Выбери любимый жанр

Карлики - Дегтярев Максим Владимирович - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Я откинулся в кресле и положил ноги на стол. Если бы Шеф увидел меня в такой позе, он бы подумал, что у меня нет никакого желания заниматься делом Института Антропомофологии. И он был бы прав. Своим отношением к сотрудникам Шеф в зародыше подавляет любой здоровый трудовой энтузиазм. Берха Шеф в последнее время шпыняет, как мальчишку, хотя тому уже сорок один год, и он один из наших самых опытных сотрудников. Меня, ни словом не поблагодарив за успешно завершенное расследование и, не дав отдохнуть даже пару деньков, загружает новым делом, которое, вдобавок ко всему, еще и не по моему профилю. Когда я не испытываю особого энтузиазма по поводу очередного расследования, я пытаюсь найти разгадку не выходя из кабинета. За те три года, что я работаю в Отделе, мне лишь однажды удалось вот так, сидя в кресле, найти преступника. Что и говорить — статистика печальная, но я не теряю надежды повторить достижение.

Хотя кабинет у нас с Берхом один на двоих, нам в нем не тесно — мы редко видимся с ним на рабочем месте. Обычно, либо я, либо он, на задании. Общаемся же мы, по большей части, через комлог. Он очень замкнутый — этот Берх, слова лишнего из него не вытянешь. Но он мне симпатичен, поэтому я очень обрадовался, когда вдруг услышал знакомые шаги за спиной, скрип соседнего кресла. Берх буркнул «Привет» и напялил нейрокоммутатор. Лично я предпочитаю пользоваться архаичной мануалкой, дабы не терять связь с внешним миром. Для работы это очень даже полезно.

— Привет, — говорю, — ты чего, не в духе?

Мог бы и не спрашивать: кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы Берх был в духе?

— Нет…, ну что за бред! — Берх ударил кулаком кого-то очень виртуального и что есть силы оттолкнулся ногами от стола, отчего его кресло отъехало аж до противоположной стены, а кабель коммутатора едва не порвался.

— Давай выкладывай, что на этот раз.

Молчание и изредка — сопение.

Стоит только побывать у Шефа, как заражаешься его, скажем так, не совсем вежливыми манерами. А с Берхом так нельзя. Он человек легко ранимый и разговаривать с ним нужно деликатно, а я — «Давай, выкладывай». Нет, так не годится. Я сделал второй заход:

— Слушай, мне необходим твой совет…

Таких вещей Берх мимо ушей не пропускает.

— Так бы сразу и сказал. Что стряслось? — вмиг отозвался он.

— Представь себе абстрактную ситуацию…

— Представил.

— Погоди, я же еще не объяснил — какую.

— Тогда она уже не будет абстрактной, — саркастично заметил Берх.

Вот и разговаривай с ним после этого.

— Хорошо, — вздохнув, согласился я, — пусть будет не абстрактная, а более-менее конкретная ситуация…

— Это совсем другое дело, — признал он и тоже вздохнул. Я продолжил:

— Так вот. Представь себе, что есть шестьсот человек и пятеро из них утверждают, что они пострадали от рук неизвестного преступника. Преступник находится среди этих шестисот. Если бы ты был этим преступником, стал бы ты называть себя среди пострадавших?

— А проверить, кто на самом деле пострадал, а кто — нет, нельзя?

— Нет, о преступлении известно только со слов пострадавших.

— В любом случае, глупо причислять себя к жертвам, когда их пять на шестьсот, ведь любой следователь начнет работу именно с них. Вот если бы пострадавших было человек триста или больше — тогда другое дело. Надо все время быть среди большинства — не в жизни, конечно, а в… эээ, — Берх никогда не был среди большинства, оттого и замялся.

— А в конкретной, совсем не абстрактной ситуации, — подсказал я.

— Ты все правильно понял, — неуверенно согласился он.

— Ладно, спасибо, ты меня утешил.

— Не за что… А в каком смысле утешил? — Берх уловил фальшь.

— Теперь мне выбирать не из пяти, а из шестисот…

— Мне очень жаль, — посочувствовал Берх.

— Кстати у тебя такой вид, что тоже невольно посочувствуешь…

Я невольно напомнил ему о его собственных проблемах.

— Да к черту все… — он вскочил и принялся мерить шагами комнату. А чего, спрашивается, ее мерить, и так всем известно — четырнадцать в длину, девять — в ширину.

— Тоже очередное задание получил? — я не оставлял надежды его разговорить.

— Что значит «тоже»? А, ну да, раз ты здесь… Новое, в каком-то смысле, даже слишком новое!

— Не тяни, выкладывай, — я забыл, что собирался быть деликатным.

— Тебе знакома такая аббревиатура — АККО — Агентство по Контролю и наблюдению за Космическими Объектами?

— Не-а, не знаю, я же не космический объект. А что с ними?

— Работу нам подкинули.

— И она досталась тебе?

— Вот именно.

— Так чего тебе не нравится-то?

— Бред, другими словами и не назвать… просто бред.

Информацию из Берха приходилось выжимать по капле.

— А в чем бред?

— Астронавт у них пропал. Понимаешь — взял и потерялся.

— Ну и что?

— А то… представь себе — я теперь должен его искать!

Задание действительно странное. Нет, в принципе, мы подобными делами занимаемся — розыском пропавших людей, я имею в виду. Но не астронавтов — для этого есть космические спасательные службы. И уж во всяком случае, не Берху заниматься поисками людей. Мне — еще куда ни шло. Но у Берха совсем другой профиль: высокие технологии, финансы, на худой конец.

— Так значит, ты только что от Шефа, — догадался я.

— Ну да, сразу после тебя предстал пред его ясными очами…

— Не очень-то они у него ясные… А Шеф как-нибудь объяснил, почему посылает именно тебя.

— Сказал, что все остальные сотрудники заняты.

— А Номура?

— Сказал, что тот молод еще, а в этом деле ему нужен человек опытный… польстил мне, короче.

— Однако странно… — прежде чем я успел закончить фразу, в кабинет заглянул Номура.

— О, легок на помине, — вырвалось у Берха.

Номура не стал спрашивать по какому поводу его поминали. Вот Берх обязательно спросил бы. И я спросил бы. И любой другой — кроме Номуры. Мне всегда было интересно, он по природе такой сдержанный или просто японское имя обязывает вести себя подобающе. Если бы родители назвали меня Номурой или как-нибудь еще по-японски, то я бы значительно спокойнее относился к тому, как коверкают мое имя все кому ни лень. Кроме имени, от далеких предков Номуре достался только тяжелый взгляд исподлобья и необычная перламутровая бледность кожи. Когда я впервые увидел его рядом с Берхом, я попытался сформулировать для себя, чем взгляд одного отличается от взгляда другого. Проницательная Яна нашла ответ быстрей меня. Она сказала, что Номура смотрит, будто читает твои мысли, а Берх, наоборот, старается определить, можешь ли ты прочитать его, Берха, мысли. Работал Номура у нас всего четвертый месяц, и Шеф не ошибался, называя его неопытным. Среди всех сотрудников Отдела моложе него только Яна — ей двадцать шесть, а Номуре — двадцать семь. Все та же Яна насплетничала, что до прихода в Отдел, Номура служил астронавтом-испытателем в Секторе Улисса, но как он оказался у нас, она не знала.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Номура и поздравил меня с успешным завершением дела. Мне показалось, что Номура был бы рад и Берха поздравить с чем-нибудь, но не знал с чем. Я ответил, что, мол, день и впрямь добрый и еще сказал «спасибо» за поздравление. Берх сказал «привет» и отвернулся. Номура ушел так и не сказав зачем приходил.

— А где тот астронавт потерялся? — спросил я Берха. Мне было интересно найти связь между пропажей астронавта и Отделом.

— На Плероме, — обреченно вздохнул Берх.

— Ну ничего себе… — присвистнул я. Связь с Отделом все еще не просматривалась. — Она же вот-вот взорвется!

— Может, Шеф хочет таким образом от меня избавиться? — грустно пошутил Берх, найдя, таким образом, искомую связь.

— Шансы невелики, если серьезно.

— Шефу лучше знать.

Это Берх верно подметил.

— Ладно, успеха тебе… И держи меня в курсе, — добавил я.

Долго засиживаться в Отделе мне не хотелось — не привык я думать о работе на рабочем месте. Дома, почему-то, гораздо легче сосредоточиться. Я переписал все документы по делу Института Антропоморфологии в свой комлог (делать такие вещи строжайше запрещено) и вернулся к себе в термитник.

3
Перейти на страницу:
Мир литературы