Рог Роланда и меч Гильома - Яснов Михаил Давидович - Страница 42

Вот еще одна история про благородных рыцарей.

Она снова начинается весной — однако не в Париже, как предыдущая, а в славном городе Ниме, который был отвоеван Гильомом у сарацинских правителей Отрана и Голиафа.

Итак, весной, в мае, когда зеленели вокруг поля и рощи, когда после весенних паводков вернулись реки в привычные русла, когда вовсю щебетали птицы в листве и поутру поднималось над городом теплое южное солнце, стоял однажды граф Гильом у окна на самом верху дворцовой башни — у того самого окна, из которого он выбросил трусливого Отрана прямо в ров, наполненный водой. Запах роз плыл в воздухе, и, подобно ему, разливалось вокруг сладостное пение дрозда.

Оглядел граф свой край и загрустил по прежней жизни во Франции. Позвал он племянника Бертрана и сказал ему со вздохом:

— Эх, Бертран, были мы бедны на родине, даже жонглеру не могли порой заплатить за добрую песнь! А теперь есть у нас все — звонкие кольчуги и крепкие шлемы, быстрые скакуны и булатные мечи. Всего у нас вдоволь: хлеба, мяса и вина, но гложет мое сердце тоска, засиделись мы без дела, племянник. Ну, что бы приплыть сюда маврам — приплыть да помериться с нами силами! Никто на нас не нападает, дают нам враги мирно спать да жиреть на сытных харчах. Скучно мне так жить. Заперты мы в четырех стенах, словно в тюрьме!..

Смотрели рыцари на восток, туда, где в дальней дали плескала обильными водами широкая река Рона. Смотрели и не ведали, что уже вскоре не останется от их тоски ни следа.

В то время вышел из ронских вод на берег беглец. Упал он от усталости на песок, но наконец отдышался и направился прямиком в Ним. Поднялся по тропе на высокие холмы, что окружили город, вошел в ворота и под высокой сосной, в тени, отыскал графа Гильома: сидел рыцарь в кругу своих соратников и слушал жонглера, который пел им о славных богатырях и деяниях давних дней.

Появился чужестранец перед Гильомом. Граф оглядел его и, увидев, как тот изможден, черен и порос бородой, решил, что это гонец от сарацин, привезший из-за моря какую-нибудь весть.

— Да будет с вами Бог-заступник, — сказал между тем незнакомец. — С вами, маркграф Гильом Короткий Нос, и с вами, добрые воины!

— И вас, друг, да сохранит наш Творец! — откликнулся Гильом. — Однако расскажите нам, где вы узнали обо мне и зачем к нам явились.

— О вас говорили мне в Оранже, где я долгие годы томился в плену. Но однажды помог Господь мне бежать — и я здесь, перед вами.

— Вот как! — вскричал Гильом. — Так вы из Оранжа! Поведайте же скорей свою историю.

— Сеньор, — отвечал незнакомец, — я уже несколько дней не спал, не ел и совсем ослаб от лишений.

— Зато теперь вы поедите вдоволь! — прервал его граф.

Позвал он стольника и велел накормить гостя хлебом и дичью, напоить его кларетом и перцовой настойкой. Не пожалел стольник яств, и, насытившись, сел незнакомец наземь у ног Гильома и рассказал о себе так:

— Зовут меня Гильбером, я — сын герцога Гюона, что владеет в Арденнских горах двумя провинциями, Артуа и Вермандуа. Три года назад спешил я в Бургундию из немецких земель, а когда пересекал на челне озеро Леман, налетела буря, и унес меня ветер прямо в Рону. Долго не мог я пристать к берегу, доплыл до самого Лиона — там и взяли меня в плен неверные, привезли в Оранж и заточили в башне. Нигде я не видел такой крепости! Чуть не до облаков поднимаются башни, и, окруженный неприступными стенами, стоит в городе роскошный Глорьетский дворец. Говорили мне, что ничто в мире не поспорит с ним в красоте и роскоши: украшены в нем потолки и стены дивной росписью, не счесть его богатств, и царит во дворце несравненная принцесса Орабль. На диво она сложена, прелестна и тонка лицом, бела телом, как майская яблоня, а умна так, что любой сарацинский правитель по сравнению с ней — несмышленый младенец. Сватался к ней знаменитый король Тибо Арабский, но прогнала его принцесса. Тогда король посадил править в Оранже своего племянника Аррагона, чтобы охранял он Орабль и не подпускал к ней никого постороннего. Семь тысяч турок денно и нощно охраняют дворец двадцать тысяч неверных стерегут все входы и выходы в крепости — боится Аррагон, что пойдет на Оранж король Людовик, что возьмет он вместе со своими славными баронами и крепость, и сам дворец!

Загорелись у Гильома глаза, вспомнил он прекрасную Орабль и решил, что положит свою жизнь, но овладеет Оранжем.

— Как же вам удалось бежать, друг мой? — спросил он у Гильбера.

— Как-то утром, — ответил тот, — пришел ко мне в темницу басурманский страж. Что ни день бил он меня нещадно, а тут замешкался. Собрал я последние силы, схватил его за вихор и двинул ему по горлу так, что переломил кадык и разбил негодяю голову о каменную стену. Издох он на месте, я же выбрался из темницы на лестницу, а там — окно. Выпрыгнул я наружу, и, слава Творцу, никто меня не заметил.

— А видели ли вы Аррагона, герцог? — не унимался Гильом.

— Однажды видел, сеньор. Нет ужасней тирана — сам он кряжист и необъятен в плечах, лоб низок, а голова преогромная. На его пальцах такие длинные и острые ногти, будто это когти у дикого зверя. Всюду, где ни появится, истребляет Аррагон христиан. И если найдется герой, кто сможет взять Оранж и предать нехристя лютой смерти, тот не зря потрудится!

— Вижу, — задумался Гильом, — крепкий орешек этот Оранж! Но клянусь, что не вкушу ни хлеба, ни вина, пока не войду в Оранж, не увижу дворец, не расправлюсь с Аррагоном и не возьму в жены прекрасную Орабль!

— Так-то так, сеньор, — вздохнул Гильбер, — но зряшная это затея! Когда бы вы сами побывали в крепости, да сосчитали басурманское воинство, да увидели, как высоки и крепки оранжские стены, то убедились бы сразу, что еще до ночи лишитесь жизни. Лучше откажитесь от безумных замыслов.

Дослушал Гильом, что говорит ему беглец, созвал своих людей и молвил:

— Вот, господа, путник, который расхвалил мне Оранж. Говорит, город богат, а дворец в нем роскошен. Жаль, отделен он от нас бурной Роной, не то я бы уже давно наведался в крепость да посмотрел, так ли все на самом деле.

— И не думайте об этом, — подтвердил Гильбер. — Даже если бы сто тысяч вас вышли отсюда, даже если бы вы были вооружены мечами и копьями, даже если бы смогли преодолеть реку и не перетонули в ней все до одного, — все равно пришлось бы вам выдержать такую схватку, из которой никто бы не вышел живым! Оставьте безумные замыслы и отпустите меня домой. А я уж расскажу о ваших щедротах и гостеприимстве.

— Ну и ну! — воскликнул Гильом. — Вы же, герцог, сами меня раззадорили: наговорили столько чудес про город, а теперь отговариваете в него попасть! Нет, друг, уж погодите, успеете вы вернуться домой. А пока что мы сделаем вот что: поведете вы нас в Оранж — знаете вы там все ходы и выходы, изучили небось тамошние языки, турецкий да бедуинский. Не возьмем мы с собой ни скакунов, ни доспехов, оденемся как нищие и под видом бедняков проникнем в Оранж.

Услышал Гильбер графа и приуныл душой: куда угодно отправился бы он, не раздумывая, только не назад в Оранж, где столько бед и невзгод обрушилось на его голову!

Неожиданно поддержал Гильбера Бертран.

— Не надо безумствовать, дядя, — сказал он, — даже если вам удастся проникнуть во дворец, вас тотчас узнают сарацины по шраму на носу и сожрут вас без хлеба и подливки!

— А я не из трусливых! — крикнул в запальчивости Гильом. — Нет, я вовсе не желаю быть сожранным без хлеба и подливки, но всего сильней хочу увидеть Орабль. Истомился я по ней с тоски, а кто любит, тот неразумен!

Велел он изготовить черную мазь, натолочь в нее всяких трав и натерся ею с головы до пят. Стал черен Гильом, как нубиец, — никто не признал бы в нем французского рыцаря. Делать нечего — последовал и Гильбер его примеру. А тут как раз объявился младший племянник Гильома Гелен: давно хотел он, чтобы дядя испытал его в какой-нибудь переделке.

— Бог мой, да вы ли это, дядя? — воскликнул он. — Этак вы можете идти куда захотите — никто вас не узнает! Но, клянусь вам, я скорей сто раз умру, чем останусь тут без вас и не побываю в Оранже!