Отрочество (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 17

Оно про Государыню, которая Ливадию посетила, это да! Событие! Такие все чины придворные, даже которые дамы. В мундирах мущщины все, да при орденах. Авантажные!

Или реклама одёжки от «Мюр и Мерилиз», тоже интересно. Она такие заметки вырезает и хранит в баночке из-под леденцов, выпрошенной у гордячки Тамарки. Ей часто ухажёры дарят всякое такое!

Перебирает иногда резаное, и себя в одёжках таких представляет. Или в Ливадии, фрейлиной при Дворе. Может, она тоже эта… дочка графская! Выкрали в младенчестве цыгане, да подкинули на воспитание. А потом её найдут, в объятиях у маменьки с папенькой поплачется всласть, да замуж за одного из этих, с орденами. Ва-ажной бы стала дамой, да небось не хужей прочих!

— Сколько, говоришь?

— Пока не говорил, — усмехнулся вредный мальчишка, — мне в нескольких цехах побывать надобно. Смогёшь? Так, штобы не просто мимобегом в ночи, аки тать, а за работой понаблюдать.

— За работой, — Полина понимающе кивнула, и в душе её будто расправилось што-то. Как же, репортёр! Конкуренты небось наняли, штоб прознать всё! Наняли и наняли, не её то дело. Не керосинщик, и то ладно.

— В нескольких? — девушка закусила закровившую губу, с трудом собирая непривычные к тому мысли, — можно…

— Не слышу в голосе уверенности! — оскалился нахалёнок.

— Да можно! — затараторила девушка, — Договариваться только придётся. Делиться! Никак не меньше ста рублей за такое!

Сказала, и дыхание затаила. А ну как и даст? Без торговли? Там всей делёжки — сторожу казёнку принести, в знак уважения вроде. А уж нору устроить этому мальчишке, она и сама! Пусть хоть обсмотрится. Но если вдруг што, то знать ево не знает!

Попросится у мастера лишнее поработать, а там и ночевать при заводе останется. Не она первая, не она последняя! Тогда-то водка сторожу и пригодится. Вроде как уважение.

А сто рублей, то оно и ого! Приданое!

— Сто, говоришь? — мальчишка задумался, и Полина напрочь перестал дышать. Странноватая усмешечка, и кивок, — А пожалуй, што и да.

Девушка выдохнула…

— Уговор, — продолжил он, — но с условиями!

Мокрое от пота мальчишеское тело двигалось медленно, замирая иногда на пару секунд. Сквозь стиснутые зубы вырывалось иногда сиплое дыхание. Последний судорожный рывок… и подбородок коснулся перекладины.

— Тридцать два, — подытожил я вслух, спрыгивая вниз, — неплохая проходочка! Завербованная девушка вызывает у меня некоторые сомнения, но увы и ах, возраст накладывает немалые ограничения.

Условились на авансе в двадцать рублей, и вся надежда только на жадность Полины. Проинструктировал вроде, но сомнения точат червяками. Ни разу не интеллектуалка, н-да… Впрочем, интеллигентные и артистические люди без надлежащего опыта, в таких делах как бы не опасней натур примитивных.

— Ванятка! — певуче позвала меня хозяйка, — Иди сюды, шти готовы!

— Чичас, Степанида Федотовна, помоюсь только!

Хозяйка ко мне благоволит, но не забывает брать двадцать копеек каждый день за койку и весьма постную пищу. Она не местная, привезённая давно покойным мужем из центральной Расеи, да так и не переняла здешнего говора и обычаев.

— Как с местом? — поинтересовалась она, когда я выхлебал щи. Скудноватая пища для начала дня, но чем, как говорится, богаты!

— Сиводня встречаемся, смотреть меня будут.

— И то! — Степанида Федотовна мелко перекрестилась и начала допытываться подробностей. Скушно! Дети у ней давно взрослые и живут своими домами, вполне благополучно и сыто. Но не близко! Зовут мать к себе, но баба понимает, што здесь-то она хозяйка, пусть даже и с внуками не тетешкается, а в чужой дом приживалкой придёт.!

— Ну, ступай! — отпустила она меня наконец, — Совсем меня, старую, заговорил!

Я заговорил!? Но спорить с бабой, а тем паче глупой, самому дураком надо быть. Только пятки мои грязные сверкнули через порог.

Забор штурмовал, когда до смены рабочей час ещё оставался.

— Позже ещё не мог?! — прошипела на меня Полина, хватая за рукав, едва я перевалился в заводской двор в условленном месте, — Пошли!

«— Противолодочные зигзаги» — выдало подсознание, и вместо ответа, што же это такое, дополнив песней про жёлтую подводную лодку.

Запоздало захотелось сказать Полине, што времени ещё пяти утра нет, и до смены рабочей чуть не час, но передумал. Известное дело, баба!

В высоком цеху стальным лесом высится переплетение железных балок с установленными на них механизмами, изрядно обросшими чем-то ракушечным. Промеж балок и механизмов балочки поменьше, а ещё брус и доски — ходить, значица. Ну и харахура всякая навалена.

— Давай, давай, — торопила она меня, зло подпихивая в зад острым кулачком, — лезь! Вон мешки наверху, я там раздвинула в серёдке, пролёзешь!

Взобравшись наверх, я пробежал к мешкам, зачем-то сутулясь в напрочь пустом цеху, и ввинтился в серёдку.

«— Зря ел» — мелькнула запоздалая мысль, — «и воды надо было побольше выпить».

Гудок, и цеха начали наполняться работниками. Ещё гудок…

… и час спустя я проклял всё на свете! Читывал, што в сахарном деле применяется известь, но как-то не додумался, а каково оно? Провести так хотя бы несколько часов?

Внизу перетаскивали известь, гасили её в ёмкостях, разбалтывали… Работники внизу замотаны наподобие мумий, даже и глаза не видны. Пыль, мельчайшая известковая пыль и водяная известковая взвесь, заполнили помещение цеха. Столбом, под самую крышу! Засаднило горло, не спасает и заготовленная повязка. Глаза ажно режет, будто иголочками тычут маленькими, и тело всё обчесалось — его-то тканями не обмотал! Ух, сколько открытых места нашлось. Да и закрытых… как только в штанах зачесалось да зазудело, то думаю — всё! Терпеть невмочь, и была не была, вылез!

Где на четвереньках, а где и по-пластунски — к одному из продухов. И жду, што вот-вот… обошлось, не закричали. Не смотрят они наверх-то, да и где там што разглядеть, в тумане этаком?

Голову в продух высунул, и дышать, дышать! Гадость всякая известковая вьётся в воздухе, но уже — мёд и мёд. Продышался, и вылезти захотелось, ан шалишь! Далековато до земли, а зацепиться по дороге некуда.

Ну, куда деваться? Пополз… чудом, не иначе, по балкам в соседний цех попал, они там неплотно к стенам примыкают, есть зазоры. Ввинтился. Голова еле-еле, ну и я весь за ней протиснулся.

А вонь! В костопальню[13] попал. Пылища чёрная, угольная, сразу на зубах заскрипела. Жар! Вонища из соседней квасильни[14] шлейфом тянется! Не то што до блевоты, а чуть не обморока.

Я по балкам дальше, как гордый лев — на четвереньках. Вниз даже и глядеть не хочу, только «Зря полез, зря полез!» в голове крутиться. И никаких мыслей больше!

Пересилил себя, репортёрское взыграло. Ретивое. Поглядел всё-таки. Дети внизу, даже и совсем маленькие есть, чуть не меньше десяти годков. Кто крупку горячую дробит, кто таскает што-то.

Из костопальни удалось таки вылезти на крышу, здесь она покатая мал-мала. Продышался, отошёл малость, и того… писюн обмыл сцаками. Как исхитрялся-то, и вспомнить стыдно, но стыдно не видно, а жжёт оно сейчас!

Отдышался, и всё-таки — надо! Зряшно, што ли, всё это было? Надо дела до конца доводить, просто для самоуважения.

На четвереньках по крыше металлической двигаюсь, для незаметности и нетопотливости. Да сам радуюсь, што облачно сегодня, а то как на сковородке карасём.

В квасильню заглянуть попытался, но так и не смог, около продуха ещё рвать начал. В желудке-то ничего, даже и воды нет. Думал, сам желудок и выблюю! И это я-то, который в больничках горшки ночные выносил, и от говна да гноя людей обмывал.

Заглянул в одно, а там прачечная. Жар, влажность, духота из продуха шибает, как из парной, когда туда солдат после учений битом набили. И девки голые.