Карлики - Дегтярев Максим Владимирович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/94
- Следующая
Хм, лечиться надо… Что еще?
На стыке тысячелетий — ученые размышляют.
С новой силой интерес к гномам вспыхивает только в начале двадцатого века, и связано это с тем, что в науке возобладала позитивистская точка зрения. Возникла даже такая наука «гномология» (не путать с гносеологией, хотя, этимологически, эти слова очень близки). С тех пор, как те, кто видел гномов воочию, стали интересовать не только священнослужителей и психиатров, но и ученых, выяснилось, что понятие «гном» скорее феноменологическое и относится к группе явлений, таких как: порча людей и одежды, необоснованное перемещение в пространстве предметов домашней утвари, маленькие грязные следы перед буфетом в сочетании с исчезновением еды и крепких напитков, а так же, неожиданные счета за междугородние телефонные разговоры…
Тем не менее, вера в реальность гномов была столь велика, что ученые скорее усомнились бы в существовании тех, кто видел гномов, чем в существовании самих гномов. Были проделаны многочисленные попытки их явного обнаружения. Как уже было замечено, основным признаком присутствия в доме гномов, считается перемещение предметов в отсутствие хозяев. Долгие споры вызывал вопрос, что следует считать «отсутствием». В конце концов договорились, что «отсутствием» субъекта в каком-либо месте, следует считать его присутствие в другом, достаточно удаленном от исходной точки месте, но …
Бог ты мой, кто и когда это писал?! Но главный вопрос в другом — почему эти страницы уцелели. Ответа может быть два: либо нейровирус не пробил защиту над-локусов этих страниц, либо в статье из словаря есть что-то еще, что заставило вирус заинтересоваться именно ею. У меня мелькнула мысль, что вирус мог перепутать гномов с геномами. «Гномы» — «геномы» — слова довольно похожие. Я заглянул в институтские локусы по генетике. Все геномы оказались на месте.
Итак, что-то я все-таки раскопал. Гномы, надо же. Впрочем, «Гномы» — вполне нормальное название для проекта по выведению какой-либо новой породы биороботов-рудокопов. И пусть себе копаются. Может рудокопами в Институте Антропоморфологии и занимались? Кто знает. На всякий случай, я проверил восстановленные ОИБ, но прежде пострадавшие от вируса, локусы. Как и следовало ожидать, слово «гномы» там не встречалось.
Теперь мне было с чем идти в институт. Точнее — лететь. Оказалось, что автопилот моего флаера лучше меня знает, где находится институт — все крупные учреждения заносят в автопилот по умолчанию. Я даже не взглянул на карту — так забавнее — лететь, не зная толком куда. Флаер осторожно приблизился к озеру, стал набирать высоту. Следовательно, институт где-то на востоке. Зря я все-таки не просмотрел маршрут заранее: после набора высоты флаер оказался над облаками, и теперь я действительно не знал куда лечу. Угадывалось только направление — восток-юго-восток. Вылетев за городскую черту флаер снизился, пробил облака и полетел над «трубой» — так называется транспортное средство для тех, у кого нет ничего летающего. Мой флаер — служебный. «Труба» лежит на земле, а внутри нее проносятся капсулы с пассажирами. Сто сорок километров я преодолел за двадцать минут — в этой зоне все еще действовало ограничение скорости. Капсулы в «трубе» мчатся лишь немногим медленнее.
Когда флаер затормозил, мне чуть не оторвало голову. Обычно, когда знаешь, где остановка, можно заранее приготовиться к торможению. Но сегодня был не тот случай и по пути от посадочной площадки до здания Института Антропоморфологии я усиленно растирал шею — было бы крайне неловко предстать перед учеными мужами скособоченным. Дорожка шла через парк. Биологи высадили деревья ровными рядами, а сами деревья вымахали повыше тех карликовых берез, что растут в искусственном лесу вокруг здания нашей организации — я заметил сосны высотою никак не меньше шести метров. Либо высаженные по строгому плану деревья растут лучше чем высаженные хаотично (прямо как люди!), либо сотрудники института знают, как за ними ухаживать. Последнее — более правдоподобно, ведь институт, как-никак, — биологический. В противоположность деревьям, четыре институтских корпуса были расставлены в максимально возможном для четырех одинаковых объектов беспорядке, но, как и деревья, стояли они рядом друг с другом. Корпуса — гигантские кирпичи со скругленными углами и слегка припухшими боками — друг друга не касались, из чего я вывел, что соединены они подземными переходами. Как только я сделал столь логичное умозаключение, я увидел человека в белом халате, спокойно шествующего на высоте двадцати метров от одного корпуса к другому. И без какой-либо видимой опоры. Я снял солнцезащитные очки, потер глаза и на, всякий случай, шею. Человек исчез. Я успокоился, но тут появился еще один и в том же самом месте. Без очков мне удалось разглядеть его получше. Теперь я разочаровался: оказалось, что никакого чуда тут нет — корпуса института соединялись абсолютно прозрачными цилиндрическими переходами. Я бы их и раньше заметил, если бы не светофильтры. Оставшиеся сто метров я прошел, не глядя по сторонам.
5
Я не стал договариваться о встрече предварительно. Если была какая-то утечка информации, то меня, безусловно, там уже ждут. Если нет, то лучше появиться внезапно. Проходная напоминала шлюзовую камеру, только сильно устаревшую. Комлог у меня отобрали, но к этому я был готов — их всегда отбирают. Оружие я предусмотрительно оставил в флаере.
— Назовите цель вашего визита? — спрашивающий неудачно пародировал голосовой симулятор — меня такими вещами не проведешь.
Хм,… цель. Причина есть — Шеф послал, а вот цель… «Назовите дату и цель вашего рождения» — вдруг припомнилось мне непонятно откуда.
— Встреча с Филом Шлаффером. Он на месте?
Что Шлаффер, как и остальные четверо пострадавших находятся в институте, я, разумеется, знал, — иначе, стоило ли ехать.
— У вас назначено?
— Да, — очевидное вранье, но зануда по ту сторону переговорного устройства начал меня раздражать.
— Какую организацию вы представляете? — задал он провокационный вопрос.
— Журнал «Сектор Фаониссимо», — без колебаний ответил я.
Журнал «Сектор Фаониссимо» является нашим рабочим прикрытием. Он и в самом деле существует и даже регулярно публикует всевозможные научные сплетни, собранные со всех уголков нашего необъятного сектора. За всех сотрудников, и за меня в том числе, все пишет один единственный человек, некто Редактор. Статьи он подписывает нашими именами, причем строго выдерживает индивидуальный, специально подобранный для каждого «сотрудника» стиль, который, честное слово, абсолютно не соответствует реальным характерам. Например, мои статьи неглубоки, но остроумны, я позволяю себе слегка иронизировать над серьезными вещами, но не на столько, чтобы вызвать у читателей ответный гнев. Статьи Берха, напротив, слащаво-сентиментальны, полны домыслов и непроверенных слухов, однако — безобидных. Берха просто трясти начинает от возмущения, когда ему доводится читать статьи за своей подписью. Остальные сотрудники делают вид, будто им не смешно.
Ларсон использует в статьях выдуманную им же самим (или Редактором) терминологию и обещает к следующему номеру построить машину времени или расширить Канал до соседней галактики.
Яна в журнале не сотрудничает, поскольку работает в Отделе легально. За подписью Номуры я пока еще ни одной статьи не видел. Какое прикрытие у Шефа — не знает никто, но ходят слухи, что Шеф и Редактор — одно лицо. Лично я этому не верю. Но я готов поверить, что эти слухи распространяет именно Шеф. Ссылаться на «Сектор Фаониссимо» я предпочитаю лишь в случае крайней необходимости, чтобы люди не стали его, паче чаяния, читать. Была еще одна проблема: последний месяц я не читал своих статей, — даже не знаю, о чем они, поэтому, если б вдруг кто-нибудь спросил меня о них, ответить мне было бы нечего.
- Предыдущая
- 6/94
- Следующая
