Пермский рассказ - Астафьев Виктор Петрович - Страница 15

— Вы сильный, — похвалила его девушка.

Серега только хмыкнул и подумал: «Посмотрела бы ты, как я уголь в шахте рубаю».

Светлана жила недалеко от парка, и Серега пожалел, что так быстро они дошли до ее дома. Даже поговорить толком не успели. Прощаясь у калитки, Серега долго не хотел отпускать руку Светланы и даже попытался поцеловать девушку.

— Артисты, наверно, все такие? — обиделась Светлана и вырвала пальцы из горячей Серегиной руки.

— Какие? — удивился он.

— Нахальные.

Серега хотел возразить, но было уже поздно. Девушка скользнула в темный двор и захлопнула за собой калитку.

— Подождите, Светлана! — крикнул Серега и рванулся за ней.

Калитка была заперта.

— Светлана, — уже тише позвал Криница.

— Ну, что? — спросила она через щелку.

— Вы на меня обиделись?

— Немного.

— Давайте постоим еще.

— Уже поздно.

— Где же мы встретимся завтра?

Светлана молчала.

— Вы слышите?

— Слышу.

— Почему же не отвечаете?

Светлане впервые назначали свидание, и она не знала, что ответить.

— Вы слышите? — снова спросил Серега.

— Не знаю, — ответила девушка.

— Давайте встретимся на старом месте, — горячо предложил Серега.

— Хорошо.

— В семь часов вечера.

— Хорошо.

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи.

Серега долго еще стоял у калитки. Он слышал, как легонько простучали во дворе каблучки босоножек, как скрипнула дверь в доме, как чей-то голос спросил:

— Почему так поздно?

«Отец, наверно», — подумал Криница, закуривая папиросу.

«Спокойной ночи!» — звучали в его ушах последние слова Светланы. Какой у нее хороший, певучий голос! И вся она такая хорошая и светлая. Недаром назвали ее Светланой.

Нет, не будет сегодня у Сереги спокойной ночи. Ворочаться ему в постели, вспоминать серые глаза и полудетскую улыбку, маленькие руки с розовыми ноготками…

Стало стыдно за обман. Ну какой он, к чертям, артист! А Светлана поверила. Завтра обязательно надо сказать ей, что все это ерунда, что никакой он не артист, а простой горняк с шахты «Великан». Так-то будет лучше! Приняв это решение, Серега вынул из кармана карточку Переверзева и тут же порвал ее на мелкие кусочки. Прощай, товарищ Переверзев! Завтра — воскресенье. Отработав смену, пойдет Серега в парк, встретится со Светланой и скажет:

— Давайте знакомиться еще раз: Серега Криница — донецкий шахтер.

Серега рубил уголь и чувствовал, как во всем теле гудят молодые жилы. Пика отбойного молотка по самую шейку уходила в пласт, откалывала от него тяжелые глыбы угля. Черный резиновый шланг сильно дрожал на стойках, упруго извивался, как живой. Холодный сжатый воздух вовсю шел по нему, отчего отбойный молоток на месте соединения со шлангом покрылся легкой изморозью.

Смена подходила к концу. «Помоюсь, пообедаю и — в парк», — думал Криница и уже представлял, как встретится со Светланой, как расскажет о своем обмане. А может быть, пока не надо говорить об этом? Еще обидится и уйдет. Может быть, девушка согласилась прийти на свидание потому, что принимает его за артиста? От этой мысли становилось обидно.

Вдруг прекратилась подача воздуха. Отбойный молоток бессильно замер в руках.

— Что за чертовщина? — выругался Серега, освобождая застрявшую в пласте пику.

Из соседнего уступа спустился Мишка Яровой.

— Энергию, наверное, в компрессорной отключили, — проговорил он, поудобнее устраиваясь на стойке. — В честь воскресенья пораньше на-гора поднимемся.

Когда Серега с Яровым спустились в штрек, там уже было многолюдно. Шахтеры стряхивали с себя угольную пыль, громко переговаривались. Они еще не знали, что на поверхности их встретит страшное слово — «война». Они гомонили в штреке, а война уже стальной лавиной танков катилась по советской земле, сжигала созревающие хлеба.

Стиснув зубы, слушали шахтеры правительственное сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Безмолвной стеной стояли они под репродуктором.

Стихийно возник митинг. Не было на нем ни стола, накрытого красным сукном, ни трибуны, ни графина с водой. Гневом сверкали глаза людей, сжимались кулаки.

— Узнают проклятые фашисты, где раки зимуют! — выкрикивал Мишка Яровой. — Добровольцами пойдем! Почувствуют фашисты, как с шахтерами дело иметь!

— Составляй список! — первый поддержал Ярового Криница и невольно подумал о Светлане.

Первым в список добровольцев Яровой записал себя, а потом уж Серегу Криницу.

Помывшись в бане, друзья пошли в столовую. Хотели выпить, но водки ни в одном магазине не оказалось.

Война. Она громыхала где-то далеко-далеко, но ее дыхание уже чувствовалось повсюду. Суровыми стали лица людей, исчезли улыбки, смолкла веселая музыка. Из репродукторов гремели марши.

О свидании со Светланой Криница промолчал.

— Ты куда? — спросил Мишка, когда Серега в половине седьмого собрался уходить из общежития.

— Я скоро вернусь, — проговорил он.

— Жди…

Несмотря на прекрасный летний вечер, в парке почти не было людей. Старичок-аттракционщик одиноко сидел около своего хитрого механизма. Уродливая фашистская голова бессмысленно смотрела вдаль аллеи своими круглыми мертвыми глазами. Старичок узнал Серегу.

— Может быть, для почина стукнете? — спросил он скрипучим голосом.

Размахнувшись, Серега опустил кулак на лысину фашиста. Громко прозвучал в пустой аллее хлопок разбитого пистона, денег за удар старичок не взял: почин — дороже денег.

Ровно в семь на аллее показалась Светлана. Она была в том же платьице, только на ногах вместо босоножек белели туфли на высоком каблуке. Серега обрадованно пошел к ней навстречу.

— Я думала, вы не придете, — пропела она.

— Давайте посидим, — предложил Сережа и сразу же заговорил о войне. Он ругал фашистов, доказывал, что наши войска разобьют их в два счета.

Светлана молча слушала его, чуть покачивая головой.

— А вас возьмут на фронт? — спросила она и пристально посмотрела на Сергея. Глаза у девушки сегодня были темные, не плавали в них вчерашние голубинки.

— Наверное, возьмут, — нерешительно ответил Серега.

Светлана вздохнула. Потом они долго бродили по пустым аллеям парка, но сказать девушке правду Криница так и не решился. Около калитки, захлопнувшейся вчера перед самым носом Сергея, Светлана нерешительно попросила:

— Подарите мне на память вашу карточку.

— У меня нет с собой, — увильнул Криница, — но если хотите…

— Очень хочу, — ответила девушка и, не дослушав его, вынула из сумочки карточку Переверзева.

Серега повертел ее в руках, всматриваясь в темноте в знакомые черты артиста.

— Подпишите, — попросила Светлана.

Что же написать тебе, милая девушка? Снова обмануть тебя?

Серега нерешительно вынул из кармана ручку, стряхнул чернила.

Светлана ждала. Криница хорошо видел, как блестят в темноте ее глаза, как мнут пальцы плетеную ручку сумочки.

— Хорошо, — сказал он и, приложив карточку к калитке, написал прямо на лицевой стороне: «На добрую память Светлане от донецкого шахтера Сергея Криницы».

Немного подумав, добавил: «Смотри и помни».

Пятый месяц отступает взвод лейтенанта Барсукова. Пятый месяц бушующий океан войны крутит эту песчинку в водоворотах сражений, швыряет из огня в полымя. От пограничной речушки до широких донецких степей докатилась она и залегла на склоне глубокой балки. Надолго ли? Позади остались пылающие города и села, Днепр, розовый от крови, холмики братских могил. Из тех, кто отражал первый удар врага, во взводе почти не осталось никого. Несколько раз взвод пополнялся. Обычно это происходило ночью.

— Принимай пополнение! — кричал командир батальона и показывал Барсукову на новеньких бойцов, только что прибывших из тыла. Они робко жались друг к другу, шинели неуклюже топорщились на их спинах. Прислушиваясь к гулу артиллерии, втягивали головы в плечи, ждали, что им прикажет лейтенант. Среди бойцов были люди разного возраста: и совсем юнцы, и люди, много повидавшие на своем веку.