История жены Дьявола (СИ) - "Elena Fors" - Страница 32

— И ты не рассказал мне ни об этом встрече, ни об этом разговоре? — меня аж затрясло от его слов, от его тупости.

— Не придал значения. — очень тихо сказал он, докуривая.

— Захар узнай, ввозили ли нелегальное оружие из Азербайджана последние два месяца и связан ли с этим Эйнштейн. Сделай, пожалуйста, осторожно, не подключай никого, лично. — перевожу взгляд на Майлза, всматриваясь в его лицо. Мне похер на его бледность и виноватый вид, даже если он просто по тупости все разболтал и не мог вовремя проанализировать информацию — он виновен. — ТЫ жив только потому, что за тебя очень сильно просила Алиса. Если подтвердится, что ты олень тупоголовый — я отпущу тебя, но видеть рядом с собой не хочу.

— Лука… я…

— Майлз, мне по… бую. Алан выйди из палаты, она будет закрыта. Майлз остаётся здесь пока не стабилизируется самочувствие, потом его заберут в Химки.

В Химках у нас была база, где были изолированные комнаты, в которых кроме кровати и сортира ничего не было, ему самое оно. Ребята поставят заглушки здесь и камеры, будут следить за ним каждую минуту. Со всех сторон рассматривать как он срет и чем.

Пазл почти собран, не хватает нескольких деталей. Майлз, долбаеб, намеренно или неумышленно, сначала отказывает во ввозе партии оружия, а потом подтверждает Эйнштейну, что у меня появляется пассия и она сидит у меня дома. Но тот уже знал что-то о ней, вопрос — от кого?

Эйнштейн с кем-то, у кого есть ресурсы нанести по мне удар, организовывает взрыв моего дома, чтобы похитить Алису. Удачно, но не достигают цели — ее не было. Тогда к ним, неосознанно подключается Оливер, ему нужна лишь Алиса, как трофей. Она его добыча. И тут, Майлз, вновь, открывает свой рот и выдаёт все. Преподносит все на блюдечке. Остальное перекупить пару людей.

Твою мать. Нет двух пазлов, насколько виновен Майлз, актер или болван, и кто третий человек?

Алиса.

Сижу в темноте на диване, поджав ноги. Все пальцы изгрызены на нервной почве. Страшно до коликов в животе.

Когда раздаётся заветный звук, я подскакиваю, закусываю губу до крови. В дверях на свету стоит Лука. Запах виски, исходящий от него, чувствую даже на расстоянии двух метров.

Сглатываю, моля Бога, что все позади, плохого ничего не случилось. Захар не звонил и не писал, но стал бы, если бы Дьявол спустил курок?

Он заходит, его глаза блестят даже в темноте: злостью и безумием. Напоминает демона из кошмаров с шрамом на лице. Моя выходка не привела его в экстаз счастья, наоборот, вывела только из себя. Я ожидала этого, как и наказание за непослушание, но по другому было нельзя. Когда отойдет, сам поймет.

Он подходит ко мне вплотную, зажимая, сминая, подавляя. На языке вертится заветный вопрос, но так и не решаюсь задать его. Слишком безумный взгляд, слишком бездушные касания.

Лука поворачивает меня лицом к дивану, рывком хватая за волосы и наклоняя вниз, ставя на четвереньки, шурша ремнём.

— Это был последний раз, когда ты вмешивалась в мои дела.

Плавлюсь в его руках и теряю волю. Во-первых, боюсь его, он не ударит меня, не причинит физическую боль, но может отправить подальше от себя, наказать. Для меня это страшнее всего, оказаться в дали, не чувствовать его силы рядом с собой, не питаться ей. Во вторых, от одного его вида и гипнотического взгляда схожу с ума, возбуждаюсь, как потерянная, низменная женщина.

Пять минут назад воинственно настроилась противостоять, не дать ему прогнуть себя, но сейчас ощущая его громадные руки, способные погнуть железо, уже не чувствую себя так уверено. Дрожу.

— Я знаю что ты чувствуешь…

— Не знаешь. — треск джинсовой ткани оповещает меня, что у меня больше нет джинс. Они лежат лоскутами ткани на моих икрах. От его напора меня защищает только тонкая ткань трусов, но это еще та защита. Эта крепость долго не продержится. Даже от его глаз не укроет. Он накрывает ягодицы рукой, сжимает и шлепает. Больно. Звонко. Возбуждающе.

Прикусываю губу и жмурюсь. Он выпускает пар, он злится на меня. На ягодицы снова и снова опускается тяжелая горячая ладонь. Это заводит и пугает одновременно. Шлепки больше игривые, чем наказательные.

Пытаюсь увильнуть; кручу попой, но это его только подзадоривает.

— Ты же не тронул его? Вы говорили? — хочу поговорить с ним, узнать правду, выбросить из головы факт, что сейчас Лука мог убить единственных друзей. Это не может оставить меня даже в эту минуту, но только злю его больше. Может быть нужно было попробовать поговорить после, но сердце слишком сильно колотится.

Лука молча закидывает меня на плечо и несёт в спальню. Ради приличия я стараюсь дергать руками и ногами, хотя по опыту уже знаю, что мои удары не сильнее комариных укусов для него.

Он укладывает меня на кровать, избавляя от джинсовой ткани, раскладывая как ужин, скользя глазами по телу. В них голод и толика грусти, он не издаёт ни слова.

Я упираюсь стопой о его грудь, не давая склониться ко мне, не отталкиваю, но удерживая на расстоянии. Он сжимает руку на моей лодыжке. Крылья носа яростно подрагивают, а я сглатываю.

— Ты поговоришь со мной? — мой голос очень робкий, просящий, я максимально стараюсь его не бесить, не злить и вывести на разговор. Но все безуспешно.

Лука цокает языком, набирает воздуха и выкручивает мою лодыжку, убираю ногу в сторону и растягиваю меня в шпагате. Мышцы не готовы к такому, мне больно, вскрикиваю.

— Мне больно, пожалуйста… ой!

Муж, как хозяин моего тела, устраивается между моих ног и тянется к моим рукам, я пытаюсь выскользнуть. Поднимаюсь на попе вверх к основанию кровати и прячу руки назад.

Его рот кривится в усмешке.

— Ну давай поиграем, Мониша. В шаловливого, непослушного ребенка и его воспитателя. — его голос у самого уха, хриплый. Он прикусывает мочку, спускается к губам, проводя носом по скуле и впивается в рот.

Мое тело загорается, меня словно посадили на электрический стул и поджарили, все горит и я падаю в бездну. Просто плыву по течению, концентрируясь только на его языке, выводящем узоры на моих зубах, небе. Даже не замечаю, как он все таки добирается до моих рук, соединяет их вместе.

Лука отстраняется и лукаво смотрит на меня своими демоническими глазами. Наверное, перед собой он видит взгляд возбужденной женщины, затуманенный и не отражающий нечего, кроме похоти.

Это ложь, что человеком нельзя управлять через его инстинкты, его тело. Еще как можно, он знает за какие струны дергать, чтобы превратить меня в куклу.

Одной рукой он держит мои руки, намертво, ни единого шанса вырваться, а другой вынимает свой ремень. Меня охватывает нехорошее предчувствие и паника, когда он связывает мои руки ремнём и затем привязывает их к изголовью кровати.

Возбуждение уступает страху. Я часто моргаю, чтобы прогнать туман. Открываю рот и не могу сказать ни слова, потому что он снова впивается в мой рот, насилуя его. Мы боремся с друг другом, вгрызаемся.

Дергаю руками, пытаясь освободится, но от каждого движения лишь ремень врезается в руки. Я сижу с поднятыми руками над головой, странная и совсем неудобная поза. Руки начинают неметь.

— Я говорил о том, что ты не лезешь в неприятности, а просто занимаешься своим здоровьем? — он наклоняется ко мне вплотную, устраняя футболку. Сжимая соски, покручивая их. Слегка пошлепывая. От этой жесткой ласки, я прикусываю губу, чтобы не застонать. Волны тепла струятся от груди к низу живота, заставляя меня елозить по кровати в нетерпении и желании.

— Да, но я не…

Лука снова накрывает мой рот, но не целует, а закусывает губу, одновременно оттягивая трусики в сторону и дотрагиваясь до моего клитора. Он просто накрывает рукой, испытывая меня, проверяя как сильно я возбуждаюсь от него. Прикладываю все усилия, чтобы унизительно не потереться самой, потому что промежность зудит и так и просит его.

Голова говорит: «Алиса, нужно собраться», а там, между ног все горит, течёт и просит: «Давай ты уже расслабишься и мы все получим от него вознаграждение.»