Коронавирус (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 59

Такси по пустынным улицам домчало Костика до моего жилица очень быстро и, уже буквально через полчаса, съедание и выпивание всего, находившегося на столе, началось. По карантинным то временам, лучше всего дома праздновать – не наловишь заразы всякой в общепите, тем более, что он еще и закрыт до особого распоряжения местных властей.

– Прикинь, Серег, приехали все такие как космонавты – в костюмах, масках, защитных очках, на руках перчатки, на ногах – бахилы…

Это он мне рассказывает, как его скорая из дома забирала. Сначала получил наш Константин диагностическую услугу – опросили его честь по чести – на что жалуется, когда заболел, как протекало его заболевание, принимал ли какие препараты. Не было ли контактов с приехавшими из-за рубежа нашей любимой Родины. Потом горло ему посмотрели, легкие и сердце прослушали, пульс и артериальное давление измерили. Живот еще мяли, по пояснице стучали. Это из того, что Костя помнит. Что-то еще, говорит, было, но рассказать он об этом затрудняется.

Что больше всего в его мозгу отложилось – докторша скоропомощьная. При смерти ведь, ходок старый, был, а медицинский работник в комбинезоне, очках и маске, но помнит Костя, как сейчас, что красавица та врач была и фигуристая. О как. Не больше и не меньше.

Потом ему транспортную медицинскую услугу оказывали. По его это словам. Вообще, после выписки из стационара говорить, местами, Константин стал чудно и наукообразно. Нет, в основном то, говорил, как и раньше, но временами… Например, скажет – "тампон". Слово то какое красивое. Посмотрел в словаре – это значит, по-нашему – затычка.

Так вот, оказали ему транспортную медицинскую услугу, привезли, то есть в больничку. Потом через отдельный вход, как царя какого-нибудь, в палату поместили. Палата та, бокс так называемый, три стены имеет, а вместо четвертой стены – окно в коридор. Чтобы могли медицинские специалисты ежесекундно наблюдать за динамикой состояния здоровья Константина. А вдруг в процессе лечения разовьется какое-то неотложное состояние, представляющее непосредственную опасность для его жизни и здоровья? Медицинская сестричка или даже цельная фельдшерица сразу тут как тут. Позвольте сделать Вам, уважаемый Константин, инъекцию, не укол – так только старухи древние из деревни говорят, или даже внутривенное капельное введение очень полезной янтарной кислоты в растворе… А может, при необходимости, даже сама старшая медицинская сестра отделения прийти на помощь страждущему, сделать, например, непрямой массаж сердца или искусственное дыхание изо рта в рот. А до начала лечения, это опять же с Костиных слов, испросят добровольное информированное согласие на оказание медицинской помощи. И права пациента объяснят.

Слушал я Костины рассказы и думал, да, крепка ты была советская власть. Сколько лет уж тебя нет, а здравоохранение то еще местами еще осталось. Прибегут совершенно бесплатно медицинские работники в бокс, к тому же Константину, спасут всенепременно и в строй обратно вернут кормильца.

Про врачей Константин рассказывал мало. Он все больше с сестричками общался. Да и верно – больных то в отделении много, а врачей – мало. По несколько минут каждому больному уделил доктор, а смена то его уже и закончилась. Это медсестра целый день со стационарным больным возится, то одно ему сделает, то клизму поставит…

А уж коли разговор наш о Костином пребывании в больнице, за столом, накрытым происходил, не мог не спросить я, как в той больнице с питанием.

– С пайкой не обижали. Каждый день все разное давали, мясное обязательно и порции нормальные. Не голодал. Только еда по звонку, не как дома – когда захотел, тогда и поел. Там все по часам и через окошечко.

– Про окошечко поподробней.

– Из коридора в бокс типа шкафчика сделано. Санитарочка тарелки в тот шкафчик поставит, дверку со своей стороны закроет, тогда и пациенту можно свою дверцу открывать и еду брать. Поел, снова в тот шкафчик посуду поместил, санитарочка ее и заберет. Вечером еще и кефир давали. Дополнительно.

Пациенту то нашему, российскому, что надо, ну, кроме правильного лечения – чтобы хорошо кормили, бельишко было чистое и без дырочек, сестрички и доктора разговаривали с ним ласково, а не как собаки рыкали, тепло и светло в палате было, канализация и водопровод исправно функционировали, ноги в дыры в полу не проваливались и со стен, а также потолка штукатурка не падала. Непритязателен отечественный пациент.

Более строго к оценке медицинской помощи подходят пациенты женского пола, городские, в возрасте, не сильно богатые. Лояльнее оценивают получаемое лечение мужчины, жители села, люди обеспеченные, более молодые.

Кроме этого, надо еще знать региональные особенности. У нас хорошая сестра-инъекционистка кто? Правильно, у которой легкая рука, сделала она уже инъекцию, а пациент то спрашивает, что, милочка, когда колоть то будешь? А на востоке? Надо взять самую толстую, тупую иглу и так кольнуть, чтоб пациента аж выгнуло. Вот это хорошо полечился, скажет больной, а если ему безболезненно сделать инъекцию – морду кривить будет и жаловаться на недостаточно хорошее лечение.

Российской женщине зрелых лет обязательно покапать в вену надо, причем что-то цветное. Прозрачное будешь лить по вене, опять же скажет, что воду, собаки, льют, на старухах экономят…

Нюансов море. А все почему? Медработник имеет дело с неосведомленным клиентом, не может оценить пациент истинное качество медицинской помощи. Это может сделать только врач-эксперт с солидным стажем и опытом. Мы, люди с улицы, выражаем свою удовлетворенность или неудовлетворенность медицинской помощью, чаще по субъективной оценке ее вспомогательных процессов – как кормили, каковы интерьеры палаты, кто тебя вел – профессор или вчерашний ординатор… Ну, это если доктор грубо не накосячил. Тут уж и еда, и улыбки медсестер не помогут.

До самого вечера с Костей за столом сидели, все мне он про свое лечение рассказывал. А что? Большущее приключение у него было, сегодня в больнице полежать – не фунт изюма съесть. И, главное – выписался здоровым, своими ногами до дома дошел. Всем бы так.

Каким образом попадает товар на полку антикварного магазина? Ну, самый первый путь – из рук сдатчика. Последний или выставляет на комиссию свои раритеты, или непосредственно продает свои вещи магазину.

В нынешние времена этот путь закрыт. Почему? А, забыли разве – магазин то мой не работает, дверь в него закрыта вирусом и проникнуть туда его величество сдатчик не может.

Поэтому, находясь в социальной изоляции, обусловленной коронавирусной эпидемией, мониторим мы с Совом интернет-площадки с винтажем и антиквариатом, выезжали на квартиру умершего коллекционера, барахолку один раз даже посетить умудрились… Дисциплину, в общем, хулиганим…

Причина вышеназванного лежит на поверхности – не найдешь наш специфический товар – торговать будет нечем. Антиквар, по сути своей, посредник, медиатор между желающим превратить свои вещи в деньги и, имеющим деньги человеком, жаждущим совершить пополнение своей коллекции.

Еще одним местом поиска антикваром вещей для продажи в своей торговой точке является комиссионный магазин. Не дошел по какой-то причине человек до вашей лавочки древностей, или просто не знает о ее существовании, а комиссионка – она тут как тут. Много их в последнее время наоткрывали. Так же, как и ломбардов, тоже являющихся лакомым местом для знающего торговца антиквариатом. Так вот, в комиссионки много раньше антиквариата попадало, сейчас, конечно меньше, но бывают случаи, ой бывают…

Поэтому и пестрят записные книжки антикваров телефонами и именами торговых работников комиссионных магазинов, а, если путь твой лежит около комиссионки – обязательно в нее заглянешь… На уровне рефлекса это уже происходит.

– А, комиссионка то у рынка, работала.

Это Сов, космодесантник-попаданец, постоянно в курсе моих мыслей находящийся, опять полезную информацию мне кидает.