Рог Роланда и меч Гильома - Яснов Михаил Давидович - Страница 30

Зарыдав, опустилась Эрменгарда на мраморные ступени дворца, но Аймер нежно поднял ее с земли и стал увещевать:

— Не время плакать, матушка. Велите нас накормить, немало еды добыли мы для Нарбонны. А уж потом мы с Гибером решим, как должно поступить.

Поутру, еще и заря не взошла, надели мальчики доспехи и с отборным отрядом незаметно выехали за ворота. Велел Аймер своим рыцарям засесть в леске, неподалеку от нарбоннских стен, и чуть что спешить на выручку. Пришпорили братья коней, пронеслись в карьер сквозь вражеский лагерь и появились внезапно у королевского шатра, где в тот миг шел совет, какой смертью казнить Бева, чтобы неповадно было христианам появляться за воротами крепости.

— Тибо! — крикнул, подъезжая к королю, Аймер. — Отпусти немедленно нашего брата, не то головой заплатишь за его жизнь!

Сарацин от негодования забыл про меч и, сжав кулаки, бросился к отроку.

— Наглец! — завизжал он. — Ты сегодня же будешь повешен вместе со своим братцем!

Аймер же выхватил меч и прямо на коне ворвался в шатер. А в шатре в то время сидел знатный гость — сын вавилонского эмира Апеллар, а с ним два вельможи, сопровождавшие его к Тибо: мечтал Апеллар получить у Тибо рыцарские шпоры, для чего и пожаловал так издалека.

Аймер, а следом за ним и Гибер на месте разделались с вельможами: один и охнуть не успел, как лишился головы, второй же упал бездыханный, когда меткое копье Гибера прошло сквозь его броню и застряло под ребрами.

Старший из братьев поймал за штаны арабчонка, взвалил его на шею коню и крикнул младшему:

— Удираем, Гибер, а то и сам святой Денис нас не спасет!

Только их и видели. Сарацины от растерянности разве что успели схватиться за мечи, а братьев уже и след простыл.

— Магомет! — завопил Тибо. — Как же мне быть? Если случится что-нибудь с Апелларом, эмир спалит все мои города и вовек мне будет не смыть позора и проклятия!

Ушли от врагов Аймер и Гибер, прикрыли их нарбоннские рыцари, выскочив из засады, захлопнулись за ними неприступные городские ворота, и впал Тибо в уныние и горе. Подъехал он на коне к надворотной башне, увидел у окошка Эрменгарду и сказал ей громко:

— Графиня, где твой смелый сын? Хочу я вступить с ним в переговоры.

На его зов поднялся в башню Аймер, перегнулся через подоконник, окинул сверху гордым взглядом сарацинского короля и спросил его холодно:

— Что тебе угодно, король?

— Возврати мне сына эмира. Дам за него все, что ни попросишь.

— Вот мое условие, король, — ответил Аймер. — Сначала ты вернешь моего брата Бева, с конем и в полном вооружении, а тогда я назначу выкуп и за эмирова сынка.

— Так мы не сойдемся, — промолвил Тибо. — Если нет цены, то и торговаться не о чем.

— Хорошо, — ответил Аймер, — вот тебе цена: вернешь моего брата, а следом пришлешь в Нарбонну сорок телег с мукою, и сорок бочек с кларетом, и сорок мешков со свининою и солью. За это получит пленник свободу.

Передал Тибо требования Аймера своим вельможам, а те в ответ:

— Цена невелика, мы можем заплатить и дороже, лишь бы вернул нам проклятый нарбоннец Апеллара!

На том и порешили. Отправили Бева в полном облачении и на добром коне в Нарбонну, а следом прислали все, что попросил Аймер. Так за два дня получил город столько провианта, что хватило бы его лет на семь. Вернул Аймер Апеллара язычникам, а горожане воспряли духом и стали решать, как сообщить поскорей графу Эмери и Гильому об осаде их родного города.

А Эмери Нарбоннский с четырьмя своими старшими сыновьями, с Бернаром, Гильомом, Эрнальтом и Гареном, миновав сотни замков, городов и деревень, приближался к Парижу, спешил поспеть туда к Троице, дабы возвел император юных графов в рыцарское достоинство.

Прибыли они к сроку, стали постоем близ императорского дворца, и Гильом, сгорая от нетерпения, отбился потихоньку от братьев и поспешил в монастырь Сен-Дени, чтобы поспеть на торжество по случаю праздника. А там уже был и император, и его двор — вельможи, герцоги, пастыри и гости из разных земель.

Находился среди них и один знатный воин, которого звали Друэс. Решил он стать королевским меченосцем и только ждал удобного момента, чтобы подхватить королевский меч и тем заслужить расположение и благоволение Карла.

— Не трогайте меч, сеньор, — тихо сказал ему Гильом. — Я приглашен императором, чтобы стать рыцарем, поэтому за мной почетный долг пронести перед королем его оружие.

Друэс, измерив Гильома гордым и насмешливым взглядом, только рассмеялся в лицо юноше:

— Откуда ты взялся, недоросль? Станешь рыцарем — тогда и мечтай о королевском мече!

Ни слова не сказал в ответ Гильом.

Схватил он Друэса одной рукой за камзол, а другой — за штаны, поднял его на воздух, крутанул три раза над головой и с такою мощью отшвырнул в сторону, что тот ударился головой о колонну и простерся без чувств прямо у ног императора.

— Ах ты негодяй! — вскричал юноша. — Да не будь здесь нашего короля и знатных рыцарей, я бы тебе показал, что значит перечить моей воле!

Подошел он к императорскому мечу и с благоговением вынул его из ножен — озарился полутемный собор светом, будто две сотни свечей зажглось под его куполом.

— Что это за смутьян? — воскликнул Карл. — Откуда он взялся? Вижу я, он силен и хорош собою, но вовек не видал, чтобы на моих праздниках бывали такие чертовы созданья! Выгнать его из монастыря, а будет перечить — снести ему голову!

Смутились французы, никто не посмел затеять ссору с неведомым удальцом.

Тут вошел в собор граф Эмери, а следом за ним появились три его сына: у каждого — плащ на беличьем меху, каждый — красив и статен.

— Кто это к нам прибыл с такою пышностью? — удивился Карл.

— Это же граф Эмери Нарбоннский, — сказал один из его приближенных. — Привел он четырех своих сыновей — тех, что вошли в года и могут принять рыцарский сан, а младших оставил охранять Нарбонну. Вот тот белокурый отрок, на котором так ловко сидит плащ, — это старший, Бернар. За ним идут два других брата — удалые Эрнальт и Гарен. Перед вами же с мечом в руках стоит Гильом — такого храбреца, государь, не найти и в сорока империях. Коли станет он вам служить, то не будет ему ровни в вашем войске!

Тогда поклонились французы Гильому, а император поцеловал семь раз своего верного рыцаря Эмери Нарбоннского и сказал ему со слезами на глазах:

— Как я рад видеть вас, граф! Вы напомнили мне о Роланде и Оливье, о знаменитой Ронсевальской битве, про которую ныне сложено столько славных песен! Угодили вы мне, Эмери, откликнувшись на мой зов и поспешив на праздник с такими отважными отроками. Что ж, я готов посвятить их в рыцари и принять их в свою свиту.

— Спасибо, государь, — ответил граф. — Коль буду жив, отслужу вам за милость.

Подошел король к Гильому и поручил ему нести свой меч. Бернару достались королевские золотые шпоры, а графу Эмери — край роскошной мантии. После торжественного шествия началось веселье. Пришли в монастырь жонглеры, заиграли на арфах и виолах, а юнцы пустились в пляс — хохочут, резвятся, задевают столы ногами. Веселится вместе со всеми и Карл. Усадил он по правую руку своего любезного Эмери, долго расспрашивал его о Нарбонне, о графине Эрменгарде, что светла лицом, о младших сыновьях, о Роландовом Дюрандале и певучем роге Олифане, с которыми не расставался Эмери с того дня, как получил их из рук самого Карла Великого.

Тут подвели к Карлу одного бретонца — вряд ли кому доводилось видеть человека, столь страшного видом и безобразного лицом. Был бретонец крепок и коренаст, весь черен, волосы до пояса, а на темени — проплешина. Пришли с ним двое слуг: один еле тащил два огромных щита, а второй — три дубинки, что будут тяжелее копья.

— Да сохранит Создатель вас, король, и ваших вассалов! — сказал бретонец. — Я — самый лучший на свете боец на палках и пришел вызвать на бой любого из ваших французов. Уверен, не найдется среди вас никого, кто выдержит мои удары и снова поднимется на ноги!