Памятное лето Сережки Зотова - Пистоленко Владимир Иванович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/56
- Следующая
- Ну, всякие, на огороде. Есть?
- Нет, - помолчав, ответил Сергей. - У нас в этом году картошка росла, капуста и огурцы тоже. - Он незаметно вздохнул.
На другой день перед школой Таня зашла за Сергеем, хотя это и было ей не по пути.
- Папа письмо прислал, - радостно сообщила она. - Сам написал, мы с мамой хорошо знаем его руку. Одним словом, поправляется. У него были сильные ожоги. И руки все перебинтованы.
Манефа Семеновна приняла Таню не очень приветливо, но девочка была так возбуждена, что не заметила этого. Сергей собирал в портфель книжки, а она все говорила и говорила. Вдруг она увидела в переднем углу икону и лампадку перед ней.
- Сережка, это что у вас?
- Икона, - коротко ответил Сергей и смутился.
- Да? - удивилась Таня. - Вы разве богу молитесь?
- Все хорошие люди богу молятся, - недовольно отрезала Манефа Семеновна.
- И ничего подобного, - смело возразила девочка. - Темные молятся, отсталые. А культурные никогда. Правда? - обратилась она к приятелю, видимо ожидая с его стороны поддержки.
Но Сергей ответить не успел. К Тане вплотную подошла Манефа Семеновна и, грозя пальцем, гневно сказала:
- Такие слова грех говорить! И господь за них накажет! Потому и горе терпим: человек еще от горшка два вершка, а уже богохульствует. С такими речами ты к нам и не ходи лучше. И тебе, девчонке, не пристало к мальчишкам бегать. Бесстыдница! Совсем совесть потеряли.
Таня стояла и растерянно смотрела на Манефу Семеновну... Ведь она ничего плохого не сказала. А что пришла к Сергею, то что же здесь бесстыдного? Ей мама разрешила, и бабушка Фрося тоже. И дома, в городе, у нее были знакомые мальчишки, играли вместе; они к ней ходили, и она к ним. Ну и что же здесь такого? И все дети так поступают. Просто Манефа Семеновна злая, противная...
- А никакого греха и нет, - вдруг опять осмелев, решительно заявила Таня. - Все это выдумки.
Манефа Семеновна даже вздрогнула. Она беззвучно шевельнула губами и, схватив девочку за руку, потащила ее к двери.
- И не приходи к нам больше, - сказала она, открывая перед изумленной девочкой дверь.
Сергей чувствовал, что щеки его пылают. Он понимал, что должен что-то сделать, что просто стоять и молчать ему сейчас нельзя, что это стыдно, но не знал, на что решиться.
- Баб Манефа! - крикнул он и бросился вперед, но Манефа Семеновна, оставив на крылечке Таню, уже спешила к нему.
- Тебе чего? - захлопнув за собой дверь и остановившись у порога, спросила Манефа Семеновна.
Она смотрела прямо на Сергея, глаза у нее были злые-презлые, а лицо покрыто красными и белыми пятнами. Сергей никогда еще не видел такой Манефу Семеновну и даже отступил перед ней назад.
- Чтобы ее духу у нас больше не было. А твоего у них. И без того одна напасть за другой... Говорю перед богом, - Манефа Семеновна глянула на икону и перекрестилась, - узнаю, что ты ослушался, - уеду. В тот же час уеду. Оставайся один. И отцу отпишу, что ты неслух. Вот дождаться бы только от него письма. Сразу же и отпишу.
Таня все же не ушла.
Когда Сергей вышел из калитки, она, присев на корточки, гладила Шарика, охотно подставлявшего под ее ладонь голову и от удовольствия жмурившего глаза.
- Шаринька, видно, узнал меня, - довольно улыбаясь и словно забыв о том неприятном, что сейчас только произошло, сказала Таня. - Но он какой-то грустный стал, а раньше был веселенький. Пойдем?
Сергей кивнул головой.
- Я к тебе больше не приду. Никогда, никогда! Она злая и противная, твоя бабушка Манефа. Она тебя обижает? - вдруг спросила Таня.
- Нет. - Сергей даже смутился. - Это она сегодня такая. А за что ей меня обижать?
- Не знаю, - пожала плечами Таня. - Я бы ни за что не стала ее слушать. Баба-яга - костяная нога. - И опять неожиданно спросила: - Ты тоже богу молишься?
Таня смотрела насмешливо, и было ясно, что этот вопрос она задала просто так, ради шутки, будучи сама твердо уверена в обратном.
- Тоже придумала, - отшутился Сергей и, чтоб замять неприятный для него разговор, поведал о строгом запрете Манефы Семеновны.
- Вот какая змея! - возмутилась Таня. - А ты говоришь - не обижает. Ну, скажи, разве она правильно поступает? Или, может, мы какие-нибудь вредные люди, потому тебе и нельзя ходить к нам? Плюнь на такие ее слова. Она из ума выжила от старости. У нас бабушка Фрося тоже старая, только она совсем другая.
- Да, плюнь!.. Возьмет и напишет папе.
Таня не стала возражать. Какая девчонка или мальчишка согласятся, чтобы папе на фронт написали о них плохое?!
Так Таня и Сергей перестали ходить друг к другу. Зато частенько, когда наступало время идти в школу, Таня выходила за ворота и поджидала Сергея. Если в одно время заканчивались уроки или занятия в пионерских отрядах, то из школы они возвращались вместе, хотя об этом никогда не договаривались.
...Кстати сказать, Сергею не легко досталась пионерская организация. Манефа Семеновна мало интересовалась его ученическими делами, и мальчик почти ничего не рассказывал ей о своей школьной жизни. Сергей стал пионером в третьем классе. Старуха узнала об этом в тот день, когда Сергей давал торжественное обещание и после него впервые явился домой в галстуке.
- Это что у тебя за повязка такая? - спросила Манефа Семеновна.
Сергей объяснил. Старуха молча выслушала. Затем, немного погодя, оделась и ушла из дому. Вернулась поздно вечером.
- Напрасно ты с этими, бог с ними, пионерами связался. Не божеское это дело, по наущению нечистого. Отнеси-ка ты им завтра этот галстук и больше не вяжись с их делами.
- Почему? - опешил Сергей.
- Надо так, Сережа, бог так велит, моя милушка. Слушайся меня, а я тебе плохого не пожелаю. Отнеси и отдай с благодарностью - мол, передумал. Ты мальчишка смышленый, не тянись за такими сорвиголовами, как Селедцовы или же эта... - Манефа Семеновна кивнула головой в ту сторону, где жила Таня.
Сергею давно хотелось быть пионером, он всегда завидовал ребятам, носившим красные галстуки. Теперь такой же галстук и у него, но ему велят отдать обратно. Почему? Вдруг Сергей представил, как он подойдет к вожатой и станет отдавать галстук...
- Баб Манефа, - сдерживаясь, чтоб не разреветься, сказал Сергей, - я не понесу галстук. Мне еще и папа говорил, что, когда подрасту, буду пионером. И ребята засмеют. И так дразнят, что эвакуированных никого не пустили, кулаками называют.
- На глупых нечего обижаться.
- Они не глупые, - возразил Сергей. - А галстук я не отдам. Не отдам, и все.
- Ну-ну, - вдруг уступила Манефа Семеновна. - Не хочешь - не отдавай. Была я давеча у Никона Сергеевича, говорит, что тут один соблазн. Искушение дьявольское. Опять же - грех. Замаливать придется. Как бы из-за него беды не случилось. Решай, Сереженька, сам. Особливо если, говоришь, отец велел. Его наказу я, видит бог, ни за что противиться не стану.
Сергей даже перекрестился, что сказал правду.
Галстука он не отдал...
Незаметно подошла зима. Ударили морозы, засвистели вьюги. Снежные заносы перехватили улицы. В иных местах выросли сугробы чуть пониже деревенских изб. Ребята в школе рассказывали, что такой лютой зимы, как выдалась в этом году, даже старики не помнят.
Однажды во время урока Сергея вызвали из класса. Едва он показался в коридоре, как к нему кинулась Манефа Семеновна и запричитала:
- Сереженька, горемычный ты мой, нету твоего папки...
Какое-то мгновение Сергей стоял словно оглушенный, потом сорвался с места, сам не зная зачем, бросился вдоль коридора и, как был без пальто и без шапки, выскочил на улицу. Пока в школе кто-то оделся да побежал за ним, Сергей уже был далеко. На дворе стоял трескучий мороз, бушевала пурга, но Сергей ничего не замечал, ничего не чувствовал и, задыхаясь, всхлипывая, мчался домой.
На столе он увидел небольшой листок - письмо из райвоенкомата, склонился над ним, пробежал несколько слов, да так и не дочитал: в голове зашумело, комната качнулась, и все поплыло, словно утопая в тумане...
- Предыдущая
- 17/56
- Следующая
