Серая сталь (СИ) - Земляной Андрей Борисович - Страница 2

– Угу. – Михалыч кивнул. – В принципе, ты можешь его живым не брать. Дел за ним столько, что на него выписан «особый розыскной лист». Помни. Это настоящий зверь. Если он тебя достанет, не знаю, как твои родные это переживут. Все. Давай. – Он на прощание хлопнул Николая по плечу, и уселся на берегу, словно собирался просидеть тут вечность.

Михалыч не сказал Николаю, ещё очень многого. И того, что верный человек уже держит Костю–Ночь в перекрестье оптического прицела Дегтярёвского винтореза ручной работы, и то, какой скандал, их ожидает. Но, это он знал твёрдо, настоящего воина можно вырастить только так. Он натаскивал Николая с тех самых лет, когда неуклюжий и забавный словно медвежонок малыш, первый раз взял в руки оружие – малокалиберный револьвер Лебеля, и неожиданно быстрым движением вскинул его на уровень лица, и вхолостую щёлкнул курком два раза, целясь в пролетающую мимо муху.

Да, он, как продолжатель династии пластунов получал и обычное казачье образование. Уход за лошадьми, разведка, захват пленного и многое другое. Но отец учил его ещё кое чему. Понимать и чувствовать людей, анализировать ситуацию на ходу, принимая решение, и давал очень подробные политические расклады по ситуации в Европе и Азии. Ну а мама тоже не отставала, знакомя сына с действиями различных веществ на организм, медициной вообще и полевой медициной в частности.

И не то, чтобы они хотели воспитать из сына что-то конкретное, но просто раз уж так карта легла, то дать ему дополнительные преимущества в жизни, было бы совсем неплохо.

Вернувшись к лошади, Николай тщательно проверил одежду и обувь, потом рассовал по неприметным кармашкам несколько полезных вещиц, и легко взлетев в седло, тронул Огонька сначала рысью, а потом пустил галопом, направляя жеребца к той самой излучине, где хоронился известный на всю Россию конокрад и душегуб Костя–ночь.

– Стой! Стой кому говорят! – Ошалевший от того, что его тянули за уздечку, и давали шенкелей одновременно, ахалтекинец вылетел на небольшую полянку, и был остановлен крепкой мужской рукой.

Зрелище ломящегося сквозь кустарник жеребца, и мотающегося в седле молодого мужчины в мешковатой одежде, вовсе не напугало матерого бандита. Костя–Ночь, не мог не оценить великолепных статей коня, и поэтому решил вмешаться, вместо того, чтобы по обыкновению тихо исчезнуть в плавнях.

Дело в том, что в табуне, что успел набрать в здешних местах Костя, не хватало жемчужины. Украшения, что делает товар из просто хорошего – первоклассным. И вот, как раз, такая жемчужина сейчас скакала прямо на него, с непонятным недоразумением мотылявшемся в седле.

Огонёк встал напоследок на дыбы, гася скорость, и перевернувшись, Николай мешком упал на землю.

– Спасибо, господин. – Он с трудом поднялся с песка, отряхнулся и прихрамывая подошёл к конокраду, похлопывающему Огонька по морде. – А то этот зверь меня бы точно сегодня приморил. – Он успел увидеть не только хозяина шалаша, но и отметить его инстинктивное движение к голенищу правого сапога, где у него практически наверняка был спрятан засапожник.

– Твой? – Коротко спросил Костя, чуть качнув головой в сторону жеребца и внимательно осмотрел коня, стоившего на рынке в Валахии не менее двадцати тысяч полновесных золотых цехинов.

– Да какое там! – Николай хмыкнул, потирая ушибленное при падении колено и контролируя боковым зрением руки конокрада. – Сынка хозяйского. Мне такого ни в жисть не взять. Обратно поводом поведу. Голова чай не казённая.

– А куда тебе торопиться? – Костя улыбнулся двумя рядами золотых зубов. Чаек вот поспел… Садись. А я тебе потом слово заветное скажу. – Он заговорщицки ухмыльнулся. – Скажешь его и любая лошадь как шёлковая.

– Да? – Николай от удивления раскрыл рот и округлил глаза став похожим на деревенского дурачка. – А не врёшь?

– Да что, ты! – Костя улыбнулся. – Истинную правду говорю. Глянулся ты мне сразу, парень. А я людей за версту чую. Давай-ка я вот тебе чайку налью. С малиной! Он шагнул к костру, и нагнувшись к огню, опустил правую руку к голенищу сапога, где лежал старый ещё дедовский нож с узким лезвием.

Он резко взмахнул клинком метясь в то место, где была шея мальчишки, но вместо привычного шелеста вспарываемой плоти в его голове коротко полыхнула вспышка, и через мгновение конокрад мягко осел на песок.

– Огонька уволочь задумал. – Николай деловито сматывал тонкую плетёную из конского волоса верёвочку, на конце которой висел тяжёлый стальной грузик кистеня. Потом достал из другого кармашка верёвку попрочнее, и специальным узлом связал руки локти конокрада, прихватив его шею петлёй на манер удавки. Потом подумал немного, и ещё одной верёвкой спутал Косте ноги.

– Порядок. – Похвалил он сам себя, и тихонько щёлкнув пальцами, подозвал Огонька. – Давай. Нужно отвезти это Михалычу.

Даже не оглянувшись на подъезжавшего человека, Михалыч на звук определил, что это Огонёк, и что идёт он под двойным грузом.

– Порядок? – Для проформы спросил он, и легко встал.

– Да, дядько. – Николай улыбнулся.

– Ну и славно. – Михалыч подошёл к жеребцу и приподнял за волосы Костину голову. – Хорошо взял. – Прокомментировал он небольшой кровоподтёк на лбу конокрада. – Теперь вези его домой. Это будет твой подарок отцу на юбилей.

– А вы разве не поедете со мной?

– У меня дела… – Он повернулся, и шагнув в тростник, беззвучно словно тень пропал из виду.

Чуть удивившись, Николай направил Огонька в сторону усадьбы. Костя–Ночь, давно уже очнулся, и сначала пытался подкупить мальчишку, а потом перешёл к угрозам. Когда Николаю надоело слушать, про то, как с него снимут живьём шкуру, он, не нагибаясь, наотмашь, хлестнул конокрада ребром ладони под основание черепа, и остаток дороги проделал в тишине.

Двор усадьбы кипел от суеты, предшествующей любому крупному празднику. Увидев Николая со связанным человеком, переброшенным через седло, подскочил с немым вопросом начальник охраны конезавода.

– Пётр Сергеич! Этого на цепь, и глаз не спускать!

– Так это – ж… – Капитан в отставке Егоршин, задохнулся вглядываясь в лицо человека известного по тысячам листовок, распространяемых Главным Управлением Уголовного Сыска Империи.

– Пойду, батюшку обрадую. – Николай передал поводья подбежавшему конюху и поспешил в дом.

– Чего тебе, Николенька? – Отец как всегда, в этот час был занят работой с документами, и ничто, даже праздник по случаю его шестидесятилетия, не мог нарушить сложившийся годами распорядок дня.

– Я на минутку, пап. – Николай подошёл ближе. – Я тут тебе подарок привёз. Взглянуть не желаешь?

Боярин поднял голову от бумаг.

– Ну пойдём посмотрим. – Он неожиданно улыбнулся и потрепал сына по голове. – Чего ты там добыл.

С появлением боярина, работники во дворе, казалось, получили дополнительное ускорение, и забегали с немыслимой скоростью, что, впрочем, не помешало Белоусову с сыном, подойти к столбу, на котором повис в цепях Костя–Ночь.

Он, почувствовав внимание в себе, поднял окровавленную голову и криво ухмыльнулся щербатым ртом.

– Кто его так? – Качнул головой боярин.

– Прохор. – Начальник охраны виновато развёл руками. – У него – ж пять лет назад конокрады трёх лошадей увели. Если бы не вы, Александр Денисыч, вся семья бы по миру пошла. Вот и не удержали.

– Добавить, что–ли? – Задумчиво произнёс боярин, и зачем–то посмотрел на небо.

– Александр Денисыч, становой пристав уже едет. – Нейтральным тоном произнёс Егоршин. Он прекрасно понимал, как именно может добавить тот, кого турки прозвали Элюм-паша, что можно было перевести как Господин Смерть.

– Ладно. – Белоусов кивнул. – Как прибудет, сразу проводи ко мне. Хочу ему пару слов сказать. А то, зачастили к нам конокрады.

Праздник, собравший огромное количество гостей не только со всего юга России, но даже из столицы быстро утомил Николая, а особенно необходимость беседовать с каким–то нереальным количеством людей, спешивших представить ему очередную дочь или племянницу, причём обязательно с долгими рассказами о превосходных качествах девицы.