История полковника Джека - Дефо Даниэль - Страница 33
- Предыдущая
- 33/80
- Следующая
Господин. А теперь ответь мне, пожалуйста, так же честно еще на один вопрос. Что тебя так задело, когда я беседовал с тем юношей, с карманным воришкой?
Джек. Хотите верьте, хотите нет, ваша честь, но меня растрогало, как милостиво вы разговаривали с несчастным рабом.
Господин. И это все? Только отвечай честно!
Джек. Не совсем. У меня зародилась тайная мысль, что коли вы так добры были к этому несчастному, может, вы и мне посочувствуете и окажете содействие, если тем или иным путем вам станет известна моя история.
Господин. Так, так, а не напомнил ли тебе этот случай твою собственную историю, и по этой причине ты так и разволновался? Ведь я заметил слезы на твоих глазах, потому и велел привести тебя сюда, чтобы поговорить.
Джек. Поистине, сэр, я и сам был испорченным, праздным мальчишкой, никому на свете не нужным. Но тот юноша — вор, его приговорили к виселице, а я ни разу в жизни не представал перед судом.
Господин. Что ж, я не собираюсь выспрашивать у тебя лишнее. Поскольку к суду тебя не привлекали и ты не ссыльный преступник, мне больше нечего выяснять о тебе. С тобой обошлись скверно, это ясно; может, именно поэтому ты так разволновался?
Джек. Да, конечно, ваша честь. (Мы называли его ваша честь или ваша милость).
Господин. Ну, что же, теперь мне известна твоя история. Чем же я могу помочь тебе? Ты упоминал о чеке на девяносто четыре фунта, из которых собирался дать капитану сорок фунтов за ваше освобождение, он еще у тебя, этот чек?
Джек. Да, сэр, он здесь. (Я вытащил чек из-за пояса, где ухитрился прятать его, завернув в бумагу и пришпилив булавками, отчего бумага почти все уже истрепалась; достав чек, я вручил его господину, и он стал читать.)
Господин. Этот господин, который выдал тебе чек, ныне здравствует?
Джек. Да, сэр, он был жив-здоров, когда я уезжал из Лондона, по числу на чеке вы можете судить, когда это было, а уехал я как раз на другой день.
Господин. Не удивительно, что, когда вы причалили к берегу, капитан судна захотел получить от тебя этот чек.
Джек. И я бы отдал его ему, если бы он отвез нас с братом назад в Англию, как я и предлагал!
Господин. Да-а, но он кое-что предвидел! Он прекрасно знал, что, раз у тебя есть там друзья, они могут призвать его к ответу за все его дела. Удивляюсь только, как это он не отнял у тебя чек еще там, в море, обманом или силой?
Джек. Честно говоря, он даже не пытался.
Господин. Что же, молодой человек, решено, я постараюсь тебе помочь в этом деле. Даю слово, если деньги будут выплачены и ты их все получишь, я научу тебя, как действовать, и ты преуспеешь даже больше своего господина, если будешь соблюдать честность и старание.
Джек. Надеюсь, сэр, мое поведение у вас на службе является тому зароком.
Господин. Но ты, наверное, мечтаешь о возвращении в Англию?
Джек. Нет, что вы, сэр, если бы я мог здесь зарабатывать честно свой хлеб, я бы вовсе и не помышлял об Англии, но, чем там прокормиться, я не знаю, коли знал бы, никогда бы не записался в солдаты.
Господин. Хорошо, но я должен задать тебе еще несколько вопросов, ибо, сам посуди, не странно ли записываться в солдаты, когда у тебя в кармане девяносто четыре фунта?
Джек. Я все расскажу вашей чести, если пожелаете, так же подробно, как рассказывал доселе, только это займет много времени.
Господин. Тогда в другой раз. А теперь ближе к делу: хочешь, я напишу кой-кому в Лондон, попрошу зайти к господину, который выдал тебе чек, но не за тем, чтобы взять у него деньги, а только чтобы спросить, имеется ли у него на руках такая сумма и выдаст ли он ее по твоему указанию, если ты пришлешь чек или его дубликат (то есть копию, пояснил он, и хорошо сделал, так как я понятия не имел, что такое дубликат).
Джек. Да я с удовольствием отдам вам и сам чек, сэр, вам я могу его доверить, не то что капитану.
Господин. Нет, не надо, молодой человек, я не возьму его у тебя.
Джек. Прошу вас, ваша честь, согласитесь сберечь его для меня, не то, если я его потеряю, я пропал.
Господин. Я сохраню его, Джек, раз ты просишь, но ты получишь от меня расписку, написанную моею рукой и подтверждающую, что я получил твой чек и верну его по первому твоему требованию, тогда это будет так же надежно, как сам чек, а иначе я не возьму его у тебя.
И вот я вручил моему господину чек, а он выдал мне расписку, и, как покажут дальнейшие события, он оказался надежным хранителем моих сбережений. После беседы он отпустил меня, и я вернулся к работе, однако спустя два часа на плантацию прискакал управляющий, или надсмотрщик, подъехал к тому месту, где я работал, вынул из кармана бутылку и, подозвав меня к себе, предложил глотнуть рому, я из приличия лишь пригубил его, тогда он снова мне протягивает бутылку и на редкость вежливо, совсем не так, как обычно, просит выпить еще.
Это придало мне смелости и весьма приободрило, однако мне оставалось еще неясным, что происходит и последует ли за этим некоторое облегчение моей участи.
День или два спустя, когда мы направлялись утром на плантацию, надсмотрщик опять подозвал меня к себе, дал выпить и протянул большой ломоть хлеба, при этом он сказал, чтобы около часу я кончил работать и пришел к нему в контору, так как ему надобно со мной поговорить.
Я пришел к нему в своем обычном виде — несчастный полуголый раб.
— Входите, молодой человек! — сказал он. — И давайте сюда вашу мотыгу.
Я отдал ему мотыгу, тогда он и говорит:
— Вот так, больше вам не придется работать на плантации.
Я выказал удивление и даже испуг.
— В чем я провинился, сэр? — спросил я. — Куда же меня теперь отошлют?
— Никуда, — ответил он, страшно довольный, — не пугайтесь, все это вам на благо, никто не собирается вас обижать, просто мне приказали сделать из вас надсмотрщика, так что отныне вы больше не невольник.
— Увы! — вздохнул я. — Я — и надсмотрщик? Да разве я подхожу для этого? У меня и платья-то нет, ни белья, ничего решительно, во что бы я мог одеться.
— Ну, ну, — сказал он, — о вас есть кому позаботиться, хотя вы этого не подозреваете, пойдемте со мной.
И он отвел меня в огромную кладовую, вернее, это была цепь кладовых, одна за другой, и, вызвав кладовщика, сказал ему:
— Помогите этому человеку одеться, выдайте ему все необходимое, согласно пункту пятому, счет пришлите мне, так приказал наш господин, расходы запишите на Западную плантацию.
Вероятно, это была та плантация, куда меня направляли.
Кладовщик повел меня внутрь склада, где висело несколько мужских костюмов, соответствовавших выданному предписанию, простые, но для готового платья вполне приличные, из настоящего тонкого черного сукна, которое у нас в Англии идет по одиннадцати шиллингов за ярд; к костюму он прибавил три хорошие сорочки, две пары обуви, чулки и перчатки, шляпу, шесть шейных платков, короче говоря — все, что мне было необходимо. Потом тщательно все проверил, размер и прочее, и, впуская меня в отдельную маленькую комнату, сказал:
— А теперь входите сюда рабом, а выходите джентльменом!
С этими словами он внес туда всю одежду и, закрывая дверь, посоветовал поскорее переодеться, что я охотно и выполнил. Признаюсь, с этого момента я поверил, что судьба моя изменится к лучшему.
Вскоре пришел надсмотрщик, он похвалил мое новое платье и предложил ехать с ним. Меня отвезли на новую плантацию, которая оказалась больше той, где я до этого работал, тут полагалось всего три надсмотрщика, или управляющих, один для дома, а два, чтобы присматривать за работниками. Одного из этих двоих перевели на другую плантацию, и меня назначили на его место, то есть управляющим плантацией; в мои обязанности входило присматривать за неграми и следить, чтобы они не лодырничали и не зря бы ели свой хлеб, другими словами, мне надлежало быть над ними старшим и руководить ими.
Такой успех вскружил мне голову, нет слов, чтобы выразить радость, какую я тогда испытал. Однако тут же следом обнаружилось обстоятельство, которое так глубоко задело меня и так возмутило все мое существо, что я чуть было не потерял свое место, а вместе с ним и расположение нашего господина, который проявил ко мне такую доброту. Дело было вот в чем: приступив к обязанностям, я получил верховую лошадь и кнут, вроде того, какой мы называем в Англии охотничьим хлыстом; на лошади надо было объезжать плантацию и наблюдать, как работают невольники и негры: плантация раскинулась так широко, что пешим ее было не обойти, во всяком случае, трудно было обходить ее так часто и так быстро, как требовалось; а кнут был выдан мне, чтобы учить уму-разуму рабов и невольников, то есть стегать их, если они проявят нерадение или строптивость, словом, совершат какой-либо проступок. Когда мне сказали про это, кровь ударила мне в голову и сердце заколотилось от бешенства: как это я, еще только вчера такой же невольник и раб, как они, живший, как они, под страхом того же кнута, подниму вдруг на них руку, чтобы покарать их с жестокостью, какая заставляла меня трепетать еще накануне. Нет, на такое я пойти не мог! Негры это почувствовали, мой авторитет сразу упал в их глазах, и все дела пришли в полное расстройство.
- Предыдущая
- 33/80
- Следующая
