвечнике, на пол падают нижние юбки, сорочка.

– Вода еще теплая – Маша смущенно улыбается, прикрывая голую грудь рукой – Ты не против?

Не дожидаясь ответа, залезает ко мне в ванну. И сразу целует в губы. Страстно так. Интересно, удастся нам домыться? Девушка прижимается ко мне грудью, садится сверху. Ведь так воду расплещем?

– А помыться?

– Потом!

Ночью меня будит Перфильев. Долго стучится в запертую дверь спальни, наконец, я открываю. В руках у Афанасия Петровича факел, лицо хмурое.

– Что случилось? – я оглядываюсь. Маша натягивает повыше одеяло, но любопытство побеждает и она тихонько выглядывает из под него.

Старый казак, заметив Максимову, качает головой, кивает мне выйти в коридор.

– Генерал Фрейман повесился.

– Федор Юрьевич?! Как же так??

– Ночью, в казарме. Офицеры из дворян – тридцать человек – вышли на площадь. Оружно. Тебя требуют. Я на всякий случай поднял две сотни казаков из 1-го оренбургского.

Я игнорируя вопросы встревоженной Маши, быстро одеваюсь. Выхожу из губернаторского дома. Уже начинает светать, небо посерело. На улице мороз, градусов десять. Под сапогами хрустит снег.

На площади перед Спасским монастырем и правда стоит человек тридцать офицеров в треуголках, со шпагами и мушкетами. Построились в маленькое карэ. У ворот монастыря маячит сотня казаков на лошадях. Еще один отряд во главе с Чикой-Зарубиным стоит с другой стороны "карэ".

– Не иди туда, царь-батюшка – уговаривает меня Афанасий Никитин – Стрельнут и все. Давай я за Чумаковым пошлю. Подтащим пушку…

Прямо репетиция восстания "декабристов" получается. Каховский стреляет в генерала Милорадовича, а дальше картечью, картечью…

– Где Овчинников? – интересуюсь я, разглядывая офицеров.

– У казарм пехотных полков. С надежными казаками.

– Афанасий Петрович – обращаюсь я к Перфильеву – Пошли людей покопаться в вещах Фреймана. Пусть изымут бумаги, письма…

– Сделаю. Вон Ефимовский идет.

Бывший граф приехал не один. Вместе с ним был наш самый первый "перебежчик" – майор Неплюев. Оба офицера, помявшись, подошли ближе, Ефимовский спросил:

– Петр Федорович, что делать то будем?

– С ними? – я кивнул на "карэ".

– Я говорил ранее с подпоручиком Смирновым – бывший граф ткнул шпагой в молодого офицера с еле видными усиками и большим носом на бледном лице – Он у них заводила.

– Что хочет?

– Погибнуть в бою с… – Ефимовский тяжело вздохнул – Самозванцем. Ему стыдно за присягу и отказное письмо.

– Ясно. Сейчас притащат пушку – я махнул рукой Никитину – Будем им бой.

Вместе с единорогом на розвальнях приехал лично Чумаков. Рядом на гнедом жеребце скакал Крылов. Последний вызвался еще раз переговорить с "декабристами". Пока бомбардиры заряжали пушку картечью, Крылов в чем-то долго убеждал офицеров. Бесполезно. Смирнов даже обнажил шпагу, вытащил из-за пояса пистолет.

Ну вот, сейчас у нас будет свой Милорадович. Но нет, пронесло. Крылов зло стегнул плетью лошадь, подскакал к нам.

– Худо дело. Не хотят слушать…

– Ну, что палить? – ко мне поворачивается Чумаков, лично выверявший прицел – Мы готовы.

– Подожди – я увидел казаков, которых посылал Перфильев. Обернулись быстро. Мне передают пачку бумаг, с обоих сторон светят факелами Перфильев с Зарубиным. Ага!

– Андрей Прохорович! – я бумагами подошел к Крылову – Слезай ка с лошади. Мой черед.

– Смирнов настроен очень решительно. Обязательно выстрелит – отец баснописца внимательно посмотрел на меня – Мушкеты остальных тоже заряжены.

– Царь-батюшка! – взмолились военачальники – Не ходи! Ведь убьют.

– Всему нашему делу конец – Перфильев даже взял лошадь Крылова под узду – Одумайся.

– Наше дело не только в мне. Оно во всех нас! – я обернулся к подтянувшимся казачьим сотням – Ежели меня застрелят, вы понесете дальше красное знамя. А ежели вас убьют – наш флаг подхватят другие. Тысячи и мильоны ждут свободы! Бог и воля! – прокричал я и сняв руку Перфильева, пришпорил коня.