Похищение из сераля (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 21

— Это легко устранимое препятствие, – сказал с улыбкой новоиспеченный драматург. – Побережье Корнуэлла можно заменить Далмацией, а мистера Смитсона, кандидата в баронеты, превратить в племянника австрийского барона фон Фрайберг, например.

— О чем эта пьеса? – заинтересовался Карл.

— Вкратце о выборе образованного человека между обеспеченным ничегонеделаньем и умеренно оплачиваемым творчеством, – суховато пояснил Городецкий. – Параллельный выбор: жизнь со светской львицей или с женщиной нового типа, отвергающей диктат мужчин и узы брака.

— Ого! Где Вы видели таких женщин? – спросил с искренним удивлением князь. – Если не спускаться в многочисленные притоны?

— Пока их очень мало, – согласился Макс. – Впрочем, у моей героини был реальный прототип – Люси Браун, ставшая моделью для художника-прерафаэлита Росетти. Они жили счастливо вместе, хотя не были официально женаты. Кроме того, вы ведь слышали про суффражисток?

— Пишут о каких-то сумасшедших дамах в Англии, – признал Траутмансдорф. – Ради права голосовать на выборах они прибегли к голодовке – но чем там дело кончилось, не помню.

— Парламент дал женщинам право голосовать на выборах местных органов власти, – сообщил сильно начитанный Городецкий. – Еще раньше, во времена французской революции, Олимпия де Гуж составила "Декларацию прав женщины и гражданки", аналогичную знаменитой "Декларации прав человека и гражданина", в которой требовалось признать полное социальное и политическое равноправие женщин. Но революционеры дружно затопали ногами и отправили ее под гильотину.

— Якобинцы были ужасными негодяями, – передернула плечами княгиня. – А эта Олимпия напоминает мне нашу знаменитую писательницу Берту фон Зуттнер, урожденную Кински, которая выступила против милитаризма мужчин и получила за это Нобелевскую премию. Она, вроде бы, поехала сейчас в Гаагу, на международную конференцию – не так ли, Карл?

— Это так, – важно подтвердил супруг. – Единственная женщина среди всех ее участников. Правда, собрались они не для запрета войн, а для их ведения цивильными способами. Например, уже приняты декларации о запрете бомбардировок с воздушных шаров и пушечных снарядов с ядовитыми газами.

— То есть как только они ограничат правила войны, то сразу где-нибудь их опробуют – например, на Балканах, против Османской империи, – с кривой улыбкой спрогнозировал Городецкий.

— Балканский вопрос стоит остро и для Австро-Венгрии, – согласился князь. – Болгары желают сотрудничества с дойчами, а эти выскочки сербы, пользуясь поддержкой вашего царя, нагло упираются. Типичные шавки под защитой псовой своры. Надеюсь, Вы не в претензии на меня, Максим, из-за такой оценки роли России?

— Я ведь не дипломатический представитель своей страны, – широко улыбнулся Макс. – а всего лишь плейбой, желающий жить свободно и счастливо.

— Плейбой? – вывела на лоб морщинку Мари. – Играющий мальчик по-английски?

— Немецким аналогом может быть "лебеманн", хотя не вполне, – пояснил Макс. – Сейчас в Америке жизненная философия "потребления удовольствий" становится популярной.

— Вы разве успели пожить в Америке? – спросил Карл.

— Просто читаю много газет и журналов, в том числе из Верайнихте Штаатен.

Внезапно в гостиную вошла служанка и обратилась к Мари:

— Ваше сиятельство! Наш Йозеф, кажется, подвернул ножку….

Мари моментально вышла из-за стола, извинилась перед гостями и стремительно покинула столовую. Разговор тотчас прекратился, и Городецкий счел за благо откланяться.

День катился к вечеру. По небу вяло ползли многочисленные облака, в разрывах меж которыми ярко сияло солнце. "Пожалуй, завтра погода будет", – удовлетворенно решил Максим и засмеялся, вспомнив известную поговорку своего времени "Погоды севодня не буде, а если буде, то буде пасмурна". Дополнительно вспомнив о Берте фон Зуттнер, он дошел до книжного магазина (дачники Земмеринга позволили себе его завести) спросил какую-нибудь книгу этой дамы и ему дали "Долой оружие!" (Die Waffen nieder!). С ней он и просидел в кресле до вечера, проникаясь пафосом молодой баронессы, пережившей ужасы и последствия четырех внутриевропейских войн 1859–1870 годов. Заключительные главы он дочитать не успел: в номер ввалились Саша и Агата.

— Ну! – опередил он их словоизвержения. – Предъявите шишки, ссадины и переломы!

— А вот и нет! – торжественно произнесла княжна. – Я сегодня вела авто филигранно – это по выражению Саши – и даже смогла припарковаться к вашему отелю!

— Не может быть! – категорически заявил Максим. – Меж двух стоящих у отеля машин даже я побоялся бы втиснуться….

— Ну, я встала в стороне от них, – заюлила Агата.

— То есть прямо за ними, – безжалостно констатировал Городецкий и тут же смягчился: – Главное было не задеть их радиаторы. Не задели?

— Отстань от девушки, – вмешался Коловрат. – Мы вообще-то зашли за тобой. Пойдем сегодня ужинать к Траутмансдорфу.

— Увы, – развел руками Макс. – Часто шастать к аристократам вредно. Я сегодня у них обедал.

— Ну и что? – вернулась в разговор княжна. – Поучите их танцевать танго.

— Уже научил, днем, – информировал попаданец и добавил: – У меня есть книжка интересная, так что скука мне не грозит….

— Вы пожалеете об этом, герр Городецкий, – пообещала А. Ауэршперг и вышла вон.

Утро выдалось чудесным. Макс встал раньше любившего поспать Саши, с удовольствием размялся, потом стал плескаться у бочки с водой, стоявшей под водостоком с крыши отеля, и здесь был застигнут рано поднявшейся Агатой, одетой в знаменитый комбинезон и сапожки.

— Ого! – воскликнула она. – Какие у Вас, Максим, широкие дельтовидные мышцы!

— Странно это слышать от Вас, контесса, – без тени смущения сказал Городецкий, обтираясь полотенцем. – Ведь Вы уже видели их в июне на мосту через Дунай….

— Я тогда не знала, что они дельтовидные, – скопировала княжна бесстрастный стиль собеседника. – Я недавно изучила медицинский атлас.

— Это замечательно, – улыбнулся ей Макс. – Если мы сегодня с Вами получим травмы, то Вы подскажете мне, как правильно Вас и себя бинтовать.

— Вас я сама забинтую, не сомневайтесь, – ответно улыбнулась Агата. – Но смею Вам заметить: Саша вчера меня такими историями не пугал. Где он кстати? Неужели спит?

— Вы меня своей болтовней уже разбудили, – послышался голос Коловрата из окна номера, расположенного наискось бочки, на втором этаже. – Идите пока в буффет, выпейте кофе перед завтраком, а там и я подойду….

Наконец со всеми утренними делами и приготовлениями было покончено, машина Коловрата вырулила на Райхштрассе и покатила на запад. Оказавшись в пределах Штайнхауса, они увидели железнодорожный мостик, под который от трассы вела накатанная телегами дорожка. Свернув на нее авто вскоре стало подниматься на пологую горную луговину, уставленную редкими стогами сена.

— Достаточно, – скомандовал Макс, тоже одетый в комбинезон и мотоциклетный шлем. – Здесь в самый раз будет.

После чего вытащил из багажника рюкзак с парапланом и обвязкой и стал раскладывать их по траве. Минут через десять он уже приплясывал на лугу со страховочным рюкзаком-матрасом за спиной и с парапланом над головой, раздуваемым ровным настильным ветерком, а княжна носилась вокруг него и кричала:

— Я знала, я верила, что люди могут летать как птицы! Боже мой, как все оказалось просто! Ну, лети же Макс, лети!

Макс отпустил с трудом сдерживаемые стропы и стал стремительно подниматься над горным склоном. Впрочем, сильных восходящих потоков он избегал (возле более крутого лесистого склона они, наверняка, были), паря на высотах 50-100 метров, а через десяток минут спустился к фигуркам своих спутников.

— Вот так, примерно, – сказал он сияющей Агате. – Теперь мы достанем второй параплан, побольше и слетаем на нем вдвоем. Не побоишься?